Толк постничества получил название за ту большую роль, которая отводилась постам. Запрещалось есть мясо, рыбу, картофель, лук и чеснок, пить вино и курить табак Наградой за соблюдение поста была «духовная радость», которую верующие получали на радении.
В конце 30-х годов XIX в. в постничестве произошёл раскол. Для отличия от вновь возникающих в это время хлыстовских групп старые христововерческие организации, сохраняющие традиции XVII в., получили название «Старый Израиль». В дальнейшем течение распалось, и на его развалинах был образован «Новый Израиль». Руководство секты отменило все аскетические запреты, практику радений, почитание икон, «говорение на иноязыках» и т. д. Богослужение свелось к пению псалмов и проповеди. Тем самым «Новый Израиль» превратился в своеобразную протестантскую церковь.
Толк малеванщина появился в 1889 г. Согласно учению малеванцев, глава этого толка есть «царь над царями, Бог, во плоти пришедший», чтобы дать уверовавшим в него «безмятежную, довольную во всём жизнь»; каждый же «малеванный», будучи «святым» и потому свободным от «закона», представляет собой «живое писание» — воплощение «Писания». В 1895 г. основатель этого толка Кондрат Малеванный был помещён в Казанскую психиатрическую лечебницу, а «малеванщина» перекинулась в Сибирь, дойдя даже до Иркутской губернии.
Христововеры выделились из православной среды и заметно изменили вероучение и культ. Они хотя и признают Библию Божественным откровением, но толкуют её аллегорически. В основе вероучения лежит вера в возможность прямого общения со «Святым Духом» и воплощения его в наиболее праведных людях, которые становятся таким образом «христами», «богородицами» и «пророками».
В отличие от сторонников православной церкви, христововеры считают, что Иисус Христос не родился естественным образом, а был духовным сыном девы Марии. Были у них и свои двенадцать заповедей, которые дал им «живой бог» — Данила Филлипович, непреклонное соблюдение которых, вкупе с многодневными постами, пением «духовных» стихов, были необходимыми условиями для обретения «дара пророчества».
Христововерами были восприняты известные всем языческим народам оргии общения с божеством — так называемые «радения», идентичные пляскам дервишей. Изверившиеся в благочестии на земле, они стали утверждать, что надо вызвать Господа Бога и попросить его указать путь к спасению.
«Духовная радость» — особое состояние, в которое приводили себя верующие, — переживалась и дорожилась ими как наивысшая степень блаженства, как пламенное прикосновение запредельного мира. Это состояние достигалось с помощью системы психо-физических приёмов, в которой большую роль отводили «томлению плоти» длительным, продолжавшимся иногда несколько дней пощением. Изнурённый постом и сосредоточенной бессловесной молитвой человек приходил на проводившееся в обстановке глубокой тайны собрание. Как бы готовясь к священной жертве, он облачался в белое одеяние. Наступала разрядка. Под ритмичное пение сидящих на лавках сектантов, сопровождаемое отхлопыванием тактов по колену, то один, то другой верующий выходил на «радетельный круг» и пускался в пляс. В результате радений участники их, обессиленные и обеспамятовшие, валились замертво на пол, а приходя спустя некоторое время в себя, Верили, что спустились с «седьмого Неба».
Хлысты объединялись в общины — «корабли».
В XIX в. многих последователей христововерия выслали в пределы Закавказья.
Существует версия, согласно которой Григорий Распутин был хлыстом. Вопрос о его принадлежности к хлыстовской секте сильно занимал, в частности, С. П. Белецкого (директора департамента полиции). Вот что он сообщает по этому поводу в своих, безусловно «проливающих свет» на хлыстовскую тайну Распутина, записках: «Из имеющихся в делах канцелярии обер-прокурора святейшего синода сведений, переданных секретно мне директором канцелярии г. Яцкевичем, несомненным являлся тот вывод, что Распутин был сектант, причём из наблюдения причта села Покровского, родины Распутина, явствовало, что он тяготел к хлыстовщине… Из донесений агента… для меня было очевидным уклонение Распутина от исповедания православия и несомненное тяготение его к хлыстовщине, но в несколько своеобразной форме понимания им основ этого учения, применительно к своим порочным наклонностям… Распутин не признавал над своею душою власти той церкви, к которой он себя сопричислял; вопросами обновления православной церковной жизни не интересовался, а любил вдаваться в дебри церковной схоластической казуистики; православное духовенство не только не уважал, а позволял себе его третировать, никаких духовных авторитетов не ценил даже в среде высшей церковной иерархии, отмежевав себе функции обер-прокурорского надзора, и чувствовал в себе молитвенный экстаз лишь в момент наивысшего удовлетворения своих болезненно-порочных наклонностей. Мне лично пришлось, бывая на воскресных завтраках-чаях Распутина в ограниченном кругу избранных, слышать своеобразное объяснение им своим неофиткам проявления греховности. Распутин считал, что человек, впитывая в себя грязь и порок, этим путём внедрял в свою телесную оболочку те грехи, с которыми он боролся, и тем самым совершал „преображение“ своей души, омытой своими грехами» (Op. cit., стр. 25…26).
