— Разве рабыни умеют любить?
— Только рабыни знают, что такое настоящая любовь.
— Я слышал, что любовь делает женщин рабынями.
— Вот почему такое запрещается «одинаковым», — объяснила она, — чтобы женщины не делались слабыми, не попадали под чужое влияние, не становились рабами. Но только в рабстве они познают самих себя и становятся по-настоящему свободными, — уточнила она.
— Любопытно, — ответил он.
— Подумайте, какими могут стать женщины, когда они становятся рабынями по закону и во всех отношениях.
— Похоже, ты боишься работы, наказаний и рабства, — сказал он.
— Да, господин. Но мы не можем выбирать хозяев — мы принадлежим и должны служить, не задавая вопросов. Однако даже в таком состоянии, при всем нашем отчаянии и ужасе, мы знаем, что мы желанны и готовы любить, что мы сексуальны, свободны и всегда являемся самими собой.
Он отложил плеть в сторону, склонился над ней и развязал ей руки.
— Ты можешь предложить мне цветок рабства, — сказал он.
Робко и смущенно она взяла цветок с кровати, опустилась на колени перед Туво Авзонием и двумя руками протянула ему цветок.
— Я отдаю вам свой цветок рабства, господин, — прошептала она.
— Встань, отвернись и сложи руки за спиной, — приказал он.
Она почувствовала, как он связывает ей запястья — грубо и жестко, за спиной. В одной руке она все еще сжимала цветок. Она была связаны так, что ее руки оказались схваченными тонким черным шнурком пониже спины.
— Господин? — спросила она.
— Ты выполнила приказ своего хозяина, — сказал он. — Ты пришла ко мне и предложила цветок рабства. Наверное, когда-нибудь ты еще придешь ко мне и будешь служить так, как я захочу, а теперь я пощажу тебя для твоего хозяина.
— Не понимаю, — произнесла она.
— Я не принял цветок, — добавил он. — Я отказываюсь от тебя. Возвращайся к своему хозяину.
— Неужели я не интересна вам? — спросила она.
— Плутовка, — ответил он, — я отсылаю тебя из комнаты, пока еще могу справиться с собой.
— Господин! — радостно воскликнула она.
— Тем более, что когда-то ты принадлежала к хонестори, гражданам Империи, патрицианскому роду.
— Но не теперь, — уточнила она.
— Да, теперь уже нет, — улыбнулся он.
Он взял из ее руки цветок и прикрепил его к шнурку на поясе. За шнурок он также заткнул шелковые повязки и юбку — возле левого бедра.
Он подошел к двери и открыл ее.
Она смотрела на него с радостью и благодарностью.
— Выходи, — хрипло приказал он.
— Господин! — вскрикнула она.
— Тебя обязательно выгонять из комнаты плетью? — осведомился он.
— Нет, господин!
У двери она остановилась и быстро поцеловала его в щеку.
— Спасибо вам, господин!
— Ну, убирайся, рабыня-красотка! — сказал он.
— О! — Она вскрикнула, почувствовав шлепок пониже спины.
Стражник поднялся со стула.
— Я отказываюсь от нее, — сказал Туво Авзоний.
— Ты хочешь другую?
— Да, есть та, которую бы я хотел, — ответил Туво Авзоний.
— Кто она? — удивился стражник.
— Это неважно, — ответил Туво Авзоний, вернулся в комнату и запер дверь.
Флора прошла мимо стражника на нижний этаж.
Глава 32
— Она и вправду так говорила? — спросил Отто.
— Да, — кивнул Туво Авзоний.
Флора стояла на коленях у стола, за которым сидел Туво Авзоний и его спутница, маленькая женщина, а напротив них расположились Юлиан, хозяин дома и Отто, хозяин рабыни.
Здесь же присутствовали две рабыни — они прислуживали за столом. Одну звали Рената, другую — Геруна.
Спутница Туво Авзония в одежде «одинаковых» казалось грустной и встревоженной.
Со времени визита Флоры в комнату Туво Авзония прошли уже сутки. Флора дрожала, когда хозяин подозвал ее к столу.
Она встала на колени, нагая, в ошейнике, слегка расставив ноги, как было принято у рабынь, держа связанные руки за спиной.
По-видимому, ее господин хотел узнать обо всем, что случилось в комнате Туво Авзония. Его насторожило, что от рабыни отказались и она вернулась слишком рано, причем к ее поясу был прикреплен цветок. Ее немедленно отвели в клетку, там развязали и заперли. Ей не отдали обратно ее одежду.
Туво Авзоний не отказывался от расспросов, он попросил Отто, чтобы тот проверил ее свидетельство и убедился в том, что случилось.
Иногда глаза Отто вспыхивали яростью, и его кулаки сжимались на столе. Но рабыня честно и открыто рассказывала обо всем, что она совершила.
— Твое поведение заслуживает ужасного наказания, — наконец сказал Отто. — Ты видишь, — повернулся он к Юлиану, — она недостойная женщина.
— Тогда продай ее, — посоветовал Юлиан.
Рената и Геруна обменялись перепуганными взглядами: их тоже могли продать по прихоти хозяев. Губы спутницы Туво Авзония тряслись.
Отто повернулся к Туво Авзонию.
— Вы больше всего пострадали от поступка этой твари, — сказал он. — Какое наказание вы бы хотели предложить?
Спутница Туво Авзония взглянула на него расширенными, страшными глазами.
— Вследствие сложных обстоятельств, — начал Туво Авзоний, — я посоветовал бы простить ее.
Флора бросила на него благодарный взгляд.
— Поблагодари господина, — приказал ей Отто.
Флора вскочила, бросилась на колени перед Туво Авзонием и покрыла его ноги поцелуями.
— Ну, достаточно, — хлопнул в ладони Юлиан. — Давайте ужинать. Кстати, у меня для тебя есть сюрприз, Отто — но об этом позднее… Давайте поедим и выпьем. Рабыни, служите! — приказал он, и Рената с Геруной поспешили к буфету, на котором стояли многочисленные изысканные яства и редкие вина.
— Нам уйти? — спросил Туво Авзоний.
— Ни в коем случае! — запротестовал Юлиан. — Вы оба будете почетными гостями.
Туво Авзоний и его спутница встревоженно переглянулись.
Рената и Геруна накрыли на стол. Обе рабыни были в коротких туниках и ошейниках.
— Насколько я понимаю, мы находимся под арестом, — сказал Туво Авзоний.
— Разумеется, — кивнул Юлиан.
— Не думаю, что моя жизнь будет такой же роскошной вне этого дома, — заметил Туво Авзоний.
— Вы можете получить новое место, — заметил Юлиан.
— Я всецело предан Империи, — возразил Туво Авзоний.
— И я тоже, — кивнул Юлиан.
Геруна поставила перед Туво Авзонием высокий кубок и налила в него вина.
— Мне кажется, я понял кое-что, о чем до сих пор почти не имел представления, — сказал Туво Авзоний.
— Что же это?
— Честь, — ответил Туво Авзоний.
