— Классно целуешься, блондинчик! — хихикнула проходившая мимо незнакомая девушка в каске. — Как наскучит смугляночка, найдешь меня, не пожалеешь.
Кассия молча показала нахалке кулак за спиной. На «Фортуне» за подобную активность можно было запросто схлопотать в зубы.
— Не злись на неё, мы сюда больше не вернемся, — вдохновляюще шепнул Гай.
«Эх, мне бы твою уверенность, Блондинчик», — завистливо подумала Кассия, но виду не подала. Она же «Та самая Фортуната», военная преступница, а значит, ей надо плевать на закон. Девушка расправила плечи и специально оттопырила губу, но как только пропускной пункт оказался в пределах видимости, её решимость испарилась, как кислород из пробитого баллона. От мысли, что сейчас её, безоружную, уличат в подлоге, затем схватят, и когда выяснят личность, всё начнется сызнова, Кассию бросало то в жар, то в озноб. А может быть, это потаенные чувства Ацилия отражались через ненавистный имплант в её сознание.
— Не дрожи. Веди себя естественнее. Умоляю.
Голос у Гая стал сиплым, и каждое слово он словно отрывал от цельного картонного листа, до такой степени сухими и резкими они звучали.
Женщину, что равнодушно прикладывала пропуска к своему планшету, активируя схему прохода и заодно сверяя номер, Кассия узнала без труда.
«О боги! Это же та манипулария, которая сплетничала в спортзале!», — мысленно взвизгнула беглянка. И даже попыталась дернуться в сторону, но была остановлена напарником. Ацилий до боли впился в её плечо ногтями.
— Стой смирно, до-ро-гая.
— Она…
— Рот закрой… Пожалуйста.
И как ни в чем ни бывало, протянул свой пропуск контролерше. Меры предосторожности никогда не бывают лишними. В конце концов, боевая бирема специального назначения — это военный объект, и позволять шляться по нему туда-сюда всякому желающему — верх безрассудства.
Аквилина, в свою очередь, даже глаз не отвела от экрана, пропустив беглецов внутрь кабинки лифта, который почти моментально вознес докеров в недра корабля.
— Нам в секцию 11–40, - сказал Ацилий, сверяясь с голографической объемной схемой. — Идем. Всё уже позади.
Кассия заживо сгорала от стыда. Она никогда не была робкого десятка и вот за несколько декад превратилась в дрожащий от ужаса кисель на ножках. Тьфу! Как противно-то!
Но тут Гай взял Кассию за руку, и ладонь патриция оказалась точно такой же холодной и влажной, как и у девушки.
— Вот видишь, это всё из-за импланта. Мы резонируем друг друга, усиливая эмоции. Не грызи себя.
Так, держась за руки, они и шли по коридорам биремы, дивясь упорству наварха, заставившей отремонтировать поврежденный корабль в столь короткий срок. Ливия выжала из работяг все соки, но «Аквилу» починила.
— Salve! — отсалютовал префект, вынырнув из бокового коридора внезапно, как из засады. — Просто идите следом за мной, не оглядываясь.
Он был спокоен, но вооружен и бледен. Сразу видно, Аквилин не спал большую часть ночи. Все-таки не каждый день один из Марциев помогает сбежать государственным преступникам. Беглецам, собственно, тоже надо было основательно привыкнуть к мысли, что их спасают наварх и префект боевой биремы. И Кассия уже почти смирилась с тем, что незыблемая прежде картина мира стремительно выворачивалась наизнанку, как доблестный Квинт Марций резко остановился.
— Какого… он тут делает?
— Кто? — шепотом спросила Кассия.
— Луций Антоний, наш психо-куратор.
Фортуната проследила по направлению взгляда префекта и на миг обратилась в ледяную статую. Перепутать психо-куратора с кем-то другим невозможно. И дело вовсе не в форменной тунике. Никого и ничего Кассия так не боялась, как мозголомов с их приемчиками — ни пиратов, ни парфов, ни пунов, ни пыток, ни превращения в удобрения заживо.
«Я сейчас… сейчас я описаюсь», — обреченно поняла бывшая рядовая штурмового отряда.
***
Для Луция Антония на станции Цикута Вироза не существовало запретных мест. Кроме личных помещений персонала и сотрудников. Но туда всегда имели доступ станционные вигилы. И как личный куратор наварха и префекта, Антоний мог попасть на борт «Аквилы» в любой день и час. Вот он прямо с начала утренней смены и решил встретиться с Ливией Терцией. Поговорить еще раз, но уже на её территории, где наварх будет чувствовать себя абсолютно уверенно. Поговорить, как друг, если угодно. Но все попытки Антония выяснить, где Ливия, или как-то с ней связаться, оказались тщетны. Его посылали то туда, то сюда, то в секцию 19, то в блок 125-А, и везде наварх «только что была тут, всего минуту назад с ней разговаривали». Аквилина была воистину неуловима.
