Облако пошатнулась под крепким порывом ветра, взметнувшим гриву, точно знамя.
– Они решат, что я все сочиняю, – повторила Ульфа. – И спустя какое-то время я сама так решу. Обнимите меня покрепче.
Я выполнил просьбу.
– Вот счастливейшая минута моей жизни, прекрасное мгновенье.
Никто из нас больше не промолвил ни слова, покуда Облако не стала всеми четырьмя копытами на твердую землю. Я спешился, бросил поводья и снял Ульфу с седла.
– Благодарю вас, – сказала она. – Я в жизни не смогу отблагодарить вас в полной мере, и даже не стану пытаться, но я буду всем рассказывать про вас до скончания моих дней.
– Я когда-нибудь благодарил тебя за одежду, которую ты сшила мне? Или извинялся за то, что забрал с собой твоего брата?
– Да, но это в любом случае не имеет значения.
Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку:
– Вы не войдете? Там наверняка есть еда, и я приготовлю вам все, что только найду.
– Я не хочу оставлять Облако здесь.
– Всего на минутку, прошу вас. Согрейте руки у очага, прежде чем уехать.
Я немного поколебался, а потом кивнул, поняв, насколько это важно для нее.
Передняя дверь оказалась запертой на засов. Ульфа провела меня к задней, через которую я покинул дом в далеком прошлом, и прутиком вытянула наружу веревочку от щеколды. В кухне, где на моей памяти ее мать сидела съежившись в углу, царила тьма, хотя в очаге еще теплился огонь. Ульфа подкинула дров и опустилась на колени, чтобы раздуть пламя.
– Он кажется таким маленьким!
Осенний ветер жалобно застонал, когда она открыла дверь, за которой я увидел две свиные туши, обезглавленные и выпотрошенные, подвешенные за задние ноги.
– Отец уже забивает свиней. Я зажарю мясо на вилке скорее, чем вы успеете присесть.
Грея руки у очага, как она предлагала, я помотал головой.
– Все равно присядьте. Вы, наверное, устали. Я отрежу вам хлеба.
Гильф, вошедший следом за нами, заявил:
– Я бы съел мяса.
Ульфа изумленно уставилась на него:
– Это вы сказали?
Я помотал головой.
– Я знала, что кот умеет разговаривать. Я слышала своими ушами.
Ветер завыл в дыхомоде, легко вороша пепел.
– Сырая свинина вредна собакам. Всем вредна. – Она распахнула дверцы высокого буфета и нашла там кости с изрядным количеством мяса на них. – Несомненно, мама оставила кости для супа, но я отдам их вашему псу.
Ответа не последовало. Я уже вышел из дому, и несколько мгновений на кухне царила тишина, нарушаемая лишь скрипом двери, которая ходила на петлях взад-вперед, а потом (с налетевшим порывом ветра) шумно захлопнулась.
Когда-то далеким солнечным днем я бежал по этому полю с такой же целью, по колосящемуся ячменному полю. Сейчас ячмень уже сжали. Я бежал по стерне, левой рукой придерживая Этерне, чтобы меч не хлопал по бедру.
– Дизири? Дизири?
Никто не отклинулся на мой зов, но все же я услышал ответ: листья прошептали мне за нее «я здесь».
– Дизири!
Ты не сможешь найти меня.
Я остановился, напрягая слух, но листья молчали.
– Не смогу, – признал я. – Я обшарю все семь миров в поисках тебя и выверну наизнанку Митгартр и Эльфрис, точно пустые мешки. Но я не найду тебя, покуда ты сама не пожелаешь явиться мне. Я знаю.
Сдаешься?
– Да, я сдаюсь. – Я поднял руки.
– Я здесь.
Она выступила из-за темного ствола огромного дерева, и, хотя я почти ничего не различал в темноте, я увидел ее: высокую, как очень и очень немногие женщины, тоненькую, как ни одна женщина на свете, и слишком красивую, чтобы я мог в полной мере осознать, насколько она красива.
Я заключил Дизири в объятья, и мы поцеловались. Ее губы были слаще меда и горячими от дыхания жизни; и не было никаких ошибок, которые имели бы значение, поскольку не было таких ошибок, которые мы не могли бы исправить; и была любовь длиною в нашу жизнь, и любовь имела значение – она всегда имеет значение.
Мы отстранились друг от друга, и мне показалось, будто наш поцелуй длился целую вечность, но и вечности было мало.
– У тебя меч Этерне. – Судя по голосу, она улыбалась.
– Он тебе нужен? – задыхаясь, проговорил я. – Он твой.
– Он уже принадлежит мне, – сказала она, – поскольку он твой. Знаешь, почему он называется Этерне?
– Потому что он почти так же прекрасен, как ты, а красота вечна.
Мы снова поцеловались.
– Ты постарел, – сказала она, когда мы снова отстранились друг от друга. – У тебя появились залысины.
– И потолстел. Тебе я могу ростить все, что угодно.
Она рассмеялась: веселый звон серебряных колокольчиков.
– Даже любовника помоложе?
– Все, что угодно, – повторил я.
– Тогда я заведу любовника помоложе, и им станешь ты.
Неистовый порыв ветра налетел на нас, и я завернул Дизири в свой плащ, как недавно заворачивал Ульфу.
– Я сам могу стать моложе, но только применив способности, обретенные в Скае.
– Да неужели? – Вся веселость всех юных дев прозвучала в ее смехе.
– Но для этого мне придется вернуться туда, во исполнение своей клятвы.
– Однако ты запросто скакал среди облаков.
– Облако подняла меня в небо, я здесь ни при чем.
Мы опять слились в поцелуе, а когда оторвались друг от друга, обнаружили, что лежим на земле.
– Игра почти закончилась, – прошептала она. – Я пришла, чтобы сообщить тебе именно это. Неужто ты думал, что она будет продолжаться вечно?
Когда Гильф нашел меня, я сидел один, кутаясь в плащ и плача.
– Я поел, – сказал Гильф. – Нам надо идти. Я кивнул и поднялся на ноги.
Облако ждала нас в деревне, стоя задом к ветру. Верхом на ней я поднимался все выше и выше, покуда не оставил грозу внизу; но здесь все равно дул крепкий ветер и было очень холодно. Когда я наконец достиг нашего лагеря в Йотунленде, то едва сумел спешиться, чуть не упав при этом.
– Больше никаких ночных поездок, – пообещал я, и Облако радостно кивнула и наполнила мой ум мыслями об озаренных солнцем облачных горах, вечно меняющихся и вечно новых.
– Хотите, я принесу одеяло, сэр? – Голос принадлежал Ансу. – Я поддерживал ваш костер.
Я кивнул; по правде говоря, я крайне нуждался в одеяле и костре, но сказал:
– Ты должен прислуживать королеве Идн, Анс, а не мне.
– Она спит, сэр. Сейчас я ей не нужен. Я тоже спал, почти все время. Только иногда вставал, чтобы подбросить сучьев в огонь.
– Спасибо. – Я снял шлем и сильно потер голову окоченевшими пальцами. – Но тебе надо выспаться. Скоро начнет светать.
– Сейчас лягу, только сперва помогу вам разуться, сэр. Понимая, что разуваться я должен сам, я все же сел на землю и позволил Ансу стянуть с себя сапоги, а пока Анс очищал их от грязи, с трудом стащил с себя кольчугу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
