— Что это ты придумал? — спрашивал его отец. Он кричал, но едва ли мальчик сильно напугался, потому что каждое слово сопровождалось поцелуем. — Твоя мать перепугалась до смерти! Почему ты это сделал? Почему ты забежал сюда?
Мальчик ответил, и его слова я запомнил очень хорошо, потому что впервые слышал, как он говорит.
— Полковник Генри и майор Пайк велели мне прийти сюда. Сказали, что я смогу увидеть Пондерозу. Там. — Он указал на щель в торце штольни. — Но я не смог. Пондерозы нет.
Малыш положил голову на плечо отца и закрыл глаза, словно заснул или потерял сознание.
— Пойдемте назад, — сказал я. — Я буду идти чуть сзади и правее и освещать вам путь. Бежать не надо. И, ради Бога, постарайтесь не свалить стойки, которые держат потолочные балки.
Как только мы догнали мальчика, «шум водопада» заметно усилился. Мне почудилось, будто я слышу, как натужно скрипят деревянные стойки, готовые развалиться под весом породы. Вообще-то я человек не впечатлительный, но тут у меня разыгралось воображение. Я решил, что стойки пытаются заговорить с нами. Советуют нам как можно быстрее выбираться отсюда.
Но я не смог устоять перед тем, чтобы не взглянуть на трещину в торце. Почувствовав ток воздуха, я понял, что трещина сквозная, возможно, ведущая в подземную каверну. Воздух из щели шел раскаленный и очень уж гадостный. Случайно я вдохнул его, и меня едва не вырвало. Я прикинул, откуда могла идти такая гадость, но на ум ничего не приходило. «Дип эс» разрабатывала здешнее месторождение меди с 1957 года, но таких глубоких вентиляционных шахт здесь не бурили.
Трещина по форме напоминала зигзаг молнии или стилизованную букву «S». Ничего особенного я не заметил, но понял, что толщина скалы, перегородившей штольню, два или три фута, а на другой стороне вроде бы какая-то полость, из которой и вырывается горячий вонючий воздух. Вроде бы я увидел красные искорки, танцующие над языками пламени, но, возможно, мне это лишь почудилось, потому что искорки исчезли, как только я моргнул.
Я повернулся к Гейрину и сказал, что пора в путь.
— Одну секунду, дайте мне секунду, — ответил он и осторожно натянул сапожок на ногу мальчика. С бесконечной нежностью, ясно показывающей, сколь велика его любовь к ребенку. — Готово. Теперь можем идти.
— Отлично, — ответил я. — Главное — смотрите под ноги.
Мы торопились изо всех сил, но миновала вечность, прежде чем впереди забрезжил свет. В упомянутых выше кошмарах мне снился луч фонаря, скользящий по черепам. На самом деле их было не так уж много, некоторые рассыпались в пыль, но снились они мне тысячами, черепа напоминали яйца в картонке, и все они улыбались той улыбкой, которую я увидел на лице мальчугана, когда отец подхватил его на руки. А в глазницах мерцали красные искорки, вроде тех, что поднимаются над костром.
Ужасная это была прогулка. Я то и дело поглядывал вперед, надеясь увидеть дневной свет, но видел только тьму. А когда я заметил светящееся пятно (маленький квадратик, который я мог закрыть пальцем), порфирит затрещал на порядок громче, и я уже подумал, что штольня решила прихлопнуть нас на самом выходе. Словно дыра в земле обладала разумом! Но в такой ситуации воображение чего только не нарисует. Слышатся странные звуки. А уж какие появляются идеи, лучше не вспоминать.
Вот и насчет Рэттлснейк номер один кое-какие идеи остаются со мной до сих пор. Я не собираюсь говорить, что там жили призраки, я не написал об этом даже в отчете, который не предназначался для посторонних глаз, но я не готов утверждать, будто призраков там нет вовсе. В конце концов, где еще селиться призракам, как не в штольне, в которой нашли смерть живые люди? Но вот по другую сторону скалы (если я действительно видел красные искорки) обитали отнюдь не призраки.
Последняя сотня футов далась нам особенно тяжело. Мне пришлось сжать волю в кулак, чтобы не рвануться к выходу мимо мистера Гейрина. По его лицу я видел, что и он пытается устоять перед тем же чувством. И мы не побежали, возможно, потому, что не хотели пугать оставшихся снаружи членов семьи. А они наверняка перепугались бы, если б мы выскочили из штольни как угорелые. Мы вышли степенно, как и положено мужчинам, Гейрин с сыном на руках, который крепко спал.
Вот вам и наш «легкий испуг».
Миссис Гейрин и двое старших детей плакали, гладили Сета, целовали, словно никак не могли поверить, что он живой. Сет проснулся, поулыбался им, но ничего связного сказать не смог, лишь что-то лепетал. Мистер Гейрин, волоча ноги, отошел к маленькому металлическому сараю, где мы хранили взрывчатые вещества, и сел, прислонившись к нему спиной. Он положил руки на колени, а потом уткнулся в них лбом. Я понимал, в каком он сейчас состоянии. Жена подошла к нему, спросила, все ли с ним в порядке, он ответил, что да, ему надо только немножко отдохнуть и перевести дух. Я добавил, что мне короткий отдых тоже не помешает, и спросил миссис Гейрин, не сможет ли она отвести детей к вездеходу. Джеку, возможно, захочется показать младшему брату нашу Мисс Мо. Она рассмеялась, как смеются, когда хотят показать, что не находят в шутке ничего забавного.
— Думаю, на сегодня нам достаточно приключений, мистер Саймс. Я надеюсь, вы поймете меня правильно. Сейчас я больше всего хочу уехать отсюда.
Я ответил, что понимаю, а она, в свою очередь, сообразила, что мне надо переговорить с ее мужем наедине. Собственно, насчет отдыха я тоже не солгал. Ноги у меня были как ватные. Я подошел к хранилищу и сел рядом с мистером Гейрином.
— Если мы сообщим о случившемся, будут большие неприятности. И компании, и мне. Надеюсь, меня не уволят, но дело может дойти и до этого.
— Я никому не скажу ни слова. — Гейрин поднял голову, посмотрел мне в глаза. Он плакал, и вряд ли кто-нибудь стал бы его в этом упрекать. Любой отец заплакал бы, пережив такое потрясение. У меня самого на глаза наворачивались слезы. Даже потом, когда я вспоминал, как нежно Гейрин надевал на ребенка сапожок, к горлу подкатывал комок.
— Я был бы вам очень признателен.
— Ерунда, — отмахнулся он. — Не знаю, как мне вас благодарить. Даже не знаю, с чего начать.
Тут я почувствовал закипающее во мне раздражение.
— Перестаньте. Мы оба заварили эту кашу, и слава Богу, что все так хорошо закончилось.
Я помог Гейрину подняться, и мы вместе двинулись к остальным. Уже миновав большую часть пути, он остановил меня, положив руку на плечо.
— Не следует туда никого пускать. Даже если инженеры укрепят штольню. Что-то там не так.
— Я знаю, — кивнул я. — Почувствовал на собственной шкуре.
В тот момент я думал об ухмылке, застывшей на лице мальчика, ухмылке, от которой много месяцев спустя у меня по спине пробегала дрожь. Я чуть не сказал, что его сын тоже почувствовал затаившееся в штольне зло. Но в последний момент решил промолчать. Какой прок был бы от моих слов?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
