– Эй, птичка на проводе! – горланит этот стокилограммовый бройлерный птенец. – Жек, бросай свои обосранные грабли и давай к нам. Мне требуется помощь друга, один я с ними не справлюсь.
– Геныч, ток не сегодня. Но ты не унывай, я в тебя верю. Можешь передать Анжеле активный привет.
– Охерел?! Да ей только палец дай – она ж всю руку отсосёт. Не, брат, мне моя Наташка ближе к телу, – из динамика послышалось капризное нытьё и ласковый бас Геныча, – не-не, солнышко, это поговорка такая, я помню, что ты Леночка. Нет? А кто ж тогда Леночка?
– Ты давай, Геныч, разберись там с солнышками, а то останешься без сладкого.
– Ага, а ты давай там продолжай сопли на кулак мотать, рыцарь печального образа, – недовольно ворчит друг.
– Мож завтра пересечёмся? – спрашиваю не слишком уверенно. – У тебя вообще, какие планы на выходные?
– А ты, Жек, в список смертных грехов загляни и добавь пару пунктов.
– Понял, брат, мне подходит.
После разговора с Генычем мне малодушно хочется послать всё на хер и перекроить этот день сурка. Я поднял взгляд на часы, прикидывая через сколько времени смогу влиться в пятничный разгул. И совершенно некстати меня посещает другая мысль – а не наведаться ли мне к Дианиной бабульке? Вдруг мне повезёт, и старушенция окажется дома.
Назвать эту женщину бабулей язык не поворачивался. Очень ухоженная стройная дама выглядит немного за пятьдесят. А ведь если верить отчётам, то ей уже за семьдесят перевалило. Я представился волонтёром, участником движения «Учителями славится Россия». И пусть преподавательская деятельность её покойного мужа Ивана Ильича была недолгой, тем не менее, его вклад в систему образования был внушителен и действительно заслуживал внимания, почёта и благодарности. Лично я его профессорские заслуги оценил на внушительную продуктовую корзину, которую торжественно вручил вдове. К слову, дважды вдове.
Эльвира Вениаминовна неожиданно очень мне обрадовалась. Как вскоре выяснилось, дети совсем не балуют её своим вниманием, и женщина отчаянно страдает в одиночестве. Второго мужа она похоронила уже пять лет назад, и теперь единственным развлечением стали книги, в основном французская литература. А горячо любимые всеми женщинами любовные сериалы Эльвира Вениаминовна презирает, считая, что они извращают истинную картину мира. Ну, ей наверняка виднее, я-то эту муть сроду не видел.
Мы расположились в просторной гостиной, где хозяйка гостеприимно предложила побаловаться чайком с вишнёвым вареньем. Когда я в последний раз ел вишнёвое варенье? Наверное, в детстве. Тогда ещё бабуля была жива. Она-то и баловала нас вареньем, компотами и другими необходимыми закрутками, без которых не должна обходиться ни одна нормальная семья. Но у моей маман совершенно иные критерии нормальности и варенья в эти нормы точно не вписываются.
– Вы сами варенье делаете? – поинтересовался я и тут же пожалел, что спросил. Женщина смущённо улыбнулась, разводя руками, и ответила:
– Нет, Женечка, это моя помощница по хозяйству закрывала. Она очень вкусно готовит, и варенье у неё потрясающее. Вы пробуйте, пожалуйста. – И я, само собой, решил не слишком скромничать.
Пока чаёвничал, внимательно разглядывал просторную комнату. Квартира впечатляла размерами, и ремонт внутри был очень даже приличный. Почему же родной внучке не нашлось здесь места? Может, они с матерью сами не захотели здесь жить, учитывая отношение… да той же Надежды? Блондинка – та ещё змея гремучая.
Начинать разговор с расспросов о Диане я не рискнул, не хотел сразу отпугивать женщину. Но настороженной она не выглядела и принялась рассказывать мне о своих гениальных внуках. При других обстоятельствах я бы уснул, но послушать об этом семействе было как раз в тему. Одинокая женщина, вероятно, в кои-то веки нашла свободные уши, а я словоохотливого «языка». Когда мы добрались до альбома с фотографиями, я уже мысленно потирал руки.
