– Ты за кем-то гонишься? – отвлёк меня Доминик от моих мыслей.
Гонюсь? Да скорее, улепётываю, только до сих пор никуда не сдвинулась. Движения рук и ног, зафиксированных на тренажёре, стали механическими, и адаптированные мышцы не ощущали усталости. Сейчас моя жизнь очень сильно напоминает бег на тренажёре. И как бы я не ускоряла свой темп, сколько бы не вкладывала сил, я по-прежнему остаюсь на месте – и в надежде догнать успех, и в попытках убежать от демоновского гнева.
– Эй, Ди, остановись ты уже, – Доминик повышает голос, – или ты собираешься загнать себя до остановки сердца? Лучше бы позанималась вождением.
Да уж куда лучше! За руль я не садилась уже давно, а мне так нравится водить машину. А ещё в нашем гараже прибыло – Жак прикатил мотоцикл.
Я неохотно останавливаюсь и спускаюсь с тренажёра. Ноги меня не слушаются и, следуя заданному ритму, готовы бежать дальше. Я делаю несколько приседаний и махов руками, снова обретая контроль над телом.
– Ты со мной не разговариваешь, что ли?
– Прости, Доминик, я бы с радостью покаталась на машине, а тем более на мотике, но уже скоро проснётся Реми, – я улыбаюсь.
Я всегда улыбаюсь, когда думаю о своём малыше и выгляжу, наверное, как блаженная. Когда я дома, то стараюсь не пропустить ни минуты общения с ним.
– Да ты и так проводишь с пацаном всё свободное время, а у тебя его теперь совсем немного.
– Вот именно, Доминик, у меня мало свободного времени, и я не могу его растрачивать на какие-то развлечения, оставляя Реми в лапах у этой жабы Хлои.
– Ди, ты сумасшедшая, ты давно себя в зеркале видела?
– А что не так? – мне не нравится мысль о том, что я могу плохо выглядеть.
– Детка, ты не обижайся, но с круглым животиком твоя фигурка выглядела намного привлекательнее. А сейчас ты похожа на скаковую лошадь.
– В каких местах? – я в ужасе оглядываю свои голые ноги и всё то, что получается рассмотреть, но в голове вертится навязчивый контур лошадиной задницы.
– В конечностях, – хмуро отвечает Доминик. – Ты очень худая и рельефная. Спорт, моя дорогая, полезен тоже в меру, а ты меры не чувствуешь.
От сердца у меня отлегло, и я пожала плечами.
– Мне нравится быть худой и сильной. Знаешь, я так долго была толстушкой, что теперь моя фигура меня очень даже устраивает. А вот тебя, Доминик, она вообще интересовать не должна, ты ведь помнишь, что я маленькая девочка?
Доминик смутился и даже покраснел.
– Я и не забывал. Просто беспокоюсь о твоём здоровье, но, видимо, зря, – он резко развернулся и направился к выходу из спортзала.
– Ник, прости меня, пожалуйста, – я догнала его и, обхватив руками за талию, крепко прижалась к его спине.
Какая же я стала злая, а ведь Доминик теперь мой единственный друг на всём белом свете.
Он осторожно развернулся, обнял меня за плечи и поцеловал в макушку.
– Малыш, я ведь и правда за тебя переживаю.
*****
Первое мая во Франции – день труда и романтики. Романтикой повеяло, как только я вышла из своей комнаты и столкнулась с нарядной Же-Же, которая прижимала к груди букетик ландышей. На губах мадам блуждала глупая улыбка и я уже ожидала, что она вспорхнёт и закружится, напевая каркающим голосом: «Ландыши, ландыши – светлого мая приве-эт…», но Же-Же торжественно произнесла:
– С праздником Вас, мадемуазель, – и, утопив свой нос в беленьких, нежных колокольчиках, поспешила в свою комнату.
– И Вас, мадам, – пролепетала я вслед нарядной и улыбающейся женщине.
Улыбающейся? Это что-то новенькое, но неожиданно приятное. Интересно, кто ей подарил этот милый букетик? Неужели кто-то из наших светил медицины? Кто бы это не был, он совершил великое дело.
– Ты уже проснулась? – с таким же нежным букетиком ландышей ко мне по лестнице быстро поднимается Доминик. – Поздравляю, малышка, будь самой счастливой.
