рассказываешь, что «Торпедо» сегодня билось за него.
— А если ему коньяк нельзя? — Пробормотал растерянный ассистент.
— Не волнуйся, коньяк не пропадёт, — ответил я, поглядывая на команду. — Поэтому возьми сразу два. Мужики, кроме шуток, давайте с этим делом поскромнее. Хотя бы до среды.
— Правильное предложение, — согласился вратарь Коноваленко. — Но тогда Виталич возьми сразу три, чтобы было за что терпеть. А теперь давай на лёд, пока мышцы не остыли.
Глава 28
Во вторник 21 сентября на утреннюю тренировку вышли не все. После победы над бронзовыми призерами чемпионата СССР армейцами с Невы со счётом 6: 2, не все оказались в надлежащей форме и настроении. Точнее кроме меня, моих «пионеров», Ковина и Скворцова, на лёд выехал восемнадцатилетний Витя Доброхотов и третий вратарь Володя Минеев, двадцати лет от роду. Тем более тренера Прилепского оставили под надзором врачей ещё на один день, и дисциплина упала до полного нуля.
* * *
Накануне вечером в ресторане гостиницы гудели до полуночи, причём не только мы. Лично я попил сока, пригубил парочку чашечек кофе, посмотрел на это безобразие трезвым взглядом, и хотел было уйти, как ко мне подсел тренер СКА Николай Пучков.
— Не пьёшь? — Удивился он.
— Почему? Пью, — улыбнулся я. — Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…
— Я смотрю, ты с юмором, — хмыкнул Николай Георгиевич. — А где так научился силовую борьбу вести? Я такие приёмы видел только в Канаде.
— Учился я, как и все дети по книжкам, — начал я заливать. — Помните как у Сервантеса, Дон Кихот разогнался и как дал в ветряную мельницу. Вот и я так же. Не думал, что ваш Козлов такой нервный.
— Я знаю, ты в «Торпедо» на просмотре, — Пучков наконец-то перестал ходить вокруг да около. — Я уже начальнику команды Пецюкевичу сказал, что хотел бы тебя видеть в СКА. Квартиру дадим через год, машину без очереди поможем купить. Подумай. Ленинград — это тебе не Горький. В Европу ездим часто, на Кубок Шпенглера выезжаем.
— Заманчиво, хорошо, я подумаю, — я пожал руку легендарному вратарю ЦСКА и сборной СССР.
* * *
— Молодежь! — Гаркнул я на юниоров, — Пошли по кругу за мной, сейчас небольшая разминка и потом поиграем двое надвое. А то вдруг Прилепского не выпишут, доигрывать придётся так, впятером.
«А ведь по сути, если убрать Коноваленко и Витю Щевелёва, которым чуть за тридцать, то я в „Торпедо“ один из самых старших, — думал я, командуя своей небольшой группой. — Двадцать пять, для хоккея семидесятых — это уже хороший возраст. И кое-кого в двадцать восемь уже начинают списывать в утиль. А в нулевых — двадцать пять ещё пацан!»
— Пионеры, — я резко затормозил, — давай ещё пару кругов, а я пока поработаю с Минеевым. Вставай в раму Володя, буду из тебя делать вратаря мирового класса. Кстати, как тебе наш заводской вратарский шлем?
— Козырная масочка, — улыбнулся белобрысый деревенский паренёк. — Еле у Сергеича выпросил. Когда всем такие сделают?
— Это когда вы бухать перестанете. Держи, первая пошла! — Я легонько бросил в левый нижний угол.
Вратарь отбил шайбу своей специальной клюшкой, которую в простонародье именуют ещё «гитарой» из-за широкой нижней части. Вторую шайбу я опять запустил низом с кистей, но уже со всей силы в правый нижний угол, и она затрепетала в сетке. Третью опять шмальнул низом в левый, и снова гол. Четвертая полетела в правый, и Минеев вновь был бессилен.
— Знаешь, почему не можешь отбить? — Я сделал небольшую паузу. — Стойка у тебя высокая, старомодная. А ты сядь в «баттерфляй», колени сделай вот так, чтобы щитки перекрывали весь низ ворот. Маска-то чётко лицо закрывает, играй низко.
Володя Минеев немного помялся, растяжка у парня была хорошая, приноровился и сел, разведя колени в стороны. Затем попробовал в такой стойке поперемещаться влево и вправо. И тут подъехали пионеры из отряда Вали Котика, и начали потешаться над голкипером и над его нелепой позой.
— Поржали, мелкососы?! — Рыкнул я. — А теперь попробуйте Володю низом пробить. За каждую незабитую шайбу делаю подзатыльник.
— А в книжках пишут, что детей бить нельзя, — возразил Сашка Скворцов.
— Теперь позвольте пару слов без протокола: Чему нас учит семья и школа? — Съязвил я. — Сейчас я вам устрою «Педагогическую поэму» Макаренко, ёшкин кот. Работаем, я сказал!
* * *
В тот же вечер после второго периода хоккейного матча с «Локомотивом» из Москвы, мне яростно хотелось чьей-то смерти. И если ленинградскому СКА, который был бронзовым призёром высшей лиги, лететь 5: 4, было бы не стыдно, то команде, которая лишь в прошлом сезоне выиграла первую лигу, проигрывать было зазорно.
— Мужики! — Я вошёл в раздевалку, с трудом сдерживая, кипящую внутри злость. — Я место одно в Череповце узнал, водки хоть залейся, три рубля ведро. Шашлык — почти даром. А женщины, какие туда заглядывают, сиськи — во! Как арбузы.
— Чё правда? — Заулыбались некоторые игроки команды. — Три рубля ведро?
— Нет, два девяносто, а иногда и два восемьдесят пять, — у меня непроизвольно сжались кулаки. — Ну, двинули гуливанить? На что нам эта игра сдалась? Прилепский в больнице, Виталич из номера выйти не смог, ослаб после ночной вечеринки, больше полкоманды пиваса прямо в день игры насосалось! Мы же эти, гроза авторитетов! Бронзового призёра бахнули, а команде первой лиги сливаем! Если бы у «паровозов» было бы побольше мастерства, то они бы нам не пять забили, а пятнадцать!
— Ты бы это, не выступал! — Поднялся со своего места капитан Лёша Мишин. — Ты в команде на птичьих правах, ты вообще никто!
— Пока я на этот кубок Гагарина и Белова заявлен, пока я со своими пионерами команду тяну, и все четыре шайбы сделали мы, то я тут кто! — Я вынул первую попавшуюся мне запасную клюшку и херакнул её о стену, после чего деревянные осколки разлетелись по всей раздевалке. — Эту игру я не позволю отдать! А дальше хоть прямо на льду закусывайте, но без меня. Кто не согласен, подходи по одному, въебу!
— Чё сейчас конкретно предлагаешь? — Спросил со
