Он был в моей жизни. Какое-то время я буду — в его, средства, но не цели мои изменились. А потом…
Машина останавливается у серой высотки. Егор выпрыгивает первым, я выхожу за ним, Макар осматривается, куда бы поставить машину.
— Да пусть стоит у подъезда, — говорю ему и веду в дом.
На третий этаж из-за меня поднимаемся на лифте: ходить еще немного напряжно, но пройдет, а здесь такая экзотика для мальчишки: оплеванные жвачками стены, дыра в потолке, тусклая лампа с прошлогодними мухами и дверь, неприветливо сжавшая Макара. Лифт не ждет, когда все войдут, здесь правило: кто успеет.
Напоровшись на мужские плечи, дверь одумывается и распахивается, Макар невозмутимо заходит, но Егор заливается соловьем. Я развожу руками. Выходим шустренько, и так как Егор последний, подпихивает меня в спину, чтобы не схлопотать как Макар.
У деревянной двери мы останавливаемся, я думаю, интересно, какие лица будут у моих близких? Мама расстроится, что не предупредили, нечем кормить деточек, хотя холодильник у нас давно не пустует, слава Богу, прошли времена, когда на десятку тянули неделю и мой отец падал в голодные обмороки на работе. Папа обнимет нас с Егоркой, а Макара придирчиво осмотрит, примеряясь: зять или не зять, или будущий зять? Бабуля живет в соседнем доме и когда позвоним ей, прибежит с горячими пирожками. Мне кажется, они у нее есть всегда, хотя она и следит за фигурой.
Тычки в спину намекают, что думаю я слишком долго, и я нажимаю на звонок. Трель в квартире, несколько секунд и дверь распахивается. В коридоре темно, и какое-то время отец не может рассмотреть пожаловавших гостей, а потом наступает момент узнавания, да и я подсказываю:
— Привет, пап.
Обнимаю его за плечи, всегда как в детстве.
— Злата! — он не всхлипывает, еще не хватало! Это за ним в прихожую вышла мама и забрала меня от папы. Вот здесь уже все по-женски. Наобнимавшись, я оборачиваюсь к спутникам, мнувшимся на пороге.
— Мам, пап, а я не одна.
— Да мы уж заметили, — отец, как я и думала, рассматривает Макара.
А мама, когда я представляю мужчин, обнимает и того, и другого. Кто такой Егор, она знает, а Макара обнимает так, на всякий случай. Иногда у них с папой подозрительно одинаковые мысли.
— А где бабуля? — разочарованно спрашивает мальчик.
— Сейчас будет, — обещает ему папа и идет к телефону, пока мама обустраивает гостей. У нас трехкомнатная. Папа с мамой резко переезжают в зал, нам с Егором достается большая светлая комната, а Макару, пока его статус не выяснен, отдельная.
— А ты где жила? — спрашивает Егор, пока я разбираю сумки. Сюда Полине слишком долго и дорого ехать, чтобы помочь мальчику.
— В маленькой, — говорю.
— А чо тебя так притесняли?
— Да там удобно, никакие домовые не поместятся, спи себе — не хочу.
Глаза Егора загораются как у вампиреныша, только что цвет не меняют.
— А у вас что, домовые есть?
— А у вас что, нету?
Он так быстро качает головой, что я переживаю, как бы не свернул шею.
— Да был один, — говорю, — может, уже и другое жилье себе нашел.
Мальчик подозрительно осматривает все углы.
— Он всегда выходил из шкафа, — подсказываю.
Шкаф тут же раскорячивает дверцы, но Егор с грустью констатирует, что тесновато тут, и все захламлено вещами, некуда честному домовому деться.
— А ты, — говорю, — ночи дождись.
Ребенок нетерпеливо посматривает на свои часы — н-да, только шесть вечера, а еще наговориться, а еще наесться, а еще дождаться, когда все улягутся… Я надеюсь, что ночью он отрубится и не будет, как я в детстве, лежать рассматривая потолок и прислушиваясь к каждому шороху. Вообще, домовой у нас правда есть, ко мне, по крайней мере, приходил, и так — в состоянии то ли сплю я, то ли брежу. Но перестал являться стоило подрасти.
Когда вещи разложены, выходим в зал. Я замечаю, что Егор рассматривает не обстановку, а где просторней, где темней, чтобы приключения сегодня обязательно были. Макар беседует с моим отцом на балконе, мы с мальчиком тянемся на запахи в кухню.
— Ой, мама, — восклицаю, увидев расставленный и заставленный вкусностями стол, — когда ты столько наготовила?
— Все было, — улыбается Егору, схватившему котлету, — как чувствовала.
Егор, не дожидаясь общих сборов, ест вторую, мы говорим о пустяках — вот потом, когда все улягутся, когда останемся на кухне вдвоем за чаем, я расскажу ей упрощенную версию своего развода. Я представляю, как не терпится ей узнать, почему с мужем разошлись, а его брат со мной, но это она еще не знает, что мальчик и живет у меня, а так бы побросала свои котлеты недожаренными, выгнала мужчин с балкона и заперла меня там, пока не расколюсь.
Звонок настойчиво требует открыть дверь. Так нагло удерживать громкую кнопку может только один человек. Иду я, потому что мама и особенно Егорка заняты, на пороге подвергаюсь обниманиям, целованиям, отхватываю большой пакет с горячими пирожками, а потом меня отпихивают с требовательным криком:
— Бабуля пришла!
И бабушка с готовностью забывает о внучке, щедро наделяя лаской мальчика.
— А руки мыл? — заметив в его руке котлету, строго интересуется. И тут же возмущенный взгляд на меня — не уследила.
— Протер влажными салфетками, — заступается за меня Егор.
— Тьфу какая гадость! — еще пуще возмущается бабуля, и они оба идут в ванную, друг другу поливают из ковшика на руки. Егор возвращается почему-то с сухими руками, но влажными волосами и радостно оповещает:
— А у вас вода не идет!
— Мы знаем, — вздыхает мама.
— Даже холодной нет!
— Да, да, — поддакивает мама.
Я ставлю на стол бабулины пирожки, мама заканчивает с котлетами, и мы собираемся за столом. Надо же, какой он маленький, особенно, когда столько людей, и трое из них мужчины. Зато пустеет быстро. Ни Макар, ни Егор не смущаются, что меня радует, а то уговаривай поесть, как маленьких. Папа спаивает Макара самодельным коньяком, бубуля меня — самодельной вишневой настойкой, а Егора — компотом. Мама наблюдает за нами с умилением.
— Я, конечно, рада, что вы приехали, — снова бабулин строгий взгляд на меня, — но разве Егору не нужно ходить в школу?
— Да он с репетиторами дома занимается, — оправдываюсь я.
— Это не дело! Мальчику нужно общение, не все ему, как клуше, с тобой дома сидеть. С ровесниками надо контакт находить.
— Да он легко идет на контакт, — пытаюсь отбиться.
Егор следит за нашим разговором, но говорить некогда — никогда не видела, чтобы он столько ел, как бы не поплохело. Есть все-таки свои преимущества в том, что я не любитель готовить.