Парень вручил мне букет, перевязанный розовой ленточкой, и поцеловал в щёку. Надолго как-то прилип.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Спасибо. И тоже доброе утро, – пробормотала я, освобождаясь от неожиданной ласки. – Доминик, я чего-то не знаю о сегодняшнем дне?
– Ди, ты совсем потерялась в своей учёбе и в заботах о Реми. Проснись, детка, сегодня праздник – День ландышей.
– Да? А я думала сегодня праздник труда.
– А разве одно мешает другому? Иди, ставь цветы в воду, и нас ждёт праздничный завтрак.
– Ладно, только сначала поздороваюсь с Реми.
*****
В столовой было весело, шумно и ароматно. Запах свежей выпечки щекочет ноздри и возбуждает свирепый голод. Фруктовый салат, сырный пирог, разноцветные творожные маффины, украшенные шоколадными, клубничными и банановыми розочками и ещё куча всяких вкусностей. С каких это пор завтраки превратились в такую обжираловку? Но прямо сейчас я совсем не против.
Ребекка и Же-Же – обе в белом, с причёсками и макияжем, кажутся в обществе наших докторов счастливыми. Мужчины сегодня выглядят очень торжественно и элегантно. Впрочем, возможно, они выглядят так всегда, но раньше я не обращала на них внимание.
– Мы Вас заждались, мадемуазель, Вы сегодня выглядите восхитительно, – одарил меня вниманием молодой симпатичный дяденька доктор и снисходительно улыбнулся.
Вот брехло. На мне была простая белая футболка и короткий джинсовый сарафан-колокольчик. Волосы, как обычно, по-домашнему заплетены в две косы. Всё прилично, даже мило, но не более.
– Благодарю вас, мсье, я всегда выгляжу восхитительно, – ответила ему с вызовом, размышляя, что этот перец неприлично молод для компетентного врача.
– Будьте скромнее, мадемуазель, и не забывайте о манерах, – Же-же гневно сверкнула в мою сторону разукрашенными очами, при этом выдерживая улыбку на напряжённом лице.
Как же задолбали меня эти манеры и все французы, помешанные на этикете, а язык нестерпимо чешется от рвущейся фразы: «Позвольте, господа лягушатники, мне в вашем нудном обществе быстро пожрать и свалить!»
– Я только о них и думаю, мадам, – произношу в угоду правилам приличия.
Улыбки обоих мужчин стали ещё шире и ещё снисходительнее.
Вскоре обо мне все забыли и наслаждались кулинарными изысками нашей поварихи Лурдес. Я лениво пережёвывала маффин и не вмешивалась в светскую беседу этих умников, пока речь не зашла о Реми. Мне были не очень понятны медицинские термины, которыми обильно сыпали мужчины, но догадаться, что они считают моего мальчика недоразвитым, оказалось несложно.
Престарелый лысый педиатр с ужасным именем Персиваль не стеснялся озвучивать в моём присутствии, что Реми сильно отстаёт в развитии и надежды на то, что он догонит своих ровесников совсем немного. И этот уродец со своими ничтожными предположениями до сих пор находится рядом с моим малышом? Демон, похоже, совсем рехнулся, если допустил подобное!
– Ах ты, сморчок плешивый, да ты сам пытаешься прикрыть свою недоразвитость умными словечками из медицинских книжек! Даже не смей близко подходить к моему Реми со своими отсталыми теориями! – Я вскочила из-за стола, с трудом сдерживая рвущийся наружу поток крепких русских слов из боевого лексикона моей воинственной Дашки. Вернее, уже не моей Дашки.
– Диана! – Ребекка в ужасе прикрыла рот ладонью и широко распахнула глаза.
– Ай-ай, юная мадемуазель, – вдруг развеселившийся молоденький доктор хитро погрозил мне пальцем.
– Вы отвратительная, невоспитанная хамка, мадемуазель, как Вы смеете подобным поведением позорить своего уважаемого отца?! Немедленно извинитесь перед мсье! – Же-Же даже потряхивало от негодования.
И только лысый Персиваль пока не нашёлся, чем ответить дерзкой малолетке и поглядывал на своих коллег в расчёте на поддержку.
– Извиниться? За что? Этот хмырь при всех оскорбляет младшего Шеро, а я должна это слушать? Вы не того защищаете, мадам. Или этот мочёный персик подарил вам ландухи и у Вас мозги от романтики поплыли?
