После ухода префекта Луций Антоний полностью отключил проекции, оставшись в пустой белой комнате. Так ему лучше думалось, тем паче было о чем. Сроки сдачи очередного отчета поджимали, а ясности в деле Аквилинов по-прежнему не наблюдалось. О чем писать руководству, если он не может гарантировать стопроцентной лояльности командного состава? Ливия Терция — не просто пилот, она… Она — Ливия! А Квинт Марций не просто еще один из Марциев, он — ментат с высоким эмпатическим потенциалом. И то, что они каким-то чудом преодолели естественный барьер неприязни, означает, что их объединила не эмоция, а Идея.
Написать об это в отчете все равно, что собственноручно убить Аквилинов. Во всяком случае, Ливию Терцию так точно. Потому что проблема в Марции, и только в нём. Ливия — на своем месте, она на этой проклятой станции единственная, кто по-настоящему счастлив. Если не считать гетер и амикусов.
Когда все время работаешь с людьми в той или иной степени странными, а порой и откровенно ущербными в плане психики, то очень быстро приходишь к выводу, что нет ничего важнее душевного спокойствия и ощущения полноты жизни. Любая гетера не просто точно знает, что это такое, она от рождения до смерти живет в гармонии с собой и миром. И пусть достигается этот эффект глубоким вмешательством в нейрохимию, влекущим за собой перестройку личности, но результат впечатляющ. В постоянных научных спорах, тянущихся вот уже век между лабилистами (лат labilis— скользящий, неустойчивый) и регидистами (лат. rigidus— жёсткий, твёрдый) Антоний придерживался точки зрения последних. Кому, как ни ему, время от времени подписывающему вердикт о ликвидации непригодного генетического материала и его носителя, понимать, что иногда лучше пожертвовать частью свободы личности, но сохранить самого человека. Ради других его не менее полезных качеств и способностей.
Видят маны и лары, жестоко дарить людям крылья в их разуме и при этом оставлять двуногими пешеходами. Зачем Ливии Терции политические убеждения, художественный вкус и любовь к математическим ребусам? На кой ей эмоциональная привязка к сцинку, без которой женщина будет физически страдать? Почему её обязательно должен немного раздражать командир корабельных манипулариев?
А ведь решение такое простое: закон, проведенный через Сенат, и на его основе — директивы для руководства репродукционных центров. А потом подождать всего каких-то два-три поколения, и большинство навархов будут столь же эффективны, как Ливии, но при этом безмятежно счастливы на своих кораблях, как любая из гетер. И никаких сомнений в лояльности.
Однако твердолобые квириты с упорством, достойным лучшего применения, рубили подобные проекты на корню еще на стадии внесения на рассмотрение. «Нам не нужны клоны и андроиды! В Республике будут жить только полноценные люди со свободной волей!» — упирались сенаторы. Как будто и в самом деле понимали принципиальную разницу между клонированием, созданием человекоподобных роботов и зиготной коррекцией личности.
Консерваторов тоже можно понять. Долгая и кровавая история человеческих цивилизаций обитаемой части галактики знала примеры, когда ученые заигрывались в богов, и чем это заканчивалось для миллиардов людей. Запрету на создание клонов уже девять веков, между прочим, и вовсе не без веских причин.
Хотя если взять Ливию Терцию и представителей её немногочисленной фамилии, то даже очень узкому специалисту сложно отыскать ту грань, которая делает наварха «Аквилы» свободнее и полноценнее прирожденных лигариев. И всё же она есть — Ливии слишком непредсказуемы для людей, чья зигота подверглась вмешательству на стадии, предшествующей первому дроблению.
«Ну, давай, признайся же, наконец, что эта женщина тебя беспокоит и даже волнует, — сказал себе психолог, с тоской изучая абсолютно гладкую ровную стену. — Её целеустремленность завораживает, её ум ошеломляет, её хладнокровие… бесит. Она — совершенство, а ты всего лишь увеличительное стекло, направленное на это чудо природы».
С Ливией всегда всё было по-другому. По долгу службы она позволяла изучать себя, снисходительно и