спросить наставника Вана. Я перебираю уроки, которым он меня научил, иероглифы, которые можно написать. Но нет правил, как вести себя с несправедливостью, с настоящей опасностью. Для неопределенности бытия нет правил. Все, чему он меня учил, касалось искусства, и я применяла это на протяжении всей своей жизни. Но для того места, где я оказалась сейчас, не было никакого урока. Какая же от них польза, если они привели меня сюда? Зачем таскать с собой все эти иероглифы, если я ничего не могу с ними сделать?
6
Утром охранники запихивают нас в ожидающую внизу повозку. Мы выходим так же, как вошли – руки связаны, один за другим, мрачные. Солнце этим утром не приветливое, а навязчивое. Я закрываю глаза, ожидая, когда стеклянный звон в голове утихнет. Внутри повозки наши тела бьются друг о друга. Никто из нас давно не ел горячей еды. На наших щеках одинаковые впадины.
У здания суда уже собрался народ. Я сразу узнаю одно из лиц: белого человека, возглавлявшего толпу у магазина, того, с оскаленными зубами. Он что-то кричит, но он не один – кричат все. Нельсон мягко и многозначительно натыкается на меня, и я достаточно отвлекаюсь, чтобы повернуться к нему. Его глаза велят мне продолжать смотреть на него, а не на толпу.
Но они злы, злее, чем я когда-либо их видела. Охранникам приходится кричать, чтобы они отступили, и даже тогда они кипят, как разъяренный зверь, готовый сожрать нас всех. Я хочу вырваться из хватки охранника и убежать сквозь толпу в горы, в Сан-Франциско и на корабль, который перенесет меня через океан к бабушке. Но это невозможно.
Охранники образуют круг из пустоты, и нас как одного несет то ли их силами, то ли ветром, по направлению к зданию суда. Я позволяю своему охраннику поднять меня, ноги отрываются от земли. Я такая легкая, что ему не тяжело. Вперед, вперед, пока я не вижу открытую дверь и Нама, Лама, Нельсона и Чжоу, которых охранники проводят через нее. Я оглядываюсь. Мужчина с оскаленными зубами пристально смотрит на меня – он обещает, что найдет меня, куда бы я ни пошла. Я следую за своими друзьями в здание. Затем смотрю, как закрывается дверь. Это единственное, что отделяет нас от них, и даже тогда кажется, что этого будет недостаточно.
Мы не успеваем прийти в себя, как открывается другая дверь, та, что в комнату для слушаний. Невидимая сила засасывает нас одного за другим. Я чувствую, как мой охранник снова поднимает меня, тянет вперед. Я дышу, пока жадная паника в моей груди не заполнится. Потом я позволяю ей засосать и меня.
7
Я никогда не видела судью Хаскина, но слышала истории о нем. Это человек, чья честь и праведность принесли ему известность в нескольких округах. Он посадил пьяницу, убившего собственную дочь по небрежности, пристыдил грабителей, которые надругались над несчастными женщинами, предъявил обвинение прохожему, который провел ночь в гостинице и попытался уйти, не заплатив. Местные называют его честным и справедливым. Но когда он входит в зал слушаний и подходит к своему месту, большому креслу-трону с высокой деревянной спинкой, мне на ум приходит только император, такой же бледный и разъяренный, как бешеная толпа снаружи.
Зал для слушаний уже полон, ряды скрипучих скамеек заполнены жителями Пирса. Когда мы входим, они поворачиваются к нам, и на их лицах отражается то, чего я боялась: непоколебимая уверенность в нашей вине. Никаких доказательств не требуется. Те, в ком я узнаю посетителей магазина, отказываются встречаться со мной взглядом. Других я видела прохаживающимися мимо нашей витрины. Некоторые из них были в толпе. Все они готовы наблюдать, как от нас избавятся.
– Косоглазые ублюдки, – рычит кто-то, когда мы проходим мимо.
– Безбожники, – вторит кто-то еще. – Желтомазые!
Они называют нас язычниками и дьяволами. Они называют нас тварями.
– Порядок в суде, – кричит судья Хаскин. – Требую порядка!
Толпа успокаивается. Нас подводят к пяти стульям, стоящим напротив судьи. Стулья выглядят хлипкими, словно любая блуждающая мысль может расколоть дерево.
– Вы пятеро находитесь здесь, – провозглашает судья Хаскин, когда мы садимся, – за предполагаемое убийство Дэниела М. Фостера, владельца «Товаров Фостера». Пожалуйста, назовите ваши имена для суда.
Один за другим мы произносим наши имена: Ли Кхэ Нам. Лесли Лам. Нельсон Вон. Джейкоб Ли. Знакомые слоги звучат как что-то нежеланное в этой холодной комнате, наполненной незнакомцами.
– А это Чжоу, – говорю я. – Он не может говорить.
Кто-то в зале издает издевательский смешок. Судья хлопает в ладоши. Судья говорит:
– Это слушание не предназначено решать вашу судьбу. Оно нужно для того, чтобы определить, достаточно ли улик для продолжения судебного разбирательства. Если да, то вас перевезут в соседнее графство Мюррей, где вы будете ждать суда.
Вспышка надежды. Есть процесс, а это значит, что есть шанс, что наше дело может быть отклонено. «Пожалуйста, – повторяю я про себя, – пусть они не найдут улик». Да и как они могут их найти, когда их не было изначально?
– Я бы хотел вызвать первого свидетеля для дачи показаний, – рявкает судья. – Мисс Хармони Браун.
Позади того места, где сидит судья, открывается дверь, и в комнату для слушаний входит женщина, которую я никогда раньше не видела. Она подходит к небольшому помосту рядом с судьей. По ее рукам, которые прижимают шляпку к ребрам, я вижу, что она дрожит.
– Мисс Браун, это вы нашли тело бедного мистера Фостера?
– Да, – говорит женщина. Ее голос звучит так, будто она уже готова расплакаться.
– Можете ли вы описать то, что вы обнаружили? Не нужно торопиться – я знаю, что эта сцена вас расстроила.
Глаза женщины расширяются – она выглядит так, будто ей хочется чего угодно, но не этого. Она вглядывается в толпу в поисках поддержки. Кто-то ободряюще кашляет позади меня.
– Я пошла в «Товары Фостера» за кое-какими покупками, – начинает она наконец. – Но когда я пришла, то увидела, что дверь в магазин взломана.
Судья направляет ее:
– Что произошло дальше?
Мисс Хармони Браун жалобно всхлипывает и продолжает:
– В тот момент, когда я вошла внутрь, я почувствовала неприятный запах. Запах, от которого желудок сжался.
– Вы можете описать этот запах?
Она вздрагивает.
– Как мясо, которое слишком долго пролежало на жаре. Слишком долго.
– А дальше?
– Я была в ужасе, – продолжает Хармони Браун. – У меня возникла мысль уйти прямо в ту минуту. Но прежде чем я успела это сделать, я увидела ладонь, без руки.
