Молнии, срывающиеся с лепестков посоха и деревьев, с шипением ударяют в иголки, воткнутые в моё тело...
Эльфийка, бьющаяся в конвульсиях — тонких шипов на ней вряд ли меньше, чем на мне...
Новая боль, настолько сильная, что даже кашель меркнет в сравнении...
И блаженная тишина и темнота принимают меня целиком и полностью...
Мир и чувства накатили резко, словно незримый светотехник упоролся и врубил разом все софиты, прожектора и лампы на сцене, осветив и актёров, и рабочих, меняющих декорации, и режиссёра...
Яркий свет резал глаза до слёз. Но откуда — под густыми кронами — и вдруг яркий? Или действительно тут бушевала долгое время тьма, и глаза привыкли к ней?
В топку вопросы!
Я осторожно пошевелился. Спина не болит, конечности не затекли, дышится легко и свободно. Отсутствие неприятных ощущений в рёбрах ещё ничего не значит.
Осторожно заведя руку за спину, я ощупал место контакта тела со слаатской молнией. Гладкая, упругая кожа, нежная, как у младенца.
Повалявшись некоторое время на траве, переваривая внезапное улучшение самочувствия, я с фырканьем поднялся на ноги. Стою твёрдо, в стороны не ведёт, сил столько, что, кажется, без проблем могу голыми руками расширить маленькую полянку, на которой оказался, до размеров вполне себе приличных.
Огляделся. Платформа валяется между двух крепких деревьев, на неё неаккуратно наброшены рубашка и короткие боксеры Миа. Концентрические круги жухлой, безжизненной травы, высохшие деревца, в кронах — такие же круги грязной серости, чередующиеся с зеленью. Рядом валяется сложившийся эльфийкин посох. А где сама Миа?
Эльфа нашлась в нескольких метрах от полянки, в русле небольшого ручья, обвитая Сколом. Посиневшие губы растянулись в лёгкую полуулыбку:
— Жива, — прошептала Стефания, вяло шевельнув кистью, — отнесёшь меня к реке?
Я, перекинув её минимальную одежду через плечо, подхватил эльфу на руки и, принюхавшись, двинулся в сторону речной свежести. Миа, кажется, ещё сильнее похудела — веса в ней почти не осталось...
— Я бы сама, — эльфа поёжилась под порывом налетевшего ветра, — дошла, но сил почти нет. Всё в тебя влила.
— Благодарю, Миа, — я постарался вложить в эту короткую фразу как можно больше тепла — сказать большее помешал комок, внезапно подкативший к горлу.
Так, прижимая эльфу к себе, и больше не проронив ни слова, я и вышел к реке.
Тихая заводь, желтовато-белый песок с длинными языками гальки, густая мягкая трава по берегам, в кустарниках чвиркают о чём-то своём птички.
Лепота, однако.
Солнце аккурат напротив нас, почти в зените, впереди — метров сто мелководья — даже отсюда видны стайки мальков, косяками шныряющие по дну от одних водорослей к другим. Река настолько прозрачна, что светило почти не зеркалит на кромках мелких волн.
Найдя максимально мелкий и мягкий песок, я аккуратно положил эльфу на него.
— Могу я тебе помочь?
Миа слабо похлопала рядом с собой, и я сел, как просили.
— Можешь, Саш, — загадочно улыбнулась среброволосая очаровашка, и, выдержав паузу, весомо добавила: — Как парень — более чем можешь.
Миа резко изогнулась, обнимая меня, а я, будучи немного шокированным глубиной осведомлённости эльфы, не успел отреагировать на её движение.
Холодные губы коснулись моих губ, язычок осторожно прошёлся по зубам, коснулся моего. В голове зашумело, а по телу стало разливаться сладкое пламя истомы. Я ответил на поцелуй Миа, и мир для нас перестал существовать.
...Оглушённый, тысячи раз пропущенный через соковыжималку и вновь собранный, я нежился на груди Миа, не в состоянии даже пошевелиться. По телу растекалась медовая слабость, ошалевший от ласк организм никак не мог придти в себя.
— Ну вот, Сашка, — тепло потянулась эльфа, расслабленно почёсывая меня за ушком, — у женского тела есть масса преимуществ, теперь ты это и сам понял.
— Да, —— едва слышно прошептал я, не желая отрываться от такой нежной, сладкой кожи Стефании.
— Так что — ищи себе подружку, и будьте счастливы.
— Хей, — внезапно силы нашлись, их хватило даже на то, чтобы поднять голову и заглянуть в глаза эльфе, — а как же ты? Не забыть же тебя!
— А что я? Скоро меня заберёт обратно, и когда встретимся, да и встретимся ли ещё — не имею ни малейшего понятия.
