наверняка начисто забудет всё, что сейчас умеет.
А рыжий долговязый дохляк (Айрин никак не могла понять его статуса. Тоже охотник?) – так вот, он все это время тоже сидел на веранде, забившись в угол. Замер там, как суслик, ничего не говорил, сидел с отсутствующим видом и только непрерывно грыз ногти.
Айрин он сразу не понравился. Нет чтобы помочь, например. Проводник-то им, похоже, жизнь спас. С простреленной аортой перевел их через Границу! Его, этого рыжего, так вот оставили в покое, а надо было сразу с ним поговорить по-хорошему, как Маша умеет. Чтобы вел себя как мужик.
Вообще Айрин, конечно, их узнала, этих троих. Когда схлынул страшный, всё заглушающий запах крови, она узнала их запах, который слышала уже дважды. И оба раза — в очень странных обстоятельствах.
Бородатый городской ушел последним из всех. Не слишком затрудняясь, он исчез прямо из двора, на глазах у двух лабиринтцев – видимо, в самом деле спешил. Амбал посмотрел ему вслед, потом механически сел за стол и аккуратно опустил голову на руки.
– Я... немножко растерялся, – проговорил он невнятно.
– Ну и что бы ты сделал? – бесцветно, почти безразлично подал голос из угла рыжий.
– Надо было сзади бежать.
– А чем это было бы лучше? – бесцветно отозвался рыжий.
– Он – проводник, – невнятно сказал громила. – А я – кто?..
Они молча посидели, один в углу, другой за столом, а потом рыжий заговорил так:
– Я ведь все это время только свою... цель перед глазами видел. Три года из Лабиринта во Фриланд мотался, как одержимый, и все это время ничего не видел больше. Ни в этой Стране, ни в Сети. Вы меня всё это время терпели, а я... – Черный поднял голову и молча смотрел на него. – А сейчас я увидел, что эта моя цель, до которой я царапался, с самого начала была недостижимой. По определению. Что мне три года назад надо было плюнуть, похоронить ее и забыть. И вот сейчас, – с непонятной, нарастающей яростью сказал рыжий, – я вижу, что снова наступил на те же грабли, что я снова только в момент катастрофы понял, сколько для меня значит то, что я теряю!
Охотник молча смотрел на него. Рыжий неожиданно легко и ловко, одним слитным движением, встал, перемахнул через перила и скрылся в саду.
– Он его еще не потерял, – раздался безмятежный голос в дверях, и Айрин чуть не свалилась на пол, а охотник повернулся всем телом:
– Маша!
– Да, – сказала Маша безмятежно. Она держалась за косяк. – Еще нет. Аринка, я бы…
Она покачнулась. Айрин подскочила к ней и повела спать. Уходя, она услышала, как Аои говорит в окне кухни:
– Не нужно так горевать, охотник. Вы сделали всё, что могли. Вам двоим надо успокоиться и перестать себя обвинять. И Маша никогда не говорит зря. Иди сюда, расскажешь, что у вас там произошло.
И правда. Слюнтяйство какое-то. Этот черный хоть на мужчину похож – молчит и дело делает. А тот – истерит и бегает, хуже, чем баба.
Маруся уже давно заснула, держа ее за руку, и Айрин долго еще сидела, слушала ее посапывание и голоса из кухни, бубнящие на разных тонах.
А потом она всё-таки наконец пошла в лес.
Но вообще-то, если совсем честно, надо сказать, что этот черный очень быстро пришел в себя.
– Что это он делает? – спросила Айрин у Аои, стоя через пару дней перед окном на кухне, жуя пирог и наблюдая странное действо во дворе.
– Забор починяет, – взглядывая на нее, ответил Аои.
Лабиринтец приколачивал к низкой ограде двора новый штакетник.
– Зачем? – с недоумением спросила Айрин.
То есть – не то чтобы ограда не нуждалась в починке, но зачем это было делать руками? Да еще Нета. Стоит, подает громиле инструменты, и вид у нее при этом такой, как будто мамочка любуется подросшим сыном. Айрин перегнулась через подоконник и уже открыла было рот, чтобы сказать, чтó она обо всем этом думает, но тут Аои цепко и ловко схватила ее за руку. Покачала головой и прижала палец к губам.
– Почему? – с презрением спросила Айрин.
– Если человек хочет потрудиться, чтобы не быть нахлебником, зачем ему мешать? – поблескивая глазами, тихо объяснила Аои.
Опять им всех спасать хочется, значит. Айрин безразлично кивнула. Не она
