тот, кто нам нужен?
— Он сам — злой дух, — произнес главный из королевских друидов, злобный старик по имени Иорам. — Не слушай его, повелитель, он смутит тебя своей ложью.
Старый Вортигерн жестом велел ему замолчать и вновь обратился ко мне:
— Вправду ли ты рожден без отца?
— Мой отец Талиесин ап Эльфин ап Гвиддно Гаранхир, — сказал я. — Эти имена прославлены по всей земле.
— Они мне известны, — почтительно промолвил Вортигерн. — То были чтимые мужи Камбрии.
— Да, но Талиесин не был человеком! — объявил Иорам. — Ученому Братству известно, что он — порождение Иного Мира.
— Для моей матери это будет новость, — холодно отвечал я, — как и для всех, кто его знал.
Кое-кто из королевских приближенных не выдержал и расхохотался.
— А где те, кто его знал? — Главный друид угрожающе шагнул ко мне, выставив рябиновый посох. Горько было видеть, как этот глупец силится подражать Ученым Наставникам прошлого. Хафган затрясся бы от гнева и разбил посох о несносную голову наглеца. — Где те, кто знал Талиесина? — победно повторил Иорам, словно неопровержимо доказывал мою вину. Какую вину, не знаю.
— Мертвы и похоронены, — признал я. — Это было давно. Люди состарились и умерли.
— Но только не ты, Мирддин Эмрис?
— Я такой, каким вы меня видите.
— Я вижу перед собой молодого человека, — вмешался Вортигерн. Полагаю, он хотел обмануть Иорама и спасти мне жизнь, — который лишь недавно начал брить щеки. Уж конечно, он не может быть сыном Талиесина, который умер задолго до моего рождения.
— Король и повелитель, — быстро отвечал Иорам, — пусть его обличье не смущает тебя и не отвращает от задуманного. Он принадлежит к Дивному Народу и потому не старится, как остальные люди.
— Хм, — пробормотал Вортигерн. Я видел его затруднительное положение. Он не желал мне зла, а теперь, увидев меня лицом к лицу, жалел, что вообще ввязался в это дело. — Ладно, может быть, если он и впрямь сын Талиесина, то знает, как справиться с нашей бедой?
Ответ я адресовал Иораму:
— Пусть прежде Иорам нам объяснит, почему каждую ночь камни осыпаются и дневная работа идет прахом.
Иорам надул щеки, но не произнес ни слова.
— Давай, давай, — настаивал я. — Если ты не можешь сказать, отчего рушится стена, как ты можешь с полной определенностью утверждать, что лишь моя кровь способна ее укрепить?
Он злобно зыркнул на меня и с возмущенным видом повернулся к своему повелителю, но Вортигерн сказал твердо:
— Мы ждем, Иорам.
— Это уже известно, — произнес фальшивый друид. — Каждую ночь, пока строители спят, злой дух этого места расшатывает основание и раскидывает камни. Сколько бы ни воздвигли за день, к утру все лежит в руинах. — Он набрал в грудь воздуха и закончил снисходительно: — Поэтому средство одно — кровь рожденного от девы прочно скрепит камни, и злой дух нас больше не потревожит.
— Злой дух в тебе, Иорам, — сказал я, — а здесь никакого злого духа нет, как никто не рожден от девы, за исключением Одного.
Вортигерн хитро улыбнулся:
— Скажи нам, мудрый Мирддин, в чем же причина?
— Земля здесь кажется прочной, но под ней — озеро, заполненное водой. По этой причине земля оседает под весом камней, и стена рушится.
— Лжешь! — выкрикнул Иорам. — Это уловка, чтобы спасти себе жизнь!
— Истинность моих слов легко доказать, — спокойно отвечал я. — Вортигерн, пошли людей, пусть выроют яму, и ты убедишься в моей правоте.
Пеллеас, который все это время стоял рядом со мной, не знал, успокаиваться ему или пугаться.
— Вы уверены, хозяин? — прошептал он.
Вортигерн тем временем уже кликнул работников.
— Я знаю, что делаю, — отвечал я. — Погоди, это еще не все.
Я указал место, и работники сразу принялись копать. Яма все углублялась, и с каждой выброшенной лопатой земли лицо друида все больше расплывалось в злорадной улыбке. Казалось, до воды так и не дойдут.
Однако, когда глубина ямы достигла человеческого роста, один из работников ударил железной киркой и попал в камень. Камень раскололся. Работник вытащил кирку, чтобы ударить снова, и в яму хлынула вода. Пришлось строителям быстрее выбираться наверх, чтобы не захлебнуться.
Приближенные Вортигерна в изумлении следили, как бурлящая вода поднимается к краям ямы.
— Молодец, Мирддин! — вскричал Вортигерн, потом резко повернулся к Иораму и вопросил: — Что скажешь на это, льстец?
Отвечать было нечего. Иорам прикусил язык и злобно смотрел на меня. Его товарищи, сгрудившись вокруг, вполголоса сыпали бранью и бессильными заклятиями, которые никак не могли мне повредить и, словно стрелы, падали у их ног. Теперь я понял, в каком упадке пребывает искусство бардов, и сильно опечалился.
Талиесин, прости своих слабых братьев, если сумеешь. Невежество распространяется по всем четырем ветрам, истина изгажена.
Вортигерн велел мне требовать награду, и я ответил, что не возьму у него ни золота, ни серебра.
— Тогда возьми землю, друг, — предложил он.
— И землю не возьму. — Я ничего не хотел у него брать. Да и как взять то, чем он не вправе распоряжаться?
— Ладно, будь по-твоему. Но вечером уж непременно пожалуй ко мне на трапезу. А там, — глаза его недобро сверкнули, — будет веселье.
Мне отвели шатер для отдыха. Я лег спать и проснулся, когда слуга принес воды для мытья. Затем нас проводили в зал и усадили за высокий стол рядом с Вортигерном. Друиды по-прежнему были здесь и все так же ярились. Лица их были черны от злобы и гнева. Они не сели за стол, а устроились у очага.
— Привет тебе, друг Мирддин! — вскричал Вортигерн при виде меня. В руку мне тут же вложили гостевой кубок. — Вас Хайль! Твое здоровье! Пей, друг! И снова наполни чашу!
Я выпил и протянул чашу слуге. Ее снова наполнили, но я не стал пить и опустился рядом с королем. Пир был замечателен исключительно количеством приготовленного. Вортигерн и его приближенные отличались зверским аппетитом, но весьма неразборчивым вкусом. Яства подавали самые простые — черный хлеб, жареное мясо. Все было приготовлено хорошо, но совсем без приправ, и никак не украшено.
Вортигерн с жадностью набросился на еду; сгорбившись над миской, он зубами рвал
