Тревор поморщился, осуждающе взглянув на него, затем на Мириам. Ее отвлек пастор, вручая большой серебряный кувшин. Она непременно окатила бы главу караула водой, заметив на себе этот полный отвращения взгляд. Наудачу она будто спряталась где-то глубоко в себе, подальше от неприятного всем ритуала.
— Уверяю, — Тревор вспомнил про незавершенную беседу, пока девушка наполняла чашу, шепча заговоры себе под нос. — То, что происходит здесь — не моя воля. Я…
— Я взываю к Создателю, своею волею наделившего чародея, что стоит передо мной, своим даром, — Мириам заговорила прежде, чем глава Священного караула успел оправдаться, и вручила ему наполненную чашу. — Мы, его смиренные дети единого Творца, испиваем этот сосуд, не замышляя друг против друга дурного.
Ивэн, слушая голос Мириам, ставший монотонным и тягучим, принял чашу их рук Тревора и поднес ее к губам. Вода сковала горло леденящим холодом, и он едва сдержался, чтобы не закашляться. Он передал чашу Роллэну, который, все еще оцепеневший, не сразу принял ее — он глядел на Мириам своими блекло-зелеными глазами и нервно кусал усыпанные веснушками губы.
В конце концов, чаша вернулась на свое место в центре алтаря, а девушка все твердила заученные слова.
— Магия дарована Создателем как благо, но великая тьма обращает ее во вред служением крови и смерти. Пусть этот сосуд явит нам, чему покорен чародей, что стоит перед нами. Да укрепится Его свет, да не утаится тьма.
Мириам взяла протянутую руку Роллэна, легонько сжала его ладонь. Ее пальцы уже лежали на усыпанной янтарем рукояти красивого резного кинжала, что выковал для нее его отец. Лезвие проскользнуло вдоль ладони чародея легким заученным жестом. Вода в чаше, стоящей на алтаре, капля за каплей стала окрашиваться красным. Этого было достаточно, но Роллэн вдруг сжал пальцы в кулак, и алая кровь полилась из его вспоротой ладони тоненькой струйкой. Он твердо и злобно глядел на главу Священного караула. Ивэн, который успел его хорошо узнать, никогда еще не видел такого — ему представлялось, что юноша и вовсе не способен испытывать ненависть. Но сейчас он наблюдал чистейшее ее проявление.
— Да укрепится его свет, — завершать ритуал в Дагмере полагалось королю, и это давалось ему легко. Он не видел крови, искаженной темной скверной.
Воины Священного караула с грохотом своих тяжелых доспехов разомкнули круг, выстроившись в две линии по обе стороны алтаря. И первым его покинул Роллэн, оставляя за собой красные капли на каменном полу. Ему навстречу уже спешила сестра и оба уселись на скамью. В ее руках мелькали белые повязки, а ее миловидное лицо все еще было искажено тенью беспокойства. Ивэн было направился к ним, но взгляд Анны, брошенный ненароком, остановил его.
«Если бы я хоть что-то мог для них сделать. Хоть что-нибудь», — подумал он, и, обернувшись, едва не столкнулся с Тревором, следующим за ним по пятам.
— Как ваши ребра, сир? Ваш вид все же сильно пугает меня, — вдруг выпалил он заговорщицким шепотом, но не сомневался, что каждый караульный слышал голос короля — все их маски как одна устремились на него своей темнотой.
— Благодарю, Ваше Величество, но ваше беспокойство напрасно. Я великолепно себя чувствую, — сдержано ответил Тревор, жестом распустив своих воинов. Они шумно направились прочь из храма.
— Я слышал, что лекарь, поднявший вас на ноги, сотворил настоящее чудо. Кто это был? Я считаю своим долгом знать о каждом выдающимся чародее или маге. Мысли о них греют мою душу. Так я чувствую, что Дагмер был отдан Брандам ненапрасно.
— Это был мальчишка Локхартов, и я не верю, что вы не знали об этом. Что вы желаете от меня?
— Я хочу, чтобы вы помнили о том, кто это сделал, — Ивэн продолжал говорить с Тревором, игнорируя тревогу, замершую в воздухе. — Вы не способны на благодарность, но я попрошу помнить, что Роллэн Красный помог вам избежать смерти, прошу думать об этом каждый раз, как только вам захочется снова омрачить его жизнь и жизнь его семьи.
— Вы очень юны, король, — глава Священного караула отшатнулся назад и сощурился из-за света, упавшего на его землистое лицо. — Со свойственной юности заносчивостью вы думаете, что весь мир вращается вокруг вас, вашей короны и ваших людей. Чем раньше вы увидите, что им не чужды зависть и подлость, тем дольше сможете удержать свою власть. Я верю, что однажды вы откроете глаза и поймете, насколько я необходим вам. Но вы устыдили меня. Теперь позвольте покинуть вас. Я спешу выразить благодарность сиру Стейну — он вырастил прекрасного сына. Им может гордиться весь Дагмер.
Лица Локхартов перекосились от удивления, когда Тревор оказался рядом с ними. Ивэн уже не слышал его, да и это было ни к чему. Он не хотел слушать слов, предназначенных не ему, а семье, о которой он мечтал, но никогда не имел.
Он предпочел наконец вырваться из храма и, оказавшись за его дверями, тихо улыбнулся, вспомнив тот день, когда он впервые стоял у его стен. Теперь все вокруг сверкало от изморози, искрилось в лучах холодного зимнего солнца. Он не мог принять, что когда-то смотрел на Дагмер со страхом. Прошло время, и теперь его переполняла любовь к реке Рейе, скрывшейся подо льдом, Великому морю, подпирающему горизонт, к высоким горам, укрытым снежными одеялами и даже город, его серые крыши, теперь приятно радовали глаз. Ему нравилось все, что он видел: от ступеней, на которых он стоял, до самого горизонта. Он не знал никогда прежде такого голубого неба и снега, наполненного ослепительными искрами. На площади перед храмом воины Священного караула забирались в седла своих коней, тут же дети играли, подбивая друг друга снежными комками, лоточник зазывал купить свежий хлеб. Город жил своей жизнью, являя приятное постоянство.
Дверь храма ухнула раз, другой. Ивэн услышал шаги Мириам. Он предвидел, что она вновь зла, как оса, — так было всякий раз, когда Морган заставлял ее проводить ритуалы в Дагмере. Но ее голос оказался мягким, когда она обратилась к нему.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, мой король, — она переживала за него искренне и ее слова не обратились в высокомерные нравоучения.
— Однажды все изменится, — пообещал он ей. — Я не знаю как, но мне предстоит избавить город от надзирателей. Ради таких как ты и Роллэн. Или даже ради себя, — он подмигнул девушке и поправил простую брошь, которой та закалывала накидку.
— Никто не должен знать о том, кто ты такой. Слышишь? — Мириам зашипела и перехватила его руку. От прежней осторожности в ней
