– Ты умеешь плавать, – сказал он.
Не спросил, а сказал так уверенно, будто видел вожака в воде.
– Конечно, умею. Что тут такого? А вот почему вы не умеете – этого я так и не понял. Или ты умеешь? – с какой-то надеждой спросил он.
И далось вожаку это плавание!
– Не умею, – ответил Игратос – Тот, кто попадает в воду, умирает.
Ответ короткий и понятный. И как вожак мог забыть такое?
– Что, сразу умирают? – спросил он.
– Часто – сразу. И очень редко – через несколько дней. И смерть эта очень плохая.
– Что же это за вода у вас такая? – удивился вожак. – Пить ее можно, а плавать в ней нельзя.
– И пить нельзя! – вскинул голову Мерантос – Чарутти запретили. Иначе – смерть!
– От кого смерть: от воды или от чарутти?
Никто не стал улыбаться над его произношением.
– От воды, конечно, – ответил Игратос
– Но мы же пили воду из колодцев, и никто пока не умер. Что-то намудрили ваши чарутти. – Вожак недоверчиво покачал головой.
– Мы пили воду, что пряталась от солнца и звезд, – напомнил Мерантос – В этой воде нет смерти.
Не знаю, откуда у него столько терпения, чтобы объяснять то, о чем знают даже детеныши, что едва научились ходить. Не понимаю, почему вожак все еще живой, если он не знает такого простого и необходимого.
– Можно пить только ту воду, что прячется глубоко в земле или в пещере. – Мерантос говорил так спокойно и внушительно, будто перед ним был его ученик. – Остальную воду пить нельзя, если не ищешь смерти.
– Что же вы сделали со своей водой, ребята?
Вожак это так спросил, что мне стало обидно.
– Мы ничего с ней не делали! – громко сказал я. – Она всегда такой была!
Потом я посмотрел на Мерантоса: пусть и он что-нибудь скажет. Он старый и умный, он найдет, что сказать.
Медведь сидел в привычной позе воина: ноги согнуты в коленях и прижаты к груди, одна рука обнимает колени, другая всегда – ВСЕГДА! – свободна, голова покоится на коленях. Эта поза обманула не одного врага, она только кажется неудобной, но из нее легко можно защищаться или нападать. Мне надо три вдоха, чтобы оказаться на ногах и ИЗМЕНИТЬСЯ. У старых воинов это получается еще быстрее. Мерантос только притворяется неповоротливым и медлительным, но я видел, как он двигался в Чаше Крови: там он был даже быстрее меня! Не думаю, что он притворяется, чтобы обмануть меня или вожака, но его так научили, что по-другому он уже не может. Вот и теперь Медведь медленно, очень медленно поднял голову, посмотрел на нас и сказал:
– Вода всегда была такой, сколько я себя помню. А помню я себя почти тридцать шесть лет.
Пятьдесят три сезона! Может быть, пятьдесят четыре – привычно подсчитал я и удивился. Такой старый! Я знал, что он старше нас, но даже не думал, что он такой старый. Немногие воины живут так долго. Моя мать моложе Мерантоса, а отец... его уже нет среди живых.
Но мысли о доме тут же исчезли, когда Мерантос заговорил.
– Детенышем я услышал один разговор... я тогда только научился ходить, и еще не все знали, что я могу выбираться из логова. Думаю, мои уши не должны были услышать этот разговор, но... – Медведь опять смотрел на меня, не мигая и не видя. Я заглянул в его глаза и испугался: еще немного, и я провалился бы в чужое прошлое и увидел бы его... Мне очень не хотелось отворачиваться и смотреть на город, но я отвернулся. – Я не стану вспоминать весь разговор, этого не надо, нужно только немногое... – Мерантос помолчал, а когда заговорил опять, его голос стал совсем другим, чужим: – Нам повезло, что у нас не идет дождь. У тех, внизу, люди умирают от падающей сверху воды.
– Это все запретное колдовство Хранителей. Повелители выпустили его, но не смогли справиться... – Опять чужой голос, только другой чужой голос, очень старый.
– А может, не захотели справляться? – спросил молодой голос – Что для них наша жизнь?
Я закрыл глаза, так было легче представлять, что рядом говорят двое: старый Медведь, что пережил Войну, и кто-то совсем молодой, может быть, такой же, как я. Далекое прошлое подошло совсем близко: я слышал его голос и дыхание на своем лице.
– Они тоже смертные, Серватос. Теперь их убивает не только солнце, но и вода. Они глупцы, возомнившие себя самыми умными!
Старик засмеялся коротко и хрипло, а мне стало страшно. Не хотел бы я заполучить врага, что умеет так смеяться.
– Твои дети станут бояться воды, а дети твоих детей научатся не доверять ей. Им будет трудно поверить, что в реках можно было купаться и пить из ручьев, не опасаясь умереть, что по воде плавали паромы и перевозили путников из города в город. Кстати, о реках: подтвердилось, что в них появились звери, жрущие все живое на берегу?
Мерантос опять немного помолчал, а заговорил он уже своим голосом:
– Он истину сказал: мне трудно поверить, что в воде можно было купаться и... плавать.
– Можно.
Вожак и Игратос сказали это вдвоем. Их голоса переплелись, как трава после ночного ветра.
– Я верю, что «можно». – Игратос шевельнул плечом и стал смотреть в сторону, на плиты пола. Мы все стали смотреть на Игратоса, и ему это не понравилось. – Если так говорит чарутти...
– Так вот чей это был голос! А я все не мог понять, кто говорил с отцом. – Мерантос покачал головой. – Давно это было. Еще до прихода Карающей. Только слова чарутти заставили тебя поверить? – неожиданно спросил он.
– Нет, – ответил Игратос и сразу же замолчал.
Он больше ничего не сказал, а Мерантос ничего не стал спрашивать. Думаю, Игратос все едино не ответил бы.
А вожак молчать не стал. И спросил он Старшего Медведя, а не притихшего Младшего.
– Ты что-то говорил о тварях в воде. Они все еще встречаются или уже вымерли?
– Не знаю, – Мерантос качнул головой. – В наших реках их нет.
А я не сдержался и фыркнул: слышал я про эти реки – переходят их от одного берега до другого по сухим камням.
Вожак и воин-Медведь тут же посмотрели на меня. Я не успел извиниться за свою несдержанность, когда вожак заговорил со мной. И я обрадовался его вопросу больше, чем внимательному и очень спокойному взгляду Мерантоса. Говорят, что у Медведей тяжелый нрав и хорошая память. Насколько тяжелый нрав у Мерантоса, я не знаю, а вот какая тяжелая у него лапа – видел.
– А какие твари водятся в ваших реках? – спросил меня вожак, и я стал рассказывать.
Вот уж кто умел слушать!
Он слушал меня так, будто я был известным песнопевцем и рассказывал самую интересную песнь последних лет. Вожак слушал и потом, когда я устал и замолчал.
– Если я правильно понял, – сказал он медленно и задумчиво, будто говорить его учил Медведь-наставник, – все эти твари водятся в болотах и сырых местах. – Он подождал, когда я кивну, и продолжил: – А что делается в реках, кто-нибудь слышал? «...что-то пожирает живое на берегу» – так, кажется, говорил Мерантос. Интересно, это «что-то» все еще плавает там или давно уже стало легендой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
