Об этом походе в памяти артиллеристов-истребителей сохранились картины суровых зимних снегов, горящие немецкие танки, припорошенные снегом трупы в голубовато-серых шинелях; в сердце навеки осталось чувство дружбы к усатому полковнику Савченко, командовавшему колонной танков, спокойному и насмешливо рассудительному, к танкистам с перепачканными маслом и копотью лицами — рабочим горячего цеха войны.
И снова полк на стремительном марше. Днём и ночью стоит в ушах шум автомобильных моторов, а расчёты мягко покачиваются, сидя на орудиях.
Я застал полк в обороне в одной из излучин Северного Донца. Пушки стоят на открытых позициях. По ту сторону реки немцы. Пушки находятся в досягаемости пулемётного и ружейного огня, но противник не стреляет — он не видит их. Недаром прошёл год, не забыта большая кровь первого боя. Истребители изумительно маскируют орудия перед самым носом у противника. Песок, земля, покрытые кочками и маленькими жёлтыми листочками ветви прибрежных деревьев — кажется здесь не спрячешь и зайца. А истребители ухитрились сделать невидимыми свои пушки. Распластавшись, прижавшись к песчаной почве, они кажутся притаившимися хищниками, готовыми каждый миг вдруг прянуть на врага всей мощью своей стальной мускулатуры. Красноармейцы ведут занятия. И в этих занятиях отразился опыт боёв. Происходит сдача норм на звание ефрейторских расчётов: каждый номер такого ефрейторского расчёта, вне зависимости от того, кто он — замковый ли, заряжающий, установщик, подносчик ли, должен владеть высшей квалификацией артиллериста — быть наводчиком. Такому расчёту не страшно, если во время боя порвётся связь, если выбудет командир орудия или наводчик. Их заменит любой из номеров. Теперь уж не понадобится командиру полка самому вести огонь, как было это в день первого боя. Ну, а если понадобится, к орудию станет майор Серенко так, как одиннадцать месяцев тому назад сделал это подполковник Хмара.
Я гляжу на красноармейцев, на их лица, тёмные от загара, от ветра, от снега, морозов. Мне казалось, что исгребители-артиллеристы должны быть молоды, как истребители-лётчики. Но оказалось не так. Почти всё наводчики люди зрелых возрастов — Воинов, Мигулов, Кутляков. А командир орудия Павел Артемьевич Комаров даже участвовал в войне 1914 года, ему все сорок пять лет. Эта человеческая, внутренняя сила, эта глубокая решимость драться до конца с немецкими танками, не отступив ни на шаг, словно связана с возрастом зрелости.
На переднем крае затишье. Блестит под солнцем Северный Донец. Поют жаворонки. На склоне холма пашут женщины, понукают запряжённых в плуг коров. Бабочка села на дуло орудия, сложила крылышки и застыла. Ей, вероятно, приятно тепло нагретого весенним солнцем металла. Красноармейцы, улыбаясь, смотрят на неё. Какая тишина! И какое напряжение, какая гроза в этой тишине. Ведь каждый час, каждый миг может грянуть решающая битва. И в тот час, в тот миг, когда грянет она, вдруг поднимутся буревестники Великой войны — артиллеристы и истребители танков.
Юго-Западной фронт.
Апрель.
Июль 1943 года
1Так же, как летом 1942 года, немецко-фашистские войска 5 июля 1943 года вновь перешли в наступление против Красной Армии.
И снова над созревшими полями пшеницы и ржи, над простором лугов, скромной красотой своей затмевающих все цветники и роскошные оранжереи земли, над красным репьём, над иван-да-марьей, над жёлтым львиным зевом и донником, над яркой дикой гвоздикой, над сладостно цветущими по деревенским околицам липами, над речками и прудами, заросшими тиной и жирным ярким камышом, над красными кирпичными домиками орловских деревень, над мазаными хатами курских и белгородских сёл поднялась в воздух пыль войны.
И снова крик птиц, шум кузнечиков, гудение оводов и шершней стали неслышимы в пронзительном и ноющем многоголосом рёве авиационных моторов. И снова звёзды и месяц ушли с ночного неба, погашенные и изгнанные наглым светом бесчисленных ракет и фонарей, повешенных немцами вдоль линии фронта.
Двести пятьдесят часов шла битва на Орловско-Курском и Белгородском направлениях, битва, в которую немцы бросили почти два десятка линейных и эсэсовских танковых дивизий, десятки пехотных дивизий, десятки полков бомбардировочной и истребительной авиации, большие массы артиллерии.
Вечером 4 июля в немецких частях зачитывался приказ Гитлера, извещавшего фашистские войска о начале боевых действий. Как всегда высокопарным тоном фюрер говорил о решающей битве, которая должна решить судьбу войны.
