А что если они озабочены в другую сторону? Ведь живи мы так долго, как японцы, – каждый на целых двадцать лет дольше жег бы газ и электричество… Да притом сидя на пенсии – то есть не принося уж вовсе никакой пользы.
Поневоле будешь озабочен продолжительностью жизни, если от стариков одни убытки.
Не древнейшая
20 сентября 2002, «МК»
…У меня у самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи еще порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры… Что же теперь со мной будет? Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!
Пушкин. Письмо жене 18 мая 1836
«Вторая древнейшая профессия» – обзывают прессу министры-ворюги, генералы-предатели и все те, кого Пушкин называл сволочью, – а сами себя они называют элитой. Скажут гадость про «вторую древнейшую» и довольны: ах, как мы уели этого писаку!
Это они сдуру радуются.
Хотят оскорбить и уверены, что удалось, уверены, что оскорбили.
От обвинений хотят отделаться бранью. Это, мол, вторая древнейшая написала, что я вор…
А какая разница? Если министр вправду вор, то разве важно, кто это написал?
Откройте Библию – одну из древнейших книг. Там воины, пастухи, священники, судьи, проститутки, врачи… Откройте Плутарха… Всюду прочтете о продажных сановниках, лживых судьях, полководцах-предателях – любой из них мог бы претендовать на титул «вторая древнейшая».
В древности было очень много профессий. А журналистики – не было. Не было никаких журналистов до изобретения печатного станка. А в России – до Петра I.
В конце ХХ века с журналистикой случилось:
То вознесет ее высоко,То бросит в бездну без следа…
Когда отвалилась советская цензура, первыми плодами воспользовались не поэты, не писатели, а журналисты. Газета – не книга; делается за день.
Мысли, накопленные в зоне молчания, запретная информация, возможность сказать не на кухне приятелю, а тиражом в десять миллионов!..
И все это богатство досталось даром. Мы не платили за него ничем.
И то же самое в бизнесе. Богатыми стали те, кто решился хватать.
Кто-то, никого не спрашивая, брал свободу слова. А кто-то – «Норильский никель». А кто-то – продавал оружие. А кто-то – стал убивать за деньги.
Свобода печати обрушилась на тысячи журналистов-рабов, воспевателей Леонида Ильича, трудовых рекордов и встречных планов.
Свобода досталась профессиональным лжецам. Удивительно, что многие научились не врать.
Журналисты – как те братцы-матросики – попали из грязи рабства в князи свободы. Как же было не распоясаться?
Начались разоблачения. Потом возникла мода на разоблачения. Потом – рынок разоблачений. Потом – рынок подделок под разоблачения.
«Журналистское расследование»! Звучит роскошно. Но спросите себя: «Милиция узнала из газеты или журналист узнал от милиции?» И 99 % расследований исчезнут яко дым.
В России воруют как редко где. И журналист, и милиционер – наши, советские. Есть честные, а есть подонки.
Когда говорят о продажности прессы – возразить нечего.
Нет ничего легче, чем купить аморального. Это было неизбежно. И это произошло.
Но, пожалуйста, давайте сравним процент продажных милиционеров, продажных депутатов, министров и продажных журналистов. И если журналистский процент окажется больше… Но ведь не окажется.
Передел собственности, надувательские ваучеры и избирательные кампании – вот кто создал платежеспособный спрос на продажную журналистику. И тот, кто почти задаром воспевал политэкономию социализма, легко и свободно запел другие песни за другие деньги.
Что запели – не удивительно. Удивительно, что не все.
В конце 1980-х – начале 1990-х слово «журналист» было как орден. В престижную корпорацию рванули негодяи. И к концу 1990-х слово «журналист» стало звучать как «негодяй».
Так было с комиссарами. В 1918 году – верю, что идейные. В 1978 году – похоже, что рвачи.
К внутренней гнили добавилась дискредитация сверху. Пойманная на грандиозной коррупции, на взятках размером в двадцать, тридцать, сорок миллионов долларов, власть говорит прессе: «Ах, как стыдно подслушивать наши частные разговоры!» И лепит клеймо: «сливной бачок».
Граждане, уверяю вас: в сливном бачке чистейшая вода (точно та же, которой вы моете посуду, моетесь под душем). Общество тратит ее, чтобы смывать… Такая уж у бачка работа. И если он ломается, вы тонете в дерьме.
Заденешь высокопоставленного господина, а он с презрительной усмешкой изрекает: «Собака лает – караван идет!» Значит, журналист – собака, а ведомство господина – величавый караван.