Заметив фото совсем ещё юной Дианиной мамы, я поинтересовался о ней. Эльвира Вениаминовна очень грустно улыбнулась и бережно провела пальцами по контуру лица на фотографии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Это Леночка, моя младшая дочка. Скоро будет уже шестнадцать лет, как она умерла.
– Простите, Вам, наверное, тяжело говорить о ней, – проявил я должную деликатность, от всей души надеясь хоть что-нибудь выведать у убитой горем матери.
– Очень тяжело и абсолютно не с кем. А я бы очень хотела о ней поговорить.
– Очень красивая девушка и похожа на Вас, – осторожно заметил я, стараясь не спугнуть момент откровения.
– Правда? – неожиданно просияла Эльвира Вениаминовна. – Знаете, Женя, в молодости я тоже была очень красивой, но Леночка была лучше. Она была лучше всех, кого я знала, а я… Простите, Женечка, Вы не торопитесь? – женщина вскинула на меня блестящий от непролитых слёз взгляд.
– Мне следует уйти? – я очень боялся, что окунувшись в тяжелые воспоминания, она захочет побыть одна.
– Нет-нет, что Вы, Женечка, я просто знаю, что молодёжи совсем неинтересно слушать ностальгические воспоминания сентиментальных старух.
– Ну, какая же вы старуха? Вы бы дали фору многим подругам моей матушки. – Бля, вот про матушку я ни к чему загнул, так недолго и добраться до её личности. Но, к счастью, Эльвира Вениаминовна оставалась прежде всего женщиной и для себя уловила главное – она не старуха.
– Спасибо, Женечка, Вы такой приятный молодой человек. И, если Вас не затруднит, называйте меня Эльвирой. Меня так мои внуки называют, и я уже привыкла.
В её просьбе не было неуместного кокетства, и я с лёгкостью согласился, не забыв подарить женщине свою фирменную улыбку.
– Договорились, Эльвира.
Она немного пролистала альбом и привлекла моё внимание к другим фотографиям её младшей дочери. На всех Елена Кузнецова выглядела нежной, улыбчивой феечкой, о чём я не преминул сказать.
– Это правда, моя Леночка была настоящим ангелом. Думаю, ангелом она и осталась.
– А почему она умерла так рано?
– Знаете, Женечка, ангелам очень трудно жить на земле, их убивает людская жестокость. Я была для Леночки очень плохой матерью. Это я погубила мою девочку, – голос Эльвиры стал жёстким. – На мне, Женя, огромный грех. Раньше я никогда не посещала церковь, а недавно исповедалась, но легче мне не стало. Я боюсь, что даже когда меня не станет, я не смогу встретить свою дочку, чтобы попросить у неё прощения. Мне не место там, где обитают такие чистые души…
И Эльвира начала свою долгую исповедь.
Я боялся пошевелиться и даже дышал через раз, боясь прервать откровения глубоко несчастной женщины. Я узнал, как сломалась карьера её дочери, как беременную девчонку выперли из чужой страны, и вся семья Кузнецовых лишилась привилегий. Выяснил, как умер первый муж Эльвиры, и вину за его смерть семья возложила на плечи младшей дочери. Эльвира с горечью рассказывала, как безропотно воспринимала её дочь все обвинения, презрение и ненависть старшей сестры. Как после рождения смуглокожей девочки обеих заклеймили позором внутри собственной семьи и выжили из родного гнезда. И у Леночки хватило сил не сломаться, ведь у неё был мощный стимул бороться за счастье. И у неё было это счастье – красивый экзотический цветок, её любимая дочь Диана.
Какие уж тут бабке сериалы, когда правда жизни придавила бетонной плитой. Дойдя до внезапной смерти дочери, Эльвира внезапно замолчала. Глаза её давно высохли, губы сжались в жёсткую линию и, казалось, что больше она не произнесёт ни слова. Я дипломатично не стал подгонять женщину и спросил разрешения, чтобы похозяйничать в кухне. Заварил свежий чай, и снова устроившись за столом рядом с Эльвирой, тихо произнёс:
– Я уверен, что Ваша дочь уже давно Вас простила. Она же ангел, а значит, в её сердце нет обиды и зла.
– Вы так думаете? – с надеждой спросила Эльвира, но её глаза тут же потухли. – Нет, Женечка, моя девочка не простит меня никогда. Ведь я погубила единственное, что являлось смыслом её жизни.
