— Лин, Лина!.. — знакомый встревоженный голос и ощущение чьего-то прикосновения. Будто кто-то хлопал по щеке, пытаясь привести в чувства. — Очнись!..
Превозмогая накатившую усталость, Лина заставила себя разлепить веки и увидела перед собой перепачканное сажей лицо Китнисс, склонившейся над ней.
— Жива! — крикнула девушка куда-то в сторону и вдруг неожиданно добавила, поворачиваясь к Лине:
— Ты молодец!
Опираясь на протянутую подругой руку, Лина поднялась на ноги. И тут же пожалела об этом. Потому что только теперь смогла увидеть весь масштаб случившегося.
Освещаемая светом соней свечей висевшей под потолком старинной люстры, Библиотека больше напоминала руины. Опаленные огнем стеллажи были опрокинуты и еще дымились. Книги, разбросанные по полу тоскливо шелестели крыльями-страницами, изъеденными пламенем. Паркетный пол местами почернел и обуглился.
Главное в Долине надежды хранилище книг превратилось в их кладбище.
Увидев это, Лина почувствовала, как внутри все сжимается и скручивается, отдаваясь болезненной дрожью в ногах, и оперлась рукой о стену, потому что боялась снова упасть. К горлу подкатывала тошнота, тяжелый запах гари и старых книг забился глубоко в нос, не давая свободно вздохнуть.
Хранительница закрыла глаза, прислоняясь спиной к стене и запрокидывая голову, и уговаривала себя держаться на ногах. Пока хватит сил. И уловила на миг тихий разговор учителей вдали:
— Они не готовы противостоять им. Ты видел, что вышло из этого. А ведь перед ней была всего лишь саламандра. По сравнение с варгом она… — Даниэль замолчал, увидев вдруг направленный к ним взгляд Лины — беспомощный, жалкий. В тот момент она считала себя не способной ни на что слабачкой. И готова была провалиться сквозь пол, сквозь все восемь этажей до самого подвала. Лишь бы не чувствовать себя такой ненужной, такой неумеющей, неуклюжей. Не чувствовать себя позором для всех Хранителей.
— Все в порядке, Лин? — осторожно спросила Китнисс, подходя ближе и встревоженно заглядывая ей в лицо.
Девушка кинула и тут же поморщила от острой головной боли.
— Я лишь хотела сказать тебе, что ты действительно храбро сражалась. Ты была классной, — не желая уходить, продолжала Кит. Ее лицо было все в саже и пыли, волосы растрепанны, а одежда пропахла дымом, но она держалась. Так, как никогда не смогла бы сама Лина — она знала это.
— Да! И нашли бы меня под тем шкафом, если бы ты не пришла вовремя, — она горько усмехнулась.
В голове эхом отдавалось множество неразличимых голосов, какие-то странные шаркающие звуки, крики, разговоры. Превозмогая боль, девушка скосила глаза в сторону покосившейся двери, ведущей на лестницу. Туда уже начинали постепенно стягиваться остальные Хранители — взволнованные, испуганные внезапным исчезновением учителей, они толпились возле распахнутых настежь дверей, переговариваясь и испуганно оглядываясь по сторонам. Внутрь, на пепелище, бывшее когда-то главной библиотекой, зайти никто не решался.
— Это была саламандра, Лин, — с сожаление произнесла Китнисс, сочувствующе трогая подругу за руку. — Саламандры… Огненные твари, живущие высоко в горах…Они всегда были излюбленными оружием варгов… Только они могли приручить их…
Смысл слов доходил до Лины медленно, словно пробиваясь сквозь толщу воды.
— Пропустите! — неожиданно раздалось позади.
Среди эха голосов, девушка вдруг ясно различила один — самый громкий и встревоженный. И который раз успела позавидовать подруге — за нее никто так не переживал уже последние десять лет.
— Дайте дорогу!
Пробившись в первые ряды, Люк лихорадочно завертел головой, оглядывая зал и, завидев сестру, тут же бросился к ней.
— С тобой все в порядке?
Он бежал. Он явно бежал, боясь не успеть, опоздать в самый нужный момент, и не пытался скрыть этого.
Кит отрицательно покачала головой, потом кивнула на обуглившиеся останки стеллажей и разбросанные повсюду книги с опаленными огнем страницами.
— Твоей «Кэрен» рук работа, — непривычно серьезно и как-то по-особому тихо произнесла она.
— Но… это же… она не может… — Люк силился что-то возразить, но не мог — слова застряли в горле.
— Она оказалась саламандрой, — Кит выговаривала каждое слово четко и медленно, словно ощупывая и пытаясь донести до брата их смысл.
— А… как же… настоящая Кэрен? — осторожно спросил Люк. В голосе сквозило отчаянное подозрение, которое Лина сразу же узнала — так говорят, когда уже заранее знают ответ. Ответ, что самые худшие опасения воплотились в реальность. Так спрашивала и она сама — с надеждой, по-детски искренной и живой, — когда оказалась одна во враждебном, злом мире. Мире, в одночасье павшего в руинах.
— Скажите мне, где Кэрен?! — Люк почти кричал, испуганно переводя взгляд от одного лица на другое и все еще ища поддержки. Но в встревоженных глазах окружающих читалось лишь отчаянное сожаление.
— Где она?.. — шепотом, почти плача.
Вопрос повис в воздухе. В почти ощутимо густом, полном неразвеявшегося дыма и удушливого запаха гари. Тишина, непривычно давящая и тяжелая после всего пережитого, звенела в ушах, отдаваясь в голове гулким эхом. Никто не знал и не мог до конца знать, что же на самом деле могло с ней случиться.
Кит стояла на месте, замерев, точно статуя, и лицо у нее было почти такое же белое и неживое.
— Вот почему… Скажи мне, почему… почему ты так переживаешь за эту чертову Кэрен?! — почти закричала она, резко оборачиваясь к брату. — Все рушится, мы на пороге новой войны, а ты… Почему ты так о ней беспокоишься, скажи мне!
Она смотрела на него блестящими от слез глазами, и голос ее дрожал. Как та ни старалась спрятать эту дрожь.
Люк вздрогнул и пошатнулся, словно от сильного удара.
Он вспомнил, как Кэрен так же смотрела на него своими ясными и чистыми, как небо, лазами, и плакала. А он ничего не мог с этим поделать. Потому что так было надо. Он понимал это и ненавидел себя, ненавидел и грыз изнутри за свою глупость. За то, что привел ее в Долину, показал их мир, привязал к нему, а потом кинул неподготовленную в самую гущу событий, а сам смотрел, как она тонет в них, не справляясь с неугомонным течением, как по ее щекам тонкими блестящими каплями бегут слезы. Он знал, она старалась справиться, старалась ни сколько для себя, сколько для всех них, для него. Старалась оправдать их ожидания, и теперь он плакал вместе с ней — незаметно, душой.
И все больше погружался назад, в свои видения, наполненные как густой черной жижей, пронзительными криками, воплями и ревом. Что-то подобное он уже слышал раньше — слышал, но изо всех сил старался забыть, хотя понимал, что не должен так поступать. Потому что это были их крики — тех, что вступился за него, не побоясь кинуться в самое пекло, прийти на помощь осажденному врагами городу. Это были крики тех, кто их спас, — тех детей, жалкую кучку, оставшуюся от когда-то великого города. Теперь к ним прибавился и голос Кэрен — одинокий, тоскливый, протяжный. Словно вой волчицы на холодном ветру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