Но собака – хороший зверь, друг человека. Собака – сторож, спасатель. Собака ловит бандитов, диверсантов, наркоторговцев.
А караван? Сплошь и рядом он везет наркотики. Или – оружие врагу. Хорошо, если этот караван везет нас в светлое будущее. А если – в темное?
Жеманная сволочь («элита») презрительно цедит: «Фи! Публикации чужих бесед! Как стыдно, как неприлично!»
«Беседы»?! Философские диспуты? Такого не найдете. Пресса публикует преступные разговоры чиновников с гангстерами.
Письма Пушкина читаете, не стыдясь. А ведь это интимные письма жене. Сами не испытываете стыда и не стыдите издателей. Почему же разговоры государственных преступников печатать стыдно?
Вот типичный случай. Цитируем именно эту «беседу», ибо краткая, емкая.
СОБЧАК. Здравствуйте, Анатолий Борисович. Вы знаете, Анатолий Борисович, продолжаются попытки моей дискредитации. Публикации идут в московской прессе о предположительном аресте Собчака. Мы же с вами говорили…
ЧУБАЙС. Не беспокойтесь, Анатолий Александрович. Ситуация полностью контролируется. Я имел на эту тему разговор с главой Администрации Президента Юмашевым. Он заверил, что без его ведома и ведома Бориса Николаевича никакие действия в отношении вас предприниматься не будут.
СОБЧАК. Да, но в московских газетах пишут… А Куликов (тогда – министр внутренних дел. – А. М.) дает публично пресс-конференцию, говорит, что вот-вот арестуют…
ЧУБАЙС. Я повторяю, Анатолий Александрович, не надо волноваться, повторяю. Я сегодня встречаюсь с Юмашевым, первый вопрос, который мы будем обсуждать, – это ваш вопрос.
СОБЧАК. Спасибо, Анатолий Борисович! Хотел еще сказать о главном: последнее время очень настораживает активность Рохлина; я по поводу его заявлений и выступлений в СМИ. Он фактически призывает к неконституционным действиям по смене власти. В отношении него просто необходимо возбудить уголовное дело…
ЧУБАЙС. Но он же депутат, дело не имеет перспектив.
СОБЧАК. Да, но возбуждать надо, чтобы другие задумались…
(Опубликовано мною в «Новой газете». Естественно, при жизни Собчака. Чубайс тогда был первым вице-премьером.)
Это беседа? Нет, это уголовщина. Но какая изящная элита. Решив свой шкурный вопрос, Собчак пытается этот сговор двух коррупционеров превратить в беседу государственных мужей. Оказывается, главное для него – «неконституционные действия Рохлина по смене власти».
Хоть и в панике, а не забыл сделать донос.
Кто подслушал? Уж точно не журналист. Как попала в прессу? А какая вам разница?
«Слили спецслужбы!» – обычный упрек. Но даже если и так – задумайтесь о причине. Материалы по делу АНТа (кооператив продавал за границу танки под видом тягачей) мне принес следователь, который не мог смириться, что дело прекратили по приказу сверху. В статье я привел список высокопоставленных сотрудников АНТа – полтора десятка имен. Против каждого в графе «предыдущее место работы» значилось «КГБ СССР». Спустя малое время следователя убили, тело сбросили с поезда.
Раскрыто множество преступлений по приватизации гигантских заводов (один Кох с «Норильским никелем» – сотни миллионов долларов), а дела прекращены, замяты. И что делать следователю? Стерпеть?
Общество должно бы кричать «спасибо». Аплодировать, как врачу, идущему в холерный барак. Нет, «элита» морщит нос как манерная девица из старых стишков: «Фи!»
К сведению: первые «прослушки» раздавал прессе сподвижник Гайдара, член политсовета «Демократического выбора России» адвокат Макаров. Раздавал открыто, направо и налево. Разговоры генерального прокурора Степанкова с беглым авантюристом Якубовским печатали «Известия», «Комсомолка», «Московская правда»; аудиозаписи, густо пересыпанные матом, крутили по Первому каналу (тогда «Останкино»). В ту пору демократической шантрапе публикация прослушек очень нравилась. Она им была выгодна: уничтожался Руцкой, который тогда исполнял должность врага демократии. Потом эта должность перешла к Коржакову, потом…
И вот уже никто не помнит, что был вице-президент России Руцкой, что все трепетали при имени всесильного президентского охранника Коржакова.
