– А тибурские ворота?.. – спросил Луций.
– Останутся заперты.
– А Велизарий?..
– Пусть остается за ними.
– Но за ним гонятся Тотила и Тейя!
– Тем более нельзя открыть ворота. Прежде Рим, а потом все остальное. Повинуйся, трибуне!
Луций уехал в префект продолжал распоряжаться. Через несколько времени прискакал гонец от Луция.
– Префект, Бесс не сдается. Уже льется кровь твоих исаврийцев у тибурских ворот.
Префект бросился туда. В это время с запада, со стороны аврелиевых ворот раздался крик, покрывший шум битвы:
– Горе! горе! все потеряно! Готы здесь! Город взят! Варвары взобрались!
Цетег побледнел.
– Где они? – спросил он гонца.
– У гробницы Адриана, – ответил тот.
Цетег должен был сознаться, что, думая только о том, чтобы погубить Велизария, он на время забыл о Риме. А Бесс кричал телохранителям со стены:
– Цетег оставил незащищенными аврелиевы ворота! Цетег погубил Рим!
– Но Цетег же и спасет его! – вскричал префект. – За мною, все исаврийцы и легионеры!
– А Велизарий? – шепотом спросил Сифакс.
– Впустите его! Прежде Рим, а потом остальное!
И вскочив на лошадь, префект, точно ураган, понесся к аврелиевых воротам. Войско последовало за ним, но далеко отстало. Через несколько минут он был уже там.
– О Цетег! – вскричал Пизон, начальник отряда, защищавшего ворота, – ты явился как раз во время.
Между тем готы приставили уже лестницы ко внутренней стене и быстро взбирались по ним.
– Стреляйте скорее! – вскричал префект. – Бросайте стрелы, копья! Иначе мы ничего не поделаем.
– У нас уже нечем стрелять, – ответил Пизон.
Число лестниц у стены все возрастало. Опасность усиливалась с каждой минутой, а исаврийцы префекта были еще далеко. Цетег дико осмотрелся.
– Камней! – крикнул он, топнув ногою. – Камней и стрел!
В эту минуту раздался треск; узкая деревянная калитка подле ворот упала, и на пороге стал Витихис.
– Мой Рим! – с торжеством вскричал он, опуская топор и вынимая меч.
– Ты лжешь, Витихис! В первый раз в жизни лжешь! – ответил префект, одним прыжком очутившись подле него и со страшной силой ударяя его в грудь. Витихис, не ожидавший удара, отступил на один шаг Цетег тотчас стал на его место на пороге и своим щитом закрыл вход.
– Исаврийцы, сюда! – крикнул он.
Но Витихис уже опомнился от удара и узнал Цетега.
– Итак, мы все же встретились на поединке у стен Рима, – вскричал он и, в свою очередь, нанес сильный удар Цетегу в грудь.
Префект зашатался, готовый упасть, но удержался на ногах. Витихис отступил, чтобы нанести новый удар опасному врагу. Но в эту минуту Пизон узнал его со стены и тяжело ранил камнем. Витихис упал. Воины унесли его.
В эту минуту раздался звук римской трубы: подоспели исаврийцы и легионеры. Цетег еще видел падение Витихиса, услышал звук трубы и, прошептав: «Рим спасен! спасен!» потерял сознание.
Таким образом и этот общий штурм, в котором готы напрягли все свои силы, оказали чудеса храбрости, – окончился неудачей. После этого наступило долгое затишье: все три вождя – Велизарий, Цетег и Витихис – были тяжело ранены, и целые недели прошли прежде, чем они могли снова взяться за оружие.
Да кроме того и настроение готов после этой неудачи было самое удрученное. Витихис понимал, что теперь надо переменить систему войны. Взять город приступом уже нечего было думать: громадное войско, приведенное к Риму, теперь сильно уменьшилось. В один этот день было убито тридцать тысяч воинов, а раненых было еще больше, да в прежних шестидесяти восьми битвах также погибло много готов. Если можно взять Рим, то только голодом. Но и в лагере готов давно уже чувствовался недостаток пищи, и вследствие этого начались болезни.
Вечером, на другой день после битвы, Цетег пришел в себя. У ног его сидел верный Сифакс.
– Хвала всем богам! – вскричал он, когда префект открыл глаза. – Господин, тебя давно уже ждет посланный от Велизария.
– Введи его!
Вошел Прокопий, секретарь Велизария.
– Префект, – сказал он, – Велизарий все знает. Как только он пришел в себя от раны, Бесс тотчас рассказал ему, что ты занял тибурские ворота своими исаврийцами и не позволил открыть их, чтобы впустить его, когда за ним гнались Тотила и Тейя. Он передал и твой возглас:
«Прежде Рим, а потом Велизарий», и требовал в совете твоей казни. Но Велизарий сказал: «Он был прав. Прокопий, возьми мой меч и все вооружение, бывшее на мне в тот день, и отнеси префекту в знак моей благодарности». И в своем донесении императору он продиктовал мне следующие слова: «Цетег спас Рим, только Цетег».
– Ну, а что решил он делать теперь? – спросил префект.
– Он согласился на перемирие, которого просили готы, чтобы похоронить множество своих убитых.
– Как! – вскричал префект – Перемирие? Он не должен был соглашаться на него, это бесполезное замедление. Теперь готы обессилены, пали духом, теперь-то и надо нанести им решительный удар. Передай Велизарию мой привет и скажи, что в благодарность за меч, я даю ему совет: сегодня же пусть отправит Иоганна с восемью тысячами воинов к Равенне. Витихис созвал сюда все войска, так что дорога туда свободна. А Витихис, узнав, что опасность грозит Равенне, его последнему убежищу, тотчас снимет осаду с Рима и поведет туда все свои войска.
– Цетег! – вскричал Прокопий, – ты великий полководец!
Глава 15
Наступил последний день перемирия. Грустный, с тяжелой тоской на сердце, возвратился Витихис в свою палатку. Сегодня он в первый раз после своей болезни обошел лагерь в сопровождении своих друзей, и печальную картину увидел он: из семи многолюдных лагерей, три оказались совершенно пусты, а в остальных четырех было тоже немного воинов. Проходя между палатками, ни разу не слышал он радостного приветствия. Всюду раздавались стоны, крики больных и умирающих. У дверей многих палаток лежали воины, обессилившие от голода и лихорадки. Они не жаловались, но ни на что уже и не надеялись и призвуке приближающихся шагов короля были едва в состоянии открыть потухающие глаза. Здоровых едва хватало на важнейшие посты. Стража волочила свои копья за собою, – люди были слишком изнурены, чтобы держать их прямо или через плечо.
Правда, на днях должен был прибыть из Кремоны граф Одосвинт с кораблями, нагруженными всевозможными припасами, – но это будет еще через несколько дней, а до тех пор сколько людей умрет от голоду! Единственным и печальным утешением было то, что и римляне терпели голод и не могли продержаться долго. Вопрос был только в том: кто выдержит нужду дольше. – Часто думал я, – медленно говорил король, – в эти тяжелые дни и бессонные ночи: за что, почему терпим мы все эти неудачи? Я старался отнестись совершенно беспристрастно к врагам и все же нахожу, что правда и справедливость – на нашей стороне. Но в таком случае, если на небе действительно владычествует Бог, добрый, справедливый и всемогущий, то зачем же Он допускает это громадное, незаслуженное несчастье?
