— Садитесь,— произнес неохотно Лаврентьев,— надеюсь, что теперь я узнаю, что вас привело ко мне. Думаю, что зря вас пустил,— произнес он задумчиво, сожалея, что поддался своему испугу,
— Я так не считаю,— уверенно продолжал гнуть свою линию Рачков при моем одобрительном молчании.— Вы поступили правильно, желая узнать цель нашего прихода. Простите, как величать?
— Семен Иванович,— буркнул чуть ли не про себя Лаврентьев, мрачно уставившись на нас. Очевидно, что умом он не обладал, но хватка у него была волчья.
— Так вот, Семен Иванович.— перехватил инициативу я,— сразу перейдем к делу. Вы не тот человек, к которому нужны длительные, подходы. Я и мой товарищ увлекаемся собиранием старинных предметов и нам стало известно, что у вас есть интересующий нас Будда. Мы хотим его приобрести, предварительно обговорив с вами цену.
Семен Иванович вздохнул с облегчением, в то же время как-то насторожился, возможно, посчитал, что мы все же оперативники и продолжаем игру. Ему было трудно поверить, что двое взрослых людей явились лишь затем, чтобы купить безделушку. Так нам показалось, но мы ошиблись и недооценили в Лаврентьеве его угрюмого упорства.
— И кто же вам настучал про Будду?
— Никто, случайный разговор с одним общим знакомым.
— С Михайловым, что ли?— поинтересовался Лаврентьев. Было великое искушение сказать, что сведения получены от неизвестного Михайлова, но существовала опасность, что никакого Михайлова нет и Лаврентьев нас просто проверяет.
— Какая разница, Семен Иванович, кто сказал,— попытался вывернуться Рачков, не упоминая про медсестру. Та просила нас об этом, боясь, что могут возникнуть неприятности по работе.
— Так, понятно,— протянул Лаврентьев, усмехаясь,— значит эта глазастая проститутка со «Скорой помощи». Она чуть из кожи не вылезла, все высматривала, что у меня есть, про монеты выспрашивала. Ничего, я ей устрою «счастливое детство» на работе.
— Зря вы так, Семен Иванович,— прервал угрозы Лаврентьева Рачков,— мы пришли с серьезным предложением и вам его следует выслушать.
— С каким еще предложением?— встрепенулся Рачков,— все вы одна шайка, это я понимаю.
— Мы хотим приобрести у вас этого Будду.
— Разбежались... Будда не продается. Мне он достался в наследство от одного человека и я его не отдам. Пусть стоит.
— Вы хотя бы поинтересовались, какую сумму вы за него можете получить.
— Ну, а какую?— вопрос был задан без видимого интереса.
— Я думаю...— Рачков задумался...— Как ты считаешь, Виктор Николаевич, сколько нам придется отвалить за Будду?
— Надо сначала посмотреть,— ответил я и перевел взгляд на Будду.
— Смотреть не разрешу,— проронил Лаврентьев, тяготясь нашим визитом.— Говорите так, если вы специалисты.
— Тысячу рублей,— ответил я, как бы размышляя, забрасывая этой суммой пробный шар.
— Ого!— рассмеялся Лаврентьев,— да я вам сам готов дать такие деньги, только чтобы вы отвязались от меня оба. Хорошо?— он откровенно смеялся над нами.
— А сколько вы хотите?— спросил Рачков, моргая мне левым глазом, что дела наши плохи.
— Миллион!— прорычал Лаврентьев, нависая своим могучим торсом над столом.— Устроит?
— Миллион — чересчур большие деньги. А вот тысчонку можно набросить.
— Я считаю наш разговор оконченным,— произнес Лаврентьев безоговорочно.
— Чем он вам так дорог?— спросил я,— вы же не собиратель, Семен Иванович.
— Не знаю,— неожиданно разоткровенничался Лаврентьев,— по мне так он вообще ни хрена не стоит, он не для моего ума. Я понимаю в утиль-сырье, я специалист по этим делам. Но один человек ценил этого Будду, как сокровище. И поскольку теперь Будда мой, я не отдам его никому, пока сам не разберусь, что в нем такого.
— Вы его купили или получили в подарок?— спросил Рачков.
— А вам, собственно говоря, какое дело до этого? Купил, нашел, насилу ушел... знаете такую поговорку? До свидания, господа собиратели.
— Погодите, Семен Иванович, если вы хотите разобраться, то мы как раз можем помочь. Все-таки мы понимаем побольше вашего.
