— Ну конечно, — отозвалась Калико. — Хотя даже представить себе не могу, кто способен удерживать их все разом в голове.
— А мне не особенно-то и верится в это, — заявил Рувим. — Нелогично! Смысла нет.
«А где же он есть?» — промелькнуло в голове Томаса. Но он взглянул сначала на вождя, а потом на Калико:
— Так это правда или нет?
— Это имеет какое-то значение?
— Вряд ли.
Парень снова уставился на перо, а затем закрыл глаза. Может, в груди у него вместо сердца камень, прямо как думала о себе Анна Длинные Уши. Нечто, разобщающее его с традицией. А может, и нет. Однако он вполне может воспользоваться сказкой в качестве руководства, как живо представить тот самый взгляд внутрь себя, о котором ему столько говорили. Хотя, если уж что-то и воображать, то не камень, а яйцо. Будто внутри этого яйца сидит птица с шаманским зрением. И тогда ему остается разбить яйцо и выпустить птаху наружу.
Томас мысленно нарисовал яйцо — бледно-голубое с темными крапинками различных оттенков коричневого. А вот внутри него клювом по скорлупе бьет птица. Бьет в неспешном ритме сердцебиения, напоминающем ровное дыхание Тетушки, когда взгляд ее сосредоточен за горизонтом на чем-то, видимом лишь ей одной. И еще очень похоже на шарканье в танце сестер под аккомпанемент медленного и размеренного барабанного боя.
Наконец яйцо трескается, из пробитой дыры показывается птичья головка. Не кактусового крапивника, как у Анны Длинные Уши, а крошечной безупречной вороны, достойной своей родни из Желтого каньона. Затем парень представил, как птица пробивается вверх по глотке. Это получилось у него так хорошо, что он на самом деле ощутил ее шевеление внутри себя.
И вдруг Томас начал задыхаться — что-то непонятное перекрыло его дыхательные пути. Он поднес свободную руку к горлу и тут услышал внутри своей головы голос. Его воображение живо нарисовало высокого смуглого старика, обращающегося к нему: «Все необходимое нам для движения вперед и осуществления собственных возможностей всегда можно найти внутри себя. Штука в том, что никто туда не заглядывает».
Это был голос Старика-Вороны, резкий и хриплый, как его изображала Тетушка в сказках.
Томас ничуть не сомневался, что птица, чье продвижение по собственной глотке он ощущал, и была его шаманским зрением.
Ничего себе.
Он принялся массировать горло, чтобы как-то прочистить его, как вдруг рот его наполнился перьями. Парень закашлялся, и в следующее мгновение из его губ наружу протиснулась маленькая черная ворона.
— Что за чертовщина? — донесся до него изумленный возглас Рувима.
«Во-во», — подумал парень, хотя вслух ничего произнести не смог.
Глаза у него были закрыты, однако он видел прямо сквозь веки.
И он видел… видел так далеко… так глубоко…
Его глаза заполнило бесконечное небо, тут же закрутившееся спиралью в ярких оттенках синего. Томасу казалось, будто перед ним распростерся буквально весь мир. И то, что за его пределами, тоже.
Он был связан со всем. Стал частью неба над головой, от горизонта до горизонта. Стал таким же огромным и таким же синим. И ветер был его голосом и пел тысячу тысяч песен. Из его вен, нервов и костей проросли корни — глубоко в скалу под ним, сквозь крохотные щелочки проникнув до самого ядра земли.
Безмерность переживаемого разрывала сознание Томаса. Поддайся он, и тогда ему даже не вспомнить, кто он такой. Тогда он утратит себя самого — собственную сущность, обособленную от всего остального мира.
Как Морагу умудряется жить по-человечески, если он так видит мир?
Но внезапно — так среди туч прорывается последний луч закатного солнца — Томас понял, каким образом шаман, не теряя связь со всем в мире, сохраняет интерес к самым обыденным вещам. И этого оказалось достаточно, чтобы вернуться к собственной сущности.
С некоторым усилием Томас обратил свое вновь обретенное шаманское зрение на лицо Стива и обнаружил целый иной мир в его голове. Как бы невероятно это ни выглядело, но в нем высилась горная вершина наподобие здешней, и на ней стоял тот, другой Стив. Запрокинув голову, отшельник сосредоточенно смотрел на женщину, выглядящую в точности как Консуэла, только с огромными черными крыльями. И она несла какую-то белую женщину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нет, это не Консуэла. Это наверняка Ситала, практически в человеческом обличье, не считая крыльев. И скорее всего, она исполняет какое-то распоряжение Консуэлы. Вспомнив свои сегодняшние приключения, Томас проникся сочувствием к ее новой жертве, кем бы та ни являлась.
