Белый — саксонские полчища, красный — истинные сыны Британии.
— Кто победит, Мирддин?
— Ни тому ни другому не дано будет взять верх, покуда страна не объединится, а человек, который соберет вместе британские племена, еще не родился.
Он снова медленно кивнул.
— А что будет со мной, Мирддин?
— Ты и вправду желаешь знать?
— Мне это нужно.
— Аврелий и Утер уже отплыли из Арморики...
— Ты говорил об этом в своей сказке... — фыркнул он.
— Они прибудут на двенадцати кораблях и завтра высадятся на юге. Тем временем Хенгист собрал свое войско и идет сюда маршем. Враги окружают тебя со всех сторон. Ты совершил много зла и не жди пощады. Хочешь спасти свою жизнь, Вортигерн, — беги.
— И я ничего не могу поделать?
Я помотал головой.
— Беги, Вортигерн, или попадешь в руки тех, кому причинил столько зла. Аврелий и Утер хотят отомстить за убийство брата и вернуть власть; с ними короли Британии.
— Неужто для меня нет никакой надежды? — Это было сказано тихо, без жалости к себе. Вортигерн знал, что совершил, и, надо думать, давно просчитал риск.
— Вот твоя надежда, лорд Вортигерн, и надежда нашего народа: из смуты, которую ты устроил, выйдет король, который объединит Британию, Верховный король, на которого будет дивиться весь мир, Главный дракон, который окончательно пожрет белого дракона из ямы.
Он мрачно улыбнулся и встал.
— Ладно, если бежать, то бежать сейчас. Отправишься со мной, Мерлин? Твое общество было бы для меня большим утешением.
— Нет, — отвечал я. — Мне дорога в другую сторону. Прощай, лорд Вортигерн. Мы больше не встретимся.
Он призвал своих военачальников, чтобы отходить на восток, где надеялся укрыться от гнева братьев. Ох, худо придется Лису Вортигерну, но от возмездия не уйти.
Мы тем временем двинулись в путь и уже порядком отъехали от крепости, когда Пеллеас в последний раз оглянулся на выставленные в ряд на пиках головы друидов и с облегчением вздохнул:
— Все кончено.
— Для Вортигерна, — отвечал я, — но не для нас.
— Мы скачем в Инис Аваллах, разве нет?
— Да, но пробудем там недолго.
— Сколько? — спросил он, со страхом ожидая ответа.
— Несколько дней, — отвечал я. — Поверь, я хотел бы пробыть дольше.
— Но... — Он помнил мой характер, быструю смену настроений и планов, — но это невозможно.
Я кивнул:
— Да, невозможно.
Мы проехали несколько шагов, и я натянул поводья.
— Пеллеас, послушай внимательно. Ты нашел меня и вернул к людям. Спасибо тебе за это. Однако, боюсь, скоро ты проклянешь день, когда попросился ко мне на службу, и пожалеешь, что терял время на мои поиски.
— Прости, господин, но скорее твое собственное сердце тебя предаст, чем я так подумаю! — с жаром воскликнул он.
И я чувствовал, что он говорит искренне.
— Никто не поблагодарит меня за то, что я совершу, — продолжал я. — Может быть, многие на этом острове будут произносить мое имя с ненавистью и презрением, и все обратятся против меня.
— Другие пусть делают свой выбор, а я свой сделал, господин мой Мерлин.
Он говорил с искренним пылом. Теперь, когда он понял, какие трудности нам предстоят, я мог без страха вверить ему свою жизнь.
— Да будет так, — произнес я. — Да вознаградит Господь твою веру, друг.
Мы двинулись дальше. После разговора у обоих камень упал с души. Пеллеас радовался, и я вместе с ним.
Аврелию и Утеру, сыновьям Константина от разных жен, непохожим, как утро и вечер, предстояло покончить с правлением Вортигерна. Королем по праву наследования стал старший, Аврелий, прирожденный властитель. Его мать, Аврелия, происходила из знатной римской семьи (чего нельзя было с уверенностью сказать о самом Константине). В ее роду были наместник провинции, сановники, правители городов, чтимые матроны.
Однако Аврелия умерла от лихорадки, когда ее младшему сыну было всего три года, и Константин, опьяненный победами над пиктами, скоттами и саксами, спутался с дочерью одного из побежденных саксонских вождей. В приступе великодушия он женился на золотоволосой красавице Онбраусте. Через год родился маленький Утер.
Мальчики воспитывались по римскому обычаю под надзором доверенного слуги. Старший брат, Констант, с рождения посвященный Богу, рос отдельно в небольшой обители при Вента Булгарум. Когда Константина убил, мстя за родичей, его собственный раб-пикт, старый Госселин, архиепископ Лондонский, опасаясь за жизнь мальчиков, забрал их к себе.
Вортигерн своими интригами сгубил Константа, и Госселин принял мудрое решение: переправил мальчиков в Арморику, во владения короля Хоеля, где и спрятал в монастыре. Здесь он мог сам за ними приглядывать, зная, что Вортигерну до них не дотянуться. Тут они и выросли, с нетерпением ожидая, когда смогут вернуться и потребовать принадлежащее им по праву.
Я знал, что так оно и будет, однако, если они захотят продвинуться в объединении страны дальше, чем некогда Вортигерн, им потребуется помощь. Хенгист не даст им спокойно наслаждаться плодами победы, а не станет сакса — начнутся междоусобные войны с местными королями. Короче, без меня им не обойтись.
Мы с Пеллеасом гнали, не жалея коней. Он ехал впереди, я следом, внимательно примечая все перемены. Особенно изменились поселения. Страх сделал свое дело — повсюду появились высокие каменные стены. Большие города, которые так трудно защищать, оказались по большей части заброшенными, люди перебрались в маленькие, хорошо укрытые каменные поселения, которые меньше привлекают внимание разбойников.
Казалось, все людское жилье съежилось и затаилось. Улицы сделались уже, дома — теснее и меньше. Люди словно стремились прижаться друг к другу перед лицом сгущающейся тьмы.
Смотреть на это было и грустно, и досадно.
Клянусь Святым именем Господним, мы — дети Живого Света! Мы не должны забиваться в ямы, как перепуганная скотина. Это Остров Могущественных, он наш по праву! Враг на свою голову оспаривает это право, но, клянусь Великим и Благим Светом, мы не уступим ни пяди!
Сказать по правде, мы уступали. Куда ни глянь, нас теснила наползающая тьма. Мы уже не верили в свое право и свою способность отстаивать родной дом. И я видел: если ничто не изменится, отступление превратится в беспорядочное бегство.
Меня поддерживало то, что сама земля не изменилась. Высоко возносился строевой лес, поля, когда их не мешали засеять и убрать, приносили богатый урожай, коровы и овцы давали мясо, кожу, шерсть, в старых римских рудниках по-прежнему