Существует достаточно данных из «жития» о. Григория для того, чтобы путём сопоставления их с хлыстовскими традициями увидеть в религиозной личности Распутина хлыста — и притом хлыста, фанатично преданного вероучению этой секты.
Остановимся на нескольких предательских для Распутина чертах:
1) Хлысты, как известно, никогда не называют себя «хлыстами», считая это прозвище обидным. Сами себя хлысты называют «людьми Божьими», в которых за их богоугодную жизнь обитает Бог.
«Божьим человеком» называет Распутина, наравне с «Другом», императрица Александра Фёдоровна в своей интимной переписке с Николаем II.
Название «Божьего человека» так укрепилось за Распутиным, что стало достоянием всех «салонов», не исключая посольских.
2) Допустимость для облечённого высокой миссией «Божьего человека» неистовой, залихватской пляски — явления «суетного» и «светского» в глазах ортодоксальных христиан — была возведена у хлыстов на степень заслуги подвижничества, причём пляска практиковалась у них не только как соборное «радение, но и в „одиночку“ или „в схватку“ (мужчина с женщиной).
Кто не слыхал в эпоху «распутиновщины» об экстазных развесёлых плясках знаменитого «старца»? При этом важно отметить, что Распутин плясал в кругу своих поклонниц обыкновенно вслед за духовной беседой или духовной песней.
Вот что мы читаем в главе «Московские хлысты» книги Ф. В. Ливанова «Раскольники и острожники» (т. II, стр. 119…121): «В 1812 г. был в этой секте мещанин Евграфов. Этот Евграфов впоследствии попался в руки правительства и сообщил на формальных допросах о секте „московской хлыстовщины“ весьма любопытные подробности. По его словам… по окончании пения хлыстовских песен… пророчествующий становился среди молений без штанов и начинал радеть, т. е.: кружиться… приседал, сильно ударяя в пол ногами и т. п.» По сообщению начальника московской охранки Мартынова, Распутин, находясь в московском ресторане «Яр», вслед за экстатической пляской «начал откровенничать с певичками… обнажил свои половые органы и в таком виде продолжал вести с ними беседу».
Таким образом, характер плясок Распутина, связанных, с одной стороны, с «духовными песнями», а с другой — с экстатическим «заголением», не оставляет сомнения в их хлыстовском происхождении.
3) По учению хлыстов, тому, в ком живёт «Дух Божий», как праведнику, закон не лежит; он может «творить чудеса и предсказывать будущее» (Энц. Сл. Брокг. и Ефр., «Хлысты», 406).
Как известно, «чудесами» изобиловало всё «житие» Распутина. Но можно ли считать его отношение к творившимся им «чудесам» чисто хлыстовским? По-видимому, да; в особенности если иметь в виду всё то, что говорилось Распутиным о главном его «чуде» — «изгнании блудного беса». Власть изгонять бесов, по его словам, была дана ему самим Господом Богом за усиленные подвиги поста и молитвы. Причём «блудный бес» изгонялся Распутиным преимущественно из женщин.
Подобно учёным отцам Западной церкви, знавшим, что «прелесть (добродетель) дьявола скрывается в ляшках», о. Григорий, несмотря на свою неискушённость в науке, хорошо был осведомлён, где именно прячется в женщинах мучающий их блудный бес. Отсюда именно и изгонял он властно лукавого, Не заботясь о суетном чувстве приличия у спасаемой им, подобно тому, как не заботится о том и мудрый гинеколог, врачующий пациентку от тайного недуга.
Знал «мудрый» старец не только, где скрывается блудный бес у женщин, но и чем именно можно изгнать его из места его пребывания.
