Хотя с голодухи некоторые товарищи даже кожаные голенища сапог жевали. А куда денешься – мамона, что в желудке сидит, не принимает никаких разумных доводов. Вынь ей харчи, да положь, и все тут.
Ели мы, предварительно пропустив по пятьдесят грамм водки уже из моего НЗ, в полном молчании. А о чем было говорить? И так ясно, что наши мучения продолжаются.
Ну, гады, вырвусь с болота, перестреляю всех на хрен! А дальше будь, что будет. Пусть сажают. Зато я получу моральное удовлетворение.
Это мне вспомнились черноризцы и их пахан-ведьмак. Это какой же сволочью нужно быть, чтобы по невинным людям шмалять из винта за здорово живешь. Уроды, мать их перемать!…
Насытившись, я выбрал место, где земля помягче и трава погуще, и прилег. Идиомыч, который хлебал супец дольше всех, поискал глазами, где бы приткнуться, но я сделал вид, что не заметил его вопросительных взглядов.
Нужны мне больно его вздохи, как у больной коровы, и привычка хрустеть пальцами. Это меня раздражало. В конце концов Идиомыч улегся неподалеку и естественно выбрал себе местечко, на котором можно было устраивать танцплощадку. Там был сплошной камень.
Что за странное образование посреди болота? – мельком подумал я, с затаенным смешком наблюдая за тем, как ворочается Идиомыч. Да, брат, жестковато…
– Ну что, теперь вы довольны? – не удержался я от вопроса, который давно уже вертелся на кончике языка.
– Вы о чем? – недоуменно воззрился на меня Идимыч.
– А все о том же. По вашей милости нас занесло на это чертово болото, мы едва геройски не погибли под пулями, я чуть не утонул в трясине – и что? Каков результат наших страданий? Ноль, зеро, дупель пусто. Где этот ваш разлюбезный Кондратий Иванович?
Неожиданно в кустах раздался хруст сухого валежника и знакомый радостный голос объявил:
– Здесь я, здесь!
У меня едва не приключился родимчик. Картина была еще та. Она мне живо напомнила сцену возвращения бравого солдата Швейка после многих его злоключений, когда он предстал перед своим непосредственным начальником поручиком Лукашем.
Явление Кондратки народу было потрясающим. Идиомыч, который хотел что-то мне ответить, щелкнул зубами и прикусил язык, а Зосима упустил свой заветный кисет с заграничным табачком в догорающий костер.
На охоте он курил трубку только в исключительных случаях, под большой кайф. Я так понял, что сейчас у него на душе царил праздник спасения от очередной напасти, которых у моего доброго друга за его долгую жизнь было не счесть. Зосима был оптимистом и считал, что главные напасти позади. Хотелось бы в это верить.
Казалось, что Кондратку порвали псы. Вся его одежда представляла собой лоскуты, а сам он был грязный донельзя и весь исцарапанный.
– Кондратий Иваныч! – прорвало первым Илдиомыча. – Слава Богу, вы живы!
Он подбежал к Кондратке и проникновенно, с чувством, потряс его руку. (А обнять не решился, подумал я брюзгливо. Тоже мне, кент… С такими трудами нашел дорогого кореша, а постиранную одежонку замарать не хочет. Вот и верь потом в подлинность человеческих чувств. Театр, право слово, театр…)
Мы с Зосимой тоже поручкались с Кондратием Ивановичем. Правда, Зосима сделал это с довольно мрачным видом – вышитый бисером кисет старика сильно обгорел; да и сам он немного пострадал от огня, когда доставал его из костра.
Что касается меня, то я облегченно вздохнул – баба с воза, кобыле легче. Теперь у нас осталась только одна задача – убраться из этого болота. По крайней мере, на ближайшую перспективу.
Ну, а потом видно будет…
– У вас… – Кондратка вдруг замялся, словно в одночасье стал чересчур стеснительным; но все-таки продолжил свою речь: – У вас не найдется чего-нибудь пожевать?
– Вам повезло… – Я с пониманием ухмыльнулся. – В котелке суп, там еще много осталось. Так что приятного вам аппетита.
Водку я не стал ему предлагать – еще чего. Тогда этот живоглот сожрет и нас.
При виде супца Кондратий Иванович заурчал как кот. С горящими от вожделения глазами он цепко схватил ложку, краюху хлеба и начал метать с невероятной быстротой.
Еще бы – с его-то способностями к этому приятному занятию…
Конечно же, он не насытился. Но на его умоляющий взгляд отреагировал только Зосима. Сокрушенно вздохнув, он покопался в сидоре и выудил оттуда банку сгущенки.
– Какаву будем пить, – сказал он сурово – это чтобы Кондратка не выхватил банку из рук, подумав, что она предназначена лично для него. – Все будем пить, – уточнил Зосима.
Кондратка немного притух, но все равно, пока не вскипела вода в котелке, он был неразговорчив и пристально наблюдал за процессом парообразования и превращения обычной болотной воды в кипяток, условно пригодный для питья.
Увы, увы, другой воды, более приспособленной для человеческого желудка, на этом клочке суши найти было нельзя. Нам оставалось уповать лишь на огонь, который должен был убить все микробы.
Зосима расщедрился и приготовил полкотелка какао. Мы выпили всего лишь по кружке, а остальное прикончил Кондратка. Он пил прямо из котелка, так как по запарке столовый прибор для четвертого человека мы не припасли. (Впрочем, если честно, ни я, ни Зосима не верили, что мы его найдем).
Мы с нетерпением ждали, когда наконец насытится его бездонная утроба, чтобы услышать, что с ним стряслось и как он очутился на этом островке. Оторвавшись от пустого котелка, Кондратка длинно выдохнул «ху-у-у-у…» и сразу же брыкнул на землю – отвалился как пиявка, которая насосалась крови по самое некуда.
– Други мои, как я рад вас видеть, – сказал он, блаженно щурясь.
– А уж как мы рады… – ответил я за всех с угрюмым выражением на лице. – Ни в сказке рассказать, ни пером описать. Растолкуйте нам, какого хрена вас занесло в такое гиблое место?
– Все очень просто… – Кондратка поерзал, устраиваясь поудобней. – Они за мной погнались, ну, а мне некуда было деваться.
– Кто это «они»?
– Эти, черные… – Кондратий Иванович вздрогнул. – Я думал, мне крышка. Испугался сильно. Сам не помню, как влез в болото и как добрался до первого островка.
– Что им от вас было нужно?
– Не знаю. Думаю, им не нравится, что я путаюсь у них под ногами.
– Вы считаете, что они – ваши конкуренты?
Кондратка замялся, но все же ответил:
– В какой-то мере, да.
– То есть, вы в этом не совсем уверены?
– Они что-то ищут. Что именно, сказать не берусь. Возможно… – Тут он с сомнением покосился на Идиомыча, который, похоже, ничего не знал о рукописных книгах монаха Авеля. – Возможно, то же самое, что и я.
– Я предполагаю, что у вас с ними уже были стычки…
– Да. Меня серьезно предупредили, чтобы я больше в Пимкино болото не совался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
