— Прости меня, Рут.
Прости, что тебе пришлось совершить это зло. Прости, что мой ребенок мертв. Прости, что нам теперь предстоит жить с тем, что ты сделала.
Он погладил ее по голове и сел рядом на диван.
— Я виноват, что не поддержал тебя.
Может, ему надо было подумать об их совместном будущем, а не о своей собственной карьере…
— Да, возможно, мне было бы легче, — ответила Рут, не до конца понимая, что он хотел сказать. Она повернула к нему заплаканное лицо и нежно провела пальчиками по рубашке. Он почувствовал, как она вся дрожит.
Внезапно Корбана охватило сильное желание обнять ее и успокоить.
16
— Вчера вечером звонила Энн-Линн и сказала, что собирается праздновать День благодарения в Окленде. — Сообщая эту новость, Нора наливала Фреду кофе. — Вместо того чтобы приехать домой, моя дочь проведет каникулы у своей бабушки. — Она со стуком поставила чашку на стол, раздраженная тем, что он не может оторваться от газеты. — Ты слышал, что я сказала?
— Слышал, Нора. Я уже знаю об этом.
— Откуда?
— Энни позвонила в прошлую среду и рассказала о своих планах. В общем, неплохая идея.
Нора вскипела:
— А где была я тогда?
— Насколько помню, ты ходила по магазинам. — Он опустил газету, чтобы увидеть ее глаза. — Ты говорила, что в этом году хочешь пораньше подготовиться к Рождеству.
Теперь Эйлинора вспомнила. Она еще купила для Энни классный шелковый костюмчик василькового цвета. Он стоил триста долларов, не считая аксессуаров к нему: туфель, сумочки, шарфика и золотой булавки с жемчужиной. Она представляла, как потрясающе Энн-Линн будет в нем выглядеть. Васильковый цвет гармонирует с цветом ее глаз. А сейчас ей захотелось отнести все это обратно! С чего это она станет что-то дарить Энн-Линн, если юная негодница предает ее на каждом шагу?
Нора посмотрела на газету, которую Фред опять поднял и держал, как щит.
— И почему ты до сих пор ничего не говорил мне? — Ей хотелось выхватить у него газету и разорвать ее в клочья.
Вздохнув, Фред снова опустил газету и хмуро посмотрел на жену.
— Потому что Энни сказала, что перезвонит и все скажет тебе сама, что она и сделала, — процедил он сквозь зубы. — А еще потому, что не желаю влезать в глупую свару между тобой, дочерью и твоей матерью.
— Глупую? — Она едва удержалась, чтобы не накричать на него. — Ты мог бы помочь мне, Фред. — Она была крайне довольна холодностью своего тона.
— Это ты начала войну, Нора, причем намного раньше моего появления в твоей жизни. Я решил сохранять нейтралитет.
— Это равносильно тому, как если бы ты встал на сторону Энн-Линн. Или моей матери.
Фред закрыл газету и швырнул ее на стол, словно перчатку. Глаза его загорелись.
— И что плохого, если Энни хочет устроить празднование Дня благодарения в этом году у твоей матери? Она делает это из добрых побуждений.
— Добрых? Ты так думаешь? — Она зло рассмеялась. — Дочь прекрасно знает, что я хочу провести праздник здесь, в нашем доме. И моя мать тоже знает об этом.
— Зачем тебе это? Чтобы потом жаловаться, сколько дел тебе пришлось переделать, а никто не оценил твоих стараний? Или чтобы под этим предлогом снова не встречаться со своей матерью?
У нее перехватило дыхание, щеки запылали.
— Мать может прийти, если захочет.
— Как это великодушно с твоей стороны, — сухо ответил Фред.
— Это нечестно! Я приглашала ее и раньше. Она сама не хотела приходить.
— Насколько я помню, у твоей матери нет водительских прав. Разве не так? Ты когда-нибудь предлагала подвезти ее или вызвать для нее машину?
Нору охватила нервная дрожь.
— Она сама могла бы заказать машину.
Он покачал головой, печально глядя на жену:
— Майкл обращается с тобой так же, как ты со своей матерью. Ты никогда об этом не задумывалась?
Глаза Норы наполнились слезами.
— Майкл меня любит.
— Только это совсем незаметно.
У Норы задрожали губы.
— Жестоко говорить мне такие слова!
— Я женат на тебе пять лет, но ни разу не слышал от тебя ни одного доброго слова о твоей матери. А за те несколько раз, что я видел ее, я понял, что она очаровательная женщина.
— Очаровательная. Очарование может быть напускным.
