нами!
После отъезда газика, личный состав летного отряда пребывал в задумчивости.
— Как думаешь, — спросил Сергей Николая, — орден дадут или в звании повысят?
— Если бы хотели наградить, НКВД бы не прислали. Будут разборки в штабе полка, и дай бог, чтоб все обошлось. На какой черт она вообще полетела!
— Угадай с трех раз, — усмехнулся Одинцов. — Женщины полны неожиданностей.
Нику ввели в помещение, где находился стол, три стула и скамья и сказали ждать. Чего ждать не сказали, но дверь закрыли на ключ. Через два часа ожидания она начала стучать в дверь. Открыл сержант, который сопровождал ее из расположения авиаотряда.
— Чего надо! — грубо спросил он.
— Сколько можно ждать! — возмутилась Ника.
— Сколько нужно, столько и будешь ждать, — последовал ответ. — Для надобностей, вон ведро в углу. Вода в графине на столе.
Дверь снова закрылась, а Ника, поняв, что до утра к ней никто не придет, улеглась спать на лавке.
Утром вошли лейтенант и сержант, но не тот, с которым она разговаривала вчера. Лейтенант сел за стол, предложил Нике сесть за стол перед ним, а сержант сел за стол с торца, взял листок бумаги и приготовился писать.
— Гражданка Липкина Никандра Александровна!? — полувопросительно, полуутвердительно произнес он.
— Капитан Липкина Никандра Александровна, — твердо ответила Ника.
— Вчера вами совершен полет. На каком основании? Кто отдал приказ? — продолжил он.
— Вчера проводились испытания новой радиостанции, — приказ отдала я сама, поскольку в тот момент была старшей на аэродроме.
— Где запись в полетном журнале? — сказал лейтенант и положил полетный журнал перед Никой.
— Не успели записать… — хмуро ответила Ника.
— Здесь армия, а не детский сад, барышня. И хватит уже врать. Вы вылетели на поиски самолета Николая Долина, который не появился в расчетное время на аэродроме базирования. Тем самым вы нарушили инструкцию и проявили самоуправство.
Ника молчала. Отрицать было глупо.
— Теперь о главном. Зачем вы напали на мирно летящие японские самолеты? — продолжил лейтенант.
— Что-о-о! — подскочила на месте Ника.
— Сидеть! — рявкнул лейтенант. — У вас что, со слухом плохо?
— Это они на меня напали! А я только защищалась.
— Да вы что? Экие злодеи! Только вот пленный японский летчик утверждает обратное.
— Он нагло врет! Я пыталась уйти…
— Может вам очную ставку сделать? Яша, приведи-ка пленного, — обратился он к сержанту, — да переводчика не забудь.
Через некоторое время вошли трое: невысокий японец в летном комбинезоне, сержант Яша и худенькая женщина азиатской наружности. Японец что-то сказал, переводчица перевела:
— Он спрашивает, где летчик, который его сбил.
— Вот она, — ответил лейтенант и кивнул на Нику.
Японец некоторое время таращился на нее, а затем быстро что-то залопотал на своем языке. А Ника вдруг тоже стала отвечать ему на его языке. Их разговор походил на эмоциональную базарную склоку.
— А ты чего молчишь, — вдруг вскинулся лейтенант на переводчицу. — Переводи, давай!
— Это нельзя переводить! Это неприлично! — ответила покрасневшая женщина.
— Здесь все прилично! — снова рявкнул лейтенант, — А ты, значит, еще и японский знаешь!
— Пусть ответит, — обратился лейтенант к переводчице, — кто из них на кого напал.
Переводчица обратилась к японцу. Тот что-то ответил.
— Что он сказал?
— Он сказал, что отказывается отвечать на вопросы, — ответила переводчица.
— Уведите, — приказал лейтенант сержанту.
Вся компания вышла. Ника с лейтенантом остались вдвоем.
— Плохи твои дела, барышня, — сказал он после некоторого раздумья. — У тебя нарушение инструкции, самоуправство, нарушение приказа не вступать в бой с японцами и, наконец, сбитый японский самолет.
Да еще, эти олухи пленного летчика притащили… Вот что с ним делать? В общем так, обстановка сейчас сложная, если японская сторона заявит протест по поводу воздушного нападения и сбитого тобой самолета, то тебя ждет трибунал. Чем он кончается, сама знаешь. Если японцы протест по поводу самолета не заявят, отделаешься взысканием и понижением в звании… Эх, Никандра Александровна, вы такая красивая женщина, шли бы вы лучше в гражданскую авиацию…
Вернулся сержант и положил перед Никой протокол допроса.
— Прочтите и подпишите, — сказал лейтенант.
Ника прочитала, но подписывать отказалась.
— Не буду я это подписывать, это же мой приговор, — сказала она.
— Может быть вы и правы, — задумчиво ответил лейтенант, — Яша отведи ее на гауптвахту, пусть посидит пока. Может и обойдется все. Протокол пока не подшивай. С японцем-то что делать будем? Ну, давай, уводи ее уже.
Яша увел Нику, но скоро влетел в кабинет лейтенанта как ошпаренный.
— Японец сбежал! — крикнул он с порога.
— Как сбежал? — воскликнул лейтенант и вдруг обрадовано хлопнул в ладоши. — А может оно и к лучшему! Ты протокол его допроса еще не подшил?
— Нет еще…
— Давай-ка мне оба протокола, пусть полежат пока. Авось все обойдется. Не хочу я эту даму под расстрел подводить. Войны с японцами все равно не избежать, зачем нам истреблять своих пилотов, да еще таких асов.
Японская сторона относительно авиации протестов не заявляла, там хватало проблем с захватом сопки «безымянной». Ника отсидела на гауптвахте четыре дня и вернулась в расположение авиаотряда в звании лейтенанта. Приказ о понижении в звании подписал майор Кузнецов.
В августе в расположение авиаотряда прибыло пополнение: два опытных летчика и два «ишака», и у Ники и Николая работы убавилось. Однако ее добавилось у Сергея, который оборудовав самолеты радиостанциями, начал обучать летчиков работать с ними. Сами станции приходилось дорабатывать, поскольку требования были очень жесткие и к ударной нагрузке, и к перепаду температур, и к влажности.
Осенью, подготовив себе смену, Долин и Липкина, получили разрешение вернуться в Ленинград, для Одинцова разрешение не требовалось. Поскольку зимой количество провокаций резко сокращалось, разведывательные полеты сокращались тоже, кроме того сильный ледяной ветер также уменьшал летные дни. Таким образом, в ноябре Ника и Сергей после почти годового отсутствия встретились со старыми друзьями.
Александр Сычев, конечно, при содействии своего руководства, восстановил полигон, на котором когда-то тренировалась морская разведка. Теперь там тренировалось спецподразделение морской пехоты. К тренировкам он привлек своих старых товарищей и Илью Левитина в том числе, но, главное там занималась его четырнадцатилетняя дочь, Ника Сычева, которая, превращаясь в девушку, хорошела с каждым днем. И у нее уже наметился кавалер, Анатолий Левитин. В школе Ника преуспевала по всем дисциплинам. Пулевой стрельбой она больше не занималась, поняв, что благодаря своему природному дару, может попадать в цель из любого оружия и из любого положения. Рукопашному бою ее обучала мать и иногда тезка. Ника научилась плавать, только скалолазанию ее никто пока не учил.
Николай Долин и Ника Липкина продолжали осваивать и обкатывать истребители, поступающие на вооружение полка. У Сергея Одинцова работы было огромное
