Бетия снова подёргалась, пытаясь высвободиться из янтарного плена. Но Лотар знал, что это невозможно. Да и она тоже это знала, надежда у неё осталась только одна. Она повернулась к Жалыну.
— Отец, — позвала она.
Жалын уже понял, что произошло. Бледный, с широко расставленными руками, он бежал вперёд, совершенно потеряв голову от горя. Лотару на миг даже стало жаль его. Он не подозревал, что этот бездушный и старый, как мир, демон способен на тёплые, живые чувства. Но делать было нечего. Это была война, и Лотар приготовился к следующему шагу.
Быстро нарастив на руке, погруженной в янтарь, твёрдую и непроницаемую, как хитин, корку, он сделал свою левую руку очень тонкой. Правда, она ослабела, но он надеялся, что левая ему больше не потребуется в этой драке. А для других драк он успеет её восстановить…
Когда Жалын, что-то вереща от разочарования и ужаса, оказался рядом, Лотар кинул ему Матрипост, и снова добился своего. Движения Жалына, до того почти такие же совершенные, как у дочери, стали на миг замедленными. Ровно на тот миг, пока он отбивал платок, давая ему свободно упасть на песок. Но и этого было достаточно…
Лотар вырвал руку из своей затвердевшей кожи, словно вытащил её из широкой и твёрдой перчатки, а потом прыгнул прямо, одновременно нанося сильный, крутящий удар Жалыну в затылок — толкающий его вперёд, на эту скалу, способную всё воспринять в себя без возврата.
Если бы Жалын не коснулся Матрипоста, он, без сомнения, увернулся бы. Но он пропустил этот удар…
Лотар приземлился на раскалённый песок спиной к обоим демонам, спиной к скале. Он не знал, достиг ли его удар цели, просто не почувствовал этого прикосновения ноги к затылку Жалына, потому что всё его тело было одним сплошным куском боли. И прислушался, не поворачиваясь.
И лишь через десять долгих ударов сердца понял, что за его спиной царит мёртвая, ужасающая тишина. Он повернулся. Жалын почти лежал на песке, но левое плечо и правое колено его находились в скале. Значит, он был приговорён к смерти так же верно, как Санс, попавший в эту ловушку, как многие существа, которых Жалын и до этого топил тут.
Бетия горящими от ненависти глазами смотрела на Лотара.
— Ты победил, Желтоголовый. Не ожидала, что так будет.
Лотар чуть усмехнулся разбитыми в кашу губами:
— Я и сам не ожидал. Ты и вправду очень хороша, Бетия. Мне жаль, что мы оказались врагами. Правда.
Тут он понял, что ноги не держат его больше, и сел. Прикосновение песка было невыносимо, но подняться Лотар не мог.
Бетия на миг прикрыла глаза.
— Лотар, в твоей власти ещё спасти меня. Подними Акиф или свой меч и отсеки то, что у меня оказалось в этом плену… Взамен я готова дать тебе нерушимую клятву верности.
Сухмет что-то пробормотал. Впрочем, ему не нужно было даже говорить это вслух, чтобы Лотар уловил его идею.
— Нерушимую клятву ты уже дала — своему отцу. Ты не можешь давать другую. Мне очень жаль, Бетия, но…
Он отрицательно покачал головой. Бетия посмотрела на солнце, на отца, на Лотара.
— Это несправедливо, я не должна была проиграть! Отец, — с мукой в голосе произнесла она, — почему так получилось?
Лотар вздохнул:
— Ты проиграла по двум причинам. Во-первых, ты не научилась различать добро и зло, а это непозволительно для любого бойца — не знать, на какой стороне он дерётся. А во-вторых, тебя не научили кланяться противнику.
— Кланяться — тебе? — Она фыркнула. — Много чести, Желтоголовый.
Лотар снова вздохнул:
— Если хочешь, Сухмет нашлёт на тебя чары, и ты не почувствуешь, что тонешь в этом янтаре. — Он посмотрел на Жалына: — Я могу попросить его и для тебя, Жалын.
Демон всех времён поднял голову, его глаза были тусклыми, как оловянные бляхи. Он вряд ли понимал, что с ним происходит. Но всё-таки проговорил:
— Жарна ни при чём, она ни в чём не замешана.
— Я знаю, ей ничто не грозит, — ответил Лотар. А потом вспомнил, что давно хотел задать вопрос и что теперь, наверное, самый подходящий момент. — Жалын, почему ты подарил мне Акиф?
Вдруг из-за его плеча прозвучал голос Сухмета. Оказалось, он поднялся и подошёл к ним, понимая, что Лотар не сумеет до него добраться:
— На Востоке правитель, если хочет неожиданно наказать слугу, дарит ему какой-то очень приятный подарок. Как выкуп за жизнь, или плата за господское вероломство, или просто как оправдание неожиданного убийства. Раньше это казалось мне благородным, а теперь почему-то представляется подлым.
Лотар опёрся рукой на плечо Сухмета и попытался подняться на ноги.
— Знаешь, я, наверное, не очень плох. А вот с Рубосом тебе придётся повозиться.
Сухмет улыбнулся одними глазами и дёрнул головой в восточной манере.
— Процесс его выздоровления не самое интересное сейчас. Меня больше интересует, что он скажет, когда узнает, что мы победили без него?
Глава 40
Как ни старался Сухмет, Рубос так и не пришёл в себя, и поэтому ничего не сказал. А может быть, дело было в том, что сустав у него был измочален, как будто его руку хорошенько пожевал очень большой морской змей.
Сухмет, пока восстанавливал сустав, пока собирал все мелкие, отколовшиеся косточки воедино, пока пытался устранить внутренние разрывы печени, куда Рубоса очень упорно долбила Бетия, говорил, что проще сделать нового Рубоса, чем подлечить этого. Но Лотар, даром что сам едва держался на ногах, не ответил на шутку, а просто отошёл к умирающим противникам и стал наблюдать за их гибелью.
Умирали они почему-то гораздо дольше, чем Санс. Они и бились больше, и сопротивлялись янтарному притяжению, но всё равно их не сразу принимала даже эта ненасытная скала.
В какой-то момент Бетия вдруг со звериной жестокостью стала перегрызать свою правую руку у локтя, чтобы освободиться. Но потом, когда уже и кровь потекла струёй, а белая кость показалась под отвратительными лохмотьями мяса и кожи, вдруг посмотрела на ушедшую в жёлтую поверхность чуть не до колена ногу и бессильно заплакала.
В этот момент Лотар готов был высвободить её, но Сухмет — цепкий старик — оказался рядом и так сжал плечо Желтоголового, что он даже не смог подойти к ней, просто не поднялся с песка.
Потом стал бредить Жалын. Он говорил на таком языке, что даже дочь смотрела на него со страхом. Должно быть, он шептал какие-то заклинания, но это уже было бесполезно. Он тонул, и в последние несколько минут тонул очень быстро, почти как в жидкой трясине. Когда голова уходила под янтарь, его ноздри и губы ещё оставались на поверхности. И это было ужасно, он всё ещё цеплялся за жизнь.
Когда они скрылись, несколько мгновений ничего не происходило. А потом…
