На лице Кендала играла торжествующая улыбка. Я знала, что сейчас он мысленно мчится по бескрайним полям верхом на пони.
Внезапно он перестал улыбаться и забеспокоился:
— Вы больше никому ничего не подарили.
— В самом деле. Мы так увлеклись твоим пони… Так, Жанна… что же ей подарить?
Кендал снова прошептал ему на ухо.
— Пожалуй, хорошая идея. Подойди сюда, Жанна. Я приколю это тебе на платье.
— Какая чудесная брошь! — воскликнул Кендал.
— Разумеется, — кивнул барон. — Она сделана из бриллиантов и изумрудов. К тому же очень идет нашей Жанне.
— Спасибо! Спасибо! — расчувствовалась Жанна, искусно подыгрывая барону. — Я и не мечтала о такой броши.
— А теперь мама, — сказал Кендал. — Что вы для нее приготовили? Это должно быть нечто очень красивое.
— Так и есть, — ответил барон, беря меня за руку и делая вид, что надевает мне на палец кольцо. — Вот! — воскликнул он. — Не правда ли, оно изумительно! Это фамильная ценность.
— Настоящее золото? — спросил мальчик.
— Настоящее не бывает. А синий камень… это сапфир. Самый чистый сапфир в мире. Остальные — бриллианты. Это кольцо хранится в моей семье уже много поколений. Его торжественно вручают каждому продолжателю рода.
— Это такое кольцо, которое дарят невесте?
— Именно! — воскликнул барон. — Как ты это узнал?
— Узнал, и все тут, — с важным видом ответил Кендал. — Так, значит, моя мама теперь…
Он умоляюще смотрел на барона. Несколько мгновений никто не произносил ни слова.
— В таком случае, — нерешительно произнес Кендал, — вы становитесь моим папой. Я очень рад. У меня никогда не было папы. У других мальчиков есть, и я всегда только мечтал о папе.
Я едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не выбежать из комнаты, с трудом скрывая нахлынувшие на меня чувства.
Вместо этого я заставила себя произнести:
— Теперь моя очередь дарить подарки.
Мы принялись играть в «Угадайку». Это была старая игра, но Кендал ее очень любил. Один игрок загадывал какой-нибудь предмет, а остальные пытались отгадать, что он имел в виду.
Затем, в виде праздничного исключения, мы съели еще по кусочку солонины, хотя благоразумие говорило мне, что было бы лучше оставить ее на следующий день.
Но сегодня было Рождество, самое странное Рождество в моей жизни, и, несмотря ни на что, я отнюдь не чувствовала себя несчастной.
* * *
После Рождества обстановка опять изменилась, потому что возобновился обстрел. Было похоже на то, что вражеский огонь был сосредоточен на оборонных сооружениях, а не на центре города, потому что больше всего пострадали форты Ванв и Исси.
У нас больше не было ни солонины, ни других деликатесов. Барон признался мне, что хозяин «Ананаса» все эти месяцы хранил продукты специально для него. Предполагая наше пребывание в осажденном Париже, барон таким образом принял необходимые меры предосторожности.
— Я думал, что успею увезти тебя, — рассказывал он, — но решил на всякий случай подготовиться. Как оказалось, не напрасно. Я позволил трактирщику забрать себе половину всех продуктов. Просто хранить их, не имея возможности накормить голодающую семью, было бы слишком сильным соблазном. Я удивился, что он все не забрал себе. Даже при таких обстоятельствах он боялся «мсье барона»!
Последние слова были произнесены с гордостью, и я подумала: на самом деле он не изменился, его всего лишь смягчили обстоятельства, в которых мы сейчас оказались. Если жизнь вновь войдет в нормальное русло, он тут же станет прежним.
А возможно, и нет. Наблюдая за тем, как барон играет с Кендалом, нельзя было не прийти к мысли о том, что их связывают глубокие и прочные чувства. Мне это было приятно, хотя и вызывало определенные опасения.
Теперь меня радовали их взаимоотношения, но я часто спрашивала себя, что произойдет, когда мы покинем этот странный, похожий на сон мир, где оказались по воле капризной судьбы.
Наступил январь. Жанна приносила с улицы вести о людях, умирающих голодной смертью. А также о кровавых преступлениях. Парижане слишком ослабели для массовых беспорядков, но ради собственного спасения многие были готовы на все, что угодно.
У нас почти не осталось продуктов. Барон заявил, что у него огромный запас жизненных сил, поэтому он почти не нуждается в еде. Я заметила, что он часто отдает свою порцию Кендалу. Это тронуло меня, как и все остальное, что он делал для моего сына, и я почувствовала, что уже почти люблю этого человека.
Погода немного изменилась. Холодный ветер утих, и выглянуло солнце. Я ощутила непреодолимую потребность выйти на улицу, но решила никого не предупреждать о своих планах, потому что знала, что домашние неизбежно станут возражать и попытаются воспрепятствовать моим намерениям.
Вражеские пушки молчали, и в военном плане на улицах было почти безопасно. Должно быть, пруссаки поняли, что самым эффективным способом вынудить парижан к сдаче является голод.
Позже я пожалела, что отправилась на эту прогулку. Никогда не забуду того малыша. Он сидел, прислонившись к ограде, очень похожий на Кендала, по крайней мере, сзади. Сначала я решила, что ребенок от слабости потерял равновесие, и подбежала, чтобы помочь ему.
Когда я коснулась его плеча, он упал на спину, бледный и холодный. Должно быть, ребенок умер несколько часов назад… умер… от голода. Я уже ничем не могла ему помочь. Если бы у меня и была с собой еда…
Я стремглав бросилась бежать домой.
В вестибюле меня встретил Кендал.
— Ты выходила на улицу, мама?
— Да… да… совсем недалеко.
— Там солнышко, — вздохнул он.
Солнечные лучи падали на его лицо, подчеркивая бледную кожу и тусклые глаза, которые когда-то были такими яркими и живыми. Это исхудавшее личико…
Я отвернулась, потому что не могла больше на него смотреть, и прошептала:
— Господи, пусть этот кошмар закончится. Не допусти, чтобы это случилось с… только не с Кендалом.
Барон, хромая, подошел, взял меня за руку и увлек в свою комнату.
— Что случилось? — спросил он, когда мы остались одни.
Я припала к нему, едва сдерживая рыдания.
— Скажи мне, Кейт, — ласково произнес он.
— Ребенок… там, на улице… мертвый ребенок… мальчик… похожий на Кендала.
Он погладил меня по голове.
— С нашим сыном все будет в порядке. Это не может продолжаться вечно. Им придется покончить с этим. Скоро, уже совсем скоро. Иначе и быть не может. Мы выживем.
Я стояла, прильнув к нему. Он крепко обнял меня и продолжал:
— Не сдавайся. Это на тебя не похоже. Уже скоро.