Ночью сапёрные батальоны разминировали минные поля, резали проволоку, расчищая путь для танков, самоходной артиллерии и пехотных полков, Которые должны были перейти в решающее наступление.
План немецкого командования был очевиден. Его расшифровку подсказывает сама конфигурация фронта. Удар, нанесённый с двух сторон у основания Курского выступа, должен был привести к тому, что движущиеся от Белгорода на север, а от Орла на юг германские войска, соединившись, охватят в кольцо части Красной Армии, расположенные в Курском выступе.
Надо думать, что, достигнув успеха, немцы продолжали бы наступление уже в глубь страны, возможно, что на Москву или в обход Москвы, — так же, как после успешной для них прошлогодней операции на Изюм-Барвенковском направлении они тотчас же начали Широкое наступление на Кавказ и на Сталинград.
Народ и армия никогда не забудут первого немецкого наступления летом 1941 года. На протяжении трёх тысяч километров, от моря до моря, шли полчища фашистов по советской земле.
Наступление летом 1942 года противник; предпринял на меньшем протяжении, — то было наступление на юг. Инерция наступательного движения немцев была преодолена лишь после того, как они прошли многие сотни километров, захватили широкие пространства Дона, Кубани, приволжских прикаспийских степей, вышли к Волге и горам Кавказа. И вот началось оно, третье немецкое наступление! Казалось, всё обещало ему успех. Район наступления на Белгородском и Курском направлениях был строго ограничен. За сорок — пятьдесят минут можно объехать на автомобиле участок фронта, где немцы собрали семьдесят пять процентов танковых дивизий, имеющихся у них на всём советско-германском фронте. Каких только пышных названий танковых дивизий из знаменитого корпуса СС ни встретишь здесь: «Адольф Гитлер», «Великая Германия», «Тотенкопф», «Райх», «Викинг». С конца марта и начала апреля бесконечные эшелоны и автомобильные колонны везли к месту, где немцы предполагали захлопнуть в огромный железный капкан наши войска, тысячи и десятки тысяч тонн снарядов. Ко времени наступления они собрали по пять — восемь боекомплектов на дивизию, и это составляло в общем своём весе многозначную цифру, которую мог бы принять во внимание и геолог. На сорокакнлометровом фронте прорыва на Курском направлении противник сконцентрировал около тысячи артиллерийских орудий. И вот оно началось, третье немецкое наступление.
Мне пришлось побывать в частях, принявших на себя главный удар противника на Курском и иа Белгородском направлениях: в стрелковом полку, которым командует подполковник Шеверножук, полку, встретившем удар немецкой армады возле одной железнодорожной станции (Поныри) между Орлом и Курском, станции, хорошо известной в мирные времена своими яблоками, и на Белгородском направлении в истребительном артиллерийском полку, входящем в часть подполковника Чевола. Эти два подполковника, вряд ли знающие о существовании друг друга, в один день и в один час встретили немецкие танки и самоходную артиллерию, стремительно ринувшиеся с севера и с юга, с задачей встретиться в Курске. Так ведь и говорилось немецким солдатам перед началом наступления: «Сейчас вы получаете продукты на пять дней, следующая выдача будет в Курске». Подполковник Евтихий Шеверножук — грузный человек, огромного роста, с медленными, спокойными движениями, с медленным, спокойным голосом. Он движется медленно, улыбается медленно, хмурится медленно. Но иногда его огромное тело легко и быстро поворачивается, и голос звучит отрывисто, властно, сурово. Он человек, богатый великим опытом войны, испытавший всю горечь отступления 1941 года, знающий силу наших наступательных ударов, человек, знающий свою собственную силу, глубоко, и спокойно уверенный в ней и потому не любящий зря и без нужды показывать её людям. Часть, в которую входит полк Шеверножука, за пять дней выдержала тридцать две ожесточённых танковых атаки, в этих атаках участвовало восемьсот германских танков, и вместе с танками шла в атаку штурмовая пехотная дивизия «Огня и меча». Десять тысяч семьсот человек и двести двадцать один танк потеряли немцы во время этих атак.
Немцы предполагали нанести ошеломляющий удар, но сами были ошеломлены тем сопротивлением, которое встретили. «Это не война, — растерянно говорили пленные немецкие танкисты, — это не война: мы утюжили русские окопы гусеницами тяжёлых машин и сами видели, как из засыпанных траншей, из самой земли поднимались чёрные от пыли красноармейцы и тут же, едва мы успевали отойти на метр-два, били по нашим машинам бутылками и гранатами… Это не война, это нечто большее».