Что-то было в её золотистых глазах, что-то, вселявшее надежду.
— Только не раскисай, Санька. Не забуду я тебя, ласковую кицуну с очень горячим язычком, — улыбнулась Миа, и внутри меня что-то заискрилось, заиграло тысячами новых граней.
— Миа, ты только не вздумай помереть там, у себя, — насколько это возможно в столь интимной обстановке, сказал я, — а я до тебя доберусь. И если захочешь — заберу с собой.
— Р-р-рыжик, — муркнула эльфа, притягивая к себе.
Кажется, я навсегда запомню земляничный вкус её губ.
— Уже пора снимать!
— Нет.
— Пора!
— Нет ещё.
— Ну поздно ведь будет!
— Нормально.
Миа бегала вокруг костра и, истекая слюной, требовала перевернуть мясо, я же упирался как мог, ибо мясо должно быть с ароматной, хрустящей корочкой, а не выглядеть как варёное безобразие.
— И как, по-твоему, оно выглядит, безобразие это?
Я залип над мясом, пытаясь понять, о чём спрашивает щеголяющая в элегантном костюме Евы эльфийка. Следить одновременно за степенью прожарки фрагментов неосторожного в прошлом кабана, Чуком, старательно выламывающим какую-то берёзку, и Стефанией, наворачивающей круги вокруг полевой кухни, и при этом ещё и вести великосветский разговор оказалось делом крайне непростым.
— Ты о чём?
— О варёном безобразии, — ухмыльнулась Миа, гипнотизируя прутики с истекающими жиром кусками кабанятины.
— Гусары, молчать! Здесь вам не тут, а туда не там, чтобы болтать ерундой! — я состроил моську попридурковатее и посвирепее, как в моём представлении и должна выглядеть морда прапорщицко-генеральская, составленная воедино из образов персонажей книжных и киношных.
Миа, хихикнув, таки извернулась и умыкнула один прутик. Правда, из мяса там только грибы болтались, так что пусть.
Перевернув прутья и вверив равномерную прожарку саламандрам, я прижался спиной к раскалённой плите стены. Солнце палило нещадно, редкие перьевые облачка местную звезду практически не перекрывали, и потому мы с эльфой решили устроить день загара. Ну а что? Вода рядом, теплющая до безобразия, природа вокруг, опять же, плюс чугунатор натаскал нам на спуск к каналу песка и камней, так что импровизированный мини-пляж получился на славу.
Одно только несколько печалило — по ходу дела, ни мне, ни Стефании красивый загар не грозит — не ложится на кожу, и всё тут. Ну и фиг с ним, в принципе, зато когда ещё выдастся возможность абсолютно безнаказанно поглазеть на голую сумеречную эльфийку, а потом ещё и полапать от души?
С момента моего пробуждения прошли сутки, а казалось, что уже полгода минимум. Таким отдохнувшим и счастливым я никогда ранее себя не ощущал. Магический ритуал, проведённый Миа, для меня закончился заметным улучшением самочувствия, кажется, ещё и в ауре что-то поменялось, а вот эльфийка обзавелась хитрым, удивительно красивым узором на коже. Импликанта Отданного Долга. Именно так, с больших букв каждое слово. Отображение качественных изменений тонкополевых структур на физическом плане.
Стефания долго объясняла, вдаваясь в какие-то вовсе мозголомные подробности, пересыпая комментариями и цитатами высоколобых эльфийских старцев, ссылаясь на древние свитки и достижения научного гения народа остроухих, но всё, что я смог вынести для себя, заключалось в следующем: ритуал возврата к жизни напрямую связан с донорским обменом части сущности, и степень и сложность прямо пропорционально выражаются в «рисунке» Импликанта. А у нас ещё и взаимный обмен произошёл. Сначала я часть себя ей влил там, в Тумане, потом она ответила той же монетой. Эльфоукраинка вертелась, пытаясь заглянуть себе за спину, и довольно улыбалась — с таким отпечатком её статус в социуме поднимется минимум на порядок. Всё-таки процедура крайне сложная, даже первые сумеречные далеко не всегда способны её провести, что уж говорить об искусственных, выращенных в пробирках, где выживает обычно один из ста?
Внезапная вспышка любвеобильности так же объяснялась афтершоком от ритуала: потраченную в процессе этого узкоспециализированного магуйства энергию сумеречные могут самостоятельно генерировать только с тем, на кого колдунство, собственно говоря, и применялось. Всплеск гормональной активности, эстрогены всякие и прочая физиология, дающая в своей смеси неостановимое, ненасытное желание соития с подопечным. Вообще, конечно, прикольный генератор энергии, более чем приятный и вообще, только вот на поле боя такой не используешь, увы.