— А красота пустой. — Он поднялся. — Я ухожу на работу. — Он снял пиджак со спинки стула и взял кейс. — Когда вы с Энни разберетесь, где будете праздновать День благодарения, сообщите мне, и я приеду туда. Если меня, конечно, пригласят.
Нору душили слезы обиды.
— Возможно, я уеду и проведу праздники совсем одна! Тогда все будут абсолютно счастливы!
— Тоже мысль. — С этими словами Фред ушел, ни разу не оглянувшись.
Ее трясло. А будет ли ее семья довольна, если она уедет и предоставит всем возможность отпраздновать День благодарения, как им захочется?
Провести День благодарения у матери! Провести праздник в тесном домишке, построенном еще до войны по соседству с гетто. Как мило! Нора отнесла чашку Фреда к раковине и ополоснула водой, чтобы смыть следы кофе, и потом поставила ее на решетку посудомоечной машины. И разве Энн-Линн что-нибудь понимает в том, как нафаршировать индейку и приготовить ее? Ничего подобного! В День благодарения Нора позволяла ей только сходить в цветочный магазин, а затем убрать со стола посуду и вымыть ее. В прошлом году к ним приезжал Джордж со своей семьей. Его жена Дженни привезла два пирога: один с мясом, а другой с тыквой. Пироги были так себе, не такие вкусные, какие могла бы испечь она сама. Взбитые сливки, которые она положила сверху, немного исправили положение. Большую часть времени Энни присматривала за Мици и Маршаллом, а Дженни на кухне только путалась под ногами. Зато Джордж и Фред, как, впрочем, и все мужчины, даже не потрудились помочь. Они увлеченно смотрели по телевизору футбол.
Энн-Линн будет готовить обед на День благодарения. Это же полный провал!
Слова Фреда задели ее самолюбие. Она действительно ничего не делала для того, чтобы мать могла к ним приезжать. Джордж вполне бы мог привозить ее на своем шикарном «мерседесе». Хотя ему и было не по пути. Почему она должна справляться со всем абсолютно одна?
Все-таки будет лучше, если День благодарения они отпразднуют здесь.
Нора прекрасно понимала, что бесполезно говорить об этом с Энн-Линн, поэтому сняла трубку и набрала номер своей матери.
В ожидании ответа она сделала глубокий вдох и выдох, чтобы чувствовать себя спокойнее.
— Алло?
— Мама, это Нора. Мне кажется, будет лучше, если День благодарения мы отметим у меня. Я все подготовлю. И ты приезжай, конечно.
— Простите, я плохо слышу.
— Может быть, слышимость улучшится, если ты выключишь телевизор!
— Не знаю, что вы продаете, но мне это не нужно. — И мать положила трубку.
Нора с силой выдохнула, возмущенная тем, что Лиота во второй раз не захотела с ней разговаривать. Неужели ее мать теряет не только слух, но и разум? Она снова набрала номер, изо всех сил стараясь держать себя в руках.
— Мама, это я, Нора!
— Эйлинора? А, привет, милая. Как дела?
Нора сжала зубы. Мать что, нарочно злит ее, называя этим именем?
— Я звоню насчет Дня благодарения.
— Мы с Энни будем очень рады, если ты сможешь приехать.
— Я не сказала…
— Это будет замечательно! Как в старые времена! Энни уже все продумала.
Старые времена? И чего хорошего, если будет похоже на старые времена?
— Мама, я хочу провести День благодарения в своем доме.
Молчание.
— Это проблематично, Эйлинора. Почему бы тебе не приехать ко мне? Мы могли бы все обсудить.
— Я не хочу ехать к тебе.
— Знаю, что не хочешь. Ты никогда не хотела. Почему?
— Думаю, ты сама знаешь.
— Почему ты не приедешь и не скажешь мне об этом?
— Ну почему ты так все усложняешь? — раздраженно воскликнула Нора.
— Жить мне осталось недолго, Эйлинора. Я устала ждать, когда наладятся наши отношения. Мне уже за восемьдесят, и я неважно себя чувствую. Я хочу, чтобы мы помирились до того, как я умру.
— Мы с тобой не ссорились. — Она хочет прошения? Как же, дождется. — К тому же ты сто лет проживешь. — Норе не удалось скрыть свое недовольство. Не услышав ответа, она нахмурилась, ей все-таки стало стыдно. Она вспомнила слона Фреда, которые ее так задели: «Майкл обращается с тобой точно так же, как ты со своей матерью». Почему ей сейчас пришло это в голову? И что это она устыдилась, если ее матери было не стыдно отдать своих детей в чужие руки и пойти работать? — Мама, почему ты не хочешь проявить благоразумие? Ты сама знаешь, что в твоем доме слишком мало места, чтобы отмечать праздник.
— Приезжай ко мне, и мы обо всем поговорим.