А на борту биремы, на профессиональный взгляд Антония, царило какое-то нездоровое оживление. Как-то уж слишком все были бодры и сосредоточены, словно вылет уже назначен и пошел обратный отсчет. Даже манипуларии, все до единого, облачились в легкую броню. Поголовно красноглазый техперсонал, похоже, третьи сутки кряду отлаживал все системы корабля.
А ведь никаких указаний насчет «Аквилы» не поступало, ни от службы психоконтроля, ни от претора Випсания. И еще он точно знал, что бирема практически встала на вечный прикол. До тех пор, пока Луций Антоний Цикутин лично не подпишет разрешение. Такие вот дела.
Однако же, работа на «Аквиле» кипела вовсю. И этот трудовой энтузиазм выглядел весьма подозрительно.
Словно приливная волна, до Квинта Марция докатились шепотки: «Антоний! Антоний шастает по кораблю». И как только информация достигла ушей префекта, он увидел самого куратора. Мозговед крался по коридору с выражением лица, достойным самого Фиделиса, то есть со злобной ухмылкой и горящими алчностью глазами.
В долю секунды сообразив, что произойдет, едва они с Антонием пересекутся взглядами, Квинт развернулся вокруг своей оси и сделал лигариям знак «Полный назад!»
Рефлексы Квинта Марция отказались на высоте. Беглецы не успели ничего толком сообразить, а он уже затолкал их в какое-то помещение, приказал «Сидеть тихо!» и быстро заблокировал дверь снаружи.
***
В кромешной тьме немудрено было растеряться и потерять всякую ориентацию в пространстве.
— Где это мы? — спросил Гай Ацилий, нащупывая Кассию и звучно принюхиваясь.
И почти сразу же со всех сторон зловещими красными огоньками засветились двадцать пар чьих-то глаз.
Кассия и без света, по одному только запаху, определила, куда именно они с Гаем попали.
— Аптериксы, — прошептала она.
Какой же манипуларий не знает, как пахнут священные «куры»? Те, в свою очередь, стали медленно приближаться, потому что узнавание было взаимным. Какой же аптерикс не знает, зачем к ним приходят манипуларии без сопровождения корабельного авгура?
Патрицию тонкости взаимоотношений легионеров и пернатых ящеров были неизвестны, и он вздохнул с облегчением:
— Уффф! Это хорошо.
Аптериксы подобрались еще ближе. Не иначе, чтобы устроить дружескую встречу незваным гостям.
— Ничего тут хорошего нет. Мы же их ели.
— И что?
Если священные «куры» предсказывают будущее, то отчего бы им не ведать о прошлых прегрешениях Фортунаты против ихнего племени?
— Они знают, — едва слышно пролепетала девушка, прижимаясь к напарнику.
— Это суеверия, Кассия, — добродушно заявил Ацилий и осекся.
Отчего — то вдруг вспомнилось ему, что священные аптериксы ближе к ящерам, чем к птицам. И не смотря на клюв, у них очень острые зубы.
Кассия рассуждала быстро и со знанием дела: раз авгур их не закрыл в клетке, значит, молодые и дикие. Чтобы сами себя защищали от посягательств корабельных гурманов.
— Осторожнее. И глаза береги.
— Почему?
— Потому что выклюют! — взвизгнула девушка, отбиваясь ногами от первого прыгнувшего на неё аптерикса. — Брысь! Кыш!
Молоденькие «цыплята» пошли в атаку по своим правилам — бросились на нарушителей покоя всем скопом, кусаясь и лягаясь. Подпрыгнуть высоко, как делают взрослые особи, у пернатых ящеров пока не получалось, а посему план агрессоров был иной — повалить и все-таки выклевать глаза.
— Да, твою ж мать! — взвыл Ацилий, пребольно укушенный священной тварью за локоть.
— Не кричи, услышат, — одернула его Кассия.
Плотная ткать её штанов уже трещала под укусами аптериксов, но на ногах манипулария пока стояла твердо. Гаю приходилось сложнее, он мог отбиваться только одной правой рукой. Ибо левой он защищал гениталии, которые, как на грех, оказались в пределах досягаемости зубастых клювов.
Битва продолжилась в гробовом молчании, сопровождаемая только зловещим попискиванием агрессивного молодняка. Отброшенные калигой в сторону «птенцы» какое-то время не нападали, а переваривали полученный негативный опыт, и в следующий раз приближались уже гораздо осторожнее.