Ну уж нет!
Парень напряг волю и выдернул Ситалу наружу. Ему пришлось уклониться в сторону, когда призрачный ворон выскочил из тела Стива — глаза горят, клюв раскрыт в пронзительном крике, хотя ни единого звука не слышно. Птица восстановила равновесие и взмыла почти вертикально вверх. Томас одним движением вскочил на ноги и встал между Стивом, Калико, Рувимом и вороном, пикирующим на них.
Парень ощутил, как вокруг него для защиты собираются ветры. А небо — небо обернулось для него сплетением магической силы, ожидающей его повелительного гласа. Томас стоял недвижим, впившись невидимыми корнями в недра горы.
— Эти трое под моей защитой! — вскричал он, подняв над головой воронье перо. — Ты бессильна перед нами! — слова, судя по всему, на птицу действия не возымели, и тогда парень приготовился к удару призрака, но в последний момент Ситала вышла из пике и улетела прочь.
Томас наблюдал за птицей, пока она не скрылась из виду, а затем стал следить за ней посредством обретенной связи с небом и ветрами.
— Как Стив? — бросил он, не отрывая взгляда от точки, где исчезла Ситала.
— Без изменений, — отозвалась Калико.
Рувим уставился на парня и спросил:
— С кем ты разговаривал?
Томас склонился над Стивом и сосредоточил на нем шаманское зрение.
И ничего не увидел. Ему больше не удавалось заглянуть в сознание отшельника, тесная связь с землей и небом прервалась.
— Нет, — прошептал парень.
Он потерпел поражение. Хоть Томасу и удалось вытащить Ситалу из Стива, его самого он так и не вернул.
И магическая сила исчезла. Он вновь стал ничем не примечательным отпрыском рода Кукурузные Глаза, обычным недотепой-кикими, застрявшим в ином мире, где-то на пустынной горной вершине, с бесполезно зажатым в пальцах вороньим перышком и нарастающим внутри чувством глубокой утраты.
Парень вздрогнул от неожиданности, когда Рувим положил руку ему на плечо.
— Томас? Что сейчас произошло?
— Вы не видели призрачного ворона?
Вождь покачал головой.
— Мне удалось вытащить птицу из Стива, — проговорил парень. — Но теперь моя магическая сила исчезла. Как вернуть его сюда, я не знаю…
Калико осторожно переместила голову Стива с коленей на землю и поднялась.
— Тогда сделаем это по-моему, — процедила она и двинулась через плато к Консуэле, все так же нависающей над Сэмми.
10. Сэди
Вороны следовали за Сэди через весь район до самой Мишн-стрит, но, похоже, потом отстали — когда девушка оказалась на оживленном перекрестке, на глаза ей попалась лишь пара крылатых тварей. Возможно, Мэнни и этот его приятель. Впрочем, Сэди это не особенно волновало. Больше опасений у нее вызвала полицейская машина, приближающаяся со стороны соседнего квартала.
Черт.
Ее натурально затрясло, пальцы стиснули ножик с такой силой, что, наверное, с ладони еще долго не сойдет отпечаток рукоятки. Необходимо срочно дать выход боли, но не делать же это у всех на виду! Какой-нибудь доброхот непременно захочет «помочь бедной крошке» — людей ведь хлебом не корми, дай влезть в чужие дела! Однако Сэди была уже практически на грани, и любой коп как пить дать примет ее за наркоманку.
Быстро повернувшись спиной к проезжей части, она, оставаясь в капюшоне, изобразила живейший интерес к витрине букинистического магазина на углу улицы. Патрульная машина медленно проехала мимо нее, и в отражении девушка увидела, что коп прореагировал на нее так же, как и его коллеги возле клуба «66 Бандас»: никак. Легавый даже не взглянул в ее сторону. Значит, она по-прежнему невидима для тех, кто мечтает отравить ей существование, без того, впрочем, особой радости не приносящее. Но Сэди на всякий случай подождала, пока машина не одолеет еще несколько кварталов, и только потом перешла на другую сторону улицы.
