— Бекки?
Она удержалась, чтобы не вздрогнуть. Лишь беспокойно поерзала на своем стуле.
— Какое сегодня число?
Она быстро перевела на него взгляд:
— Четырнадцатое декабря.
— Четырнадцатое декабря, — шепотом повторил он. На лице его показалось выражение печали, почти отчаяния. Даже поражения. Он закрыл глаза. — Скоро Рождество. А я не даю тебе уехать к своим. Но если ты отправишься сейчас, то к празднику успеешь приехать в Лондон.
— Нет, Джек. Я останусь здесь, пока ты совсем не поправишься.
Глава 22
Джек быстро шел на поправку. Доктор уже снял швы, рана закрылась, подернулась корочкой, и, казалось, меньше болит. Лицо у Джека порозовело, час от часу он становился все крепче.
На четвертое утро после того, как лихорадка отступила, Бекки вошла к нему в спальню и увидела, что постель хотя и смята, но пуста. Нахмурив брови, она вышла в коридор и позвала его. Не услыхав ответа, поспешила вниз и обнаружила на кухне лишь миссис Дженнингс, которая пекла хлеб.
— Вы видели утром мистера Фултона?
— Нет, миледи, не видела.
Бекки забеспокоилась. Где он? Куда же он мог подеваться?
Обыскав все помещения в доме, она вышла на двор и позвала его по имени. Обыскала конюшню и даже дошла до домика Дженнингсов. Но вокруг было тихо. Стояло солнечное морозное утро.
Бекки вернулась в дом обеспокоенная, напуганная тем, что он мог вообще уехать из Сивуда. Но куда? Ведь на улице так холодно. Он даже не взял лошадь — значит, ушел пешком. Он говорил, что в поисках Бекки ехал из Лондона до Лонсеетона почтовой каретой, потом выпросил у фермера лошадь, чтобы добраться до Камелфорда, а остаток пути прошел пешком. Транспорта отсюда до Камелфорда не было никакого, а ближайшая деревня находилась в пяти милях от Сивуда. Бекки не была уверена, что Джек способен в нынешнем своем состоянии, да еще по такой погоде, пройти пешком столь длинный путь.
Подняв юбки, она снова побежала наверх, чтобы убедиться, не оставил ли он какого-то известия о том, куда собирается уходить.
Вот оно! На подушке лежал клочок бумаги. Да как же могла она не заметить сразу?!
Бекки робко протянула руку. Записка была написана неуверенным почерком — Джек явно воспользовался здоровой левой рукой.
«17 декабря 1827 года
Дорогая Бекки!
Я слишком долго находился под твоей заботливой опекой и не имею права долее подвергать тебя опасности, оставаясь в твоем доме. Том Уортингем обещал опубликовать известные факты еще два дня назад, а он обычно держим слово. В настоящее время власти уже разыскиваю убийцу маркиза Хардауна.
Я знаю: то, что я сделал с тобой, непростительно, но все же наберусь наглости, чтобы снова, теперь уже в последний раз, просить у тебя прощения. Несмотря на то что я, безусловно, испытывал к тебе влечение с первых дней нашего знакомства, мои изначальные намерения в отношении тебя были непорядочны, и это отвратительно.
Еще только два месяца назад я был уверен в том, что нет на свете ничего ценнее моей собственной шеи. Теперь я знаю, как ошибался. Я понял, что для меня нет ничего важнее тех немногих драгоценных мгновений, когда я обладал твоим доверием… и твоей любовью.
Прощай, моя любимая. Да хранит тебя Бог. Будь счастлива.
Джек».Продолжая смотреть на исписанный неровным почерком лист, Бекки осела на край кровати.
Она отправила Сэма с письмами днем тринадцатого декабря. Джек пишет, что его ищут с пятнадцатого.
Дата, назначенная Томом Уортингемом, также совпадает — пятнадцатое декабря. Сэм никак не мог поспеть в Лондон ко времени. Она опоздала. А если Уортингем и правда представил свои бумаги, то Джека уже наверняка ищут повсюду, включая самые глухие закоулки Англии. Как раз в эту минуту полиция, может быть, на пути в Корнуолл, чтобы арестовать его здесь.
— Боже, какая я дура!
Миссис Дженнингс сказала, передавая ей письмо Тома Уортингема, что перед этим несколько дней они с мужем не забирали почту. Значит, оно могло валяться на почте в Камелфорде все то время, пока Джека трепала лихорадка.
Бекки снова и снова перечитывала записку. Она носила ее с собой повсюду, куда бы ни шла, и постоянно думала о том, что в ней написано. Мистер и миссис Дженнингс весь день бросали на хозяйку озабоченные взоры, но беспокоить не решались.
Уже на закате Бекки присела возле окна, глядя на море. Начинался шторм, ветер усиливался, взбивая на волнах белую пену.
Куда же направился Джек? Она даже думать не хотела о том, что он сейчас бредет где-то совсем один. Впрочем, Бекки напоминала себе, что Джек — сильный мужчина, повидавший куда более сильные штормы, чем нынешний. Он вполне способен позаботиться о себе сам. Правда, лихорадка и ранение его ослабили, но он ведь не стал инвалидом. Он силен, у него от рождения крепкий организм, так что зимний шторм ему вполне по плечу. По плечу…
Бекки старалась не представлять себе, как он будет надевать плащ на это самое раненое плечо, как станет натягивать перчатку на больную руку. Она гнала от себя мысль о том, что он просто не сможет дойти до Камелфорда.
Достав письмо из кармана, она перечитала его, осмысливая каждое слово.
В нем не было притворства. Он не лгал ей с того момента, как пришел в Сивуд. Еще до того как отправиться в Корнуолл, он пошел к Тому Уортингему и объявил ему, что игра окончена. Раскаяние Джека было почти осязаемо. Он и не думал обвинять Бекки за то, что она его чуть не убила, — он считал это вполне заслуженным наказанием за свой проступок.
И несмотря на то что смысла говорить ей о любви больше не было — ведь воспользоваться ее деньгами он уже не успел, — Джек повторял в своем письме, что любит ее.
А это выражение безнадежного разочарования на его лице, когда она ему сказала, что уже четырнадцатое… Он знал уже тогда, что обречен, что вскоре его станут разыскивать, и все же не сказал ни слова, не попросил у нее ни пенни, даже не обратился за помощью. А уходя, не взял ни одной вещи, которая бы ему не принадлежала.
Возможно, когда-то он и вел себя бесчестно и эгоистично. Возможно, когда-то и пытался обмануть и соблазнить ее. Но все изменилось.
Он оставался в ее доме еще несколько дней после того, как спал жар, но только теперь Бекки поняла, что все эти дни он готовил себя к неминуемому расставанию. Последние сутки он ел с отменным аппетитом и неустанно упражнялся, активно передвигаясь по дому. Нельзя было сказать, чтобы он не обращал внимания на Бекки, но и не вовлекал в многозначительные разговоры. Все это время Джек держался вежливо и слегка отстраненно.