Лаврентьев подозрительно посмотрел на нас, потом решился.
— Ладно, поглядите, может и вправду чего стоящего скажете.
— А почему вы не обратились в музей?— поинтересовался я, глядя как прытко Рачков снимает Будду с серванта.
— Еще чего,— рассмеялся Лаврентьев,— а если он золотой, этот Будда?— Он произносил «Будда», делая ударение на последнем слоге.
— Вот оно что,— весело поддержал смех Лаврентьева Рачков,— опасались, что они в этом случае...
— Конечно, сразу заберут,— уверенно подхватил Лаврентьев,— еще бы, килограммов десять золота.
Рачков внимательно осматривал Будду.
— Могу вас успокоить, Семен Иванович, он не золотой.
— Но это же явное золото,— настаивал Лаврентьев,— смотрите как блестит.
— Это всего лишь золотое покрытие, тонкий золотой пласт, весом граммов в пятьдесят. Вот за это мы и предлагаем вам две тысячи.
— А камешки? Красные и лимонный?
— Обычные стекляшки, так называемые стразы. Это красные. А золотистый — минерал.
Я тоже взял Будду в руки, меня поразила его тяжесть и блеск стекляшек. А потом — глаза: они смотрели на меня искоса, потому что я держал Будду в вертикальном положении. Но столкнувшись с его взглядом, неуверенно поставил Будду на стол.
— Так как, Семен Иванович, поладим с вами?— подвел черту Рачков,— если вы сомневаетесь, я вам докажу в секунду, что Будда не золотой. Смотрите, здесь покрытие содрали и проглядывает потемневшая, почти черная, бронза. Видите?
— Да,— согласно кивнул Лаврентьев,— и все равно, пока продавать не стану. Я должен сам прийти к решению.
— Что ж, если надумаете, позвоните,— резко и зло сказал Рачков и, записав свой телефон, собрался уходить.
— Хорошо,— согласился Лаврентьев.
— Запишите на всякий случай и мой,— вставил я, но Лаврентьев отмахнулся: хватит и одного телефона.
Мы вышли с Рачковым из подъезда молча, расстроенные, и в то же время довольные, что торг не состоялся. Невозможно было представить, как бы мы поделили Будду. А теперь каждый мог попытаться сделать это поодиночке, хотя я понимал, что у Рачкова шансов больше, он сразу поставил себя перед Лаврентьевым как старший. И телефон оставил он, а не я.
— А что это за камни, точно стекло?— спросил я.
— А что же, рубины с бриллиантом, что ли?— непринужденно рассмеялся Рачков. И я поверил ему, хотя теперь знаю, что он сразу догадался, какие камни вставлены в постамент Будды и что за сокровище сверкает у него во лбу.
С этого дня я заболел Буддой, он мне даже по ночам снился. Я вспоминал ослепительный великолепный наряд божества, отливающие багровым пламенем камни, минерал, светящийся подобно звезде. Но больше всего поразили меня глаза, пронизывающие насквозь, видящие в тебе то, что не положено видеть никому другому, кроме тебя самого. Я еще один раз посетил Лаврентьева без Рачкова, но безуспешно: тот категорически отказал мне. Только теперь я догадался, что Рачков бывал у Лаврентьева часто, вошел в доверие к нему и жене, иначе он бы так легко не вырвал Будду из этого дома чуть ли не на второй день после похорон.
Теперь, я — очередной наследник Будды. От этого неожиданного поворота мыслей мне стало не по себе — по спине прополз ледяной иней. Теперь иду по следам Будды, выясняя для себя последствия моей удачи. Наследник. Это, конечно, прозвучало в моем сознании жутковато: наследник чего? Смерти, что ли? Ведь и Лаврентьев, и Рачков покончили с собой. Совпадение? Да, конечно, совпадение, по-другому я не хотел думать. А если нет? Хватит у меня духу избавиться от Будды, пока он и меня не привел к такому же финалу? Чушь, он ведь неодушевленный предмет и не более. Все остальное — мистика, истерическое накручивание собственных нервов. Ну, хорошо, пусть я обладаю повышенной возбудимостью и чувствительностью, но этого нельзя было сказать ни о Лаврентьеве, ни о Рач-кове. Оба были изрядными хищниками: один на почве антиквариата, другой на благодатной ниве утильсырья. Недаром он испугался в первый наш приход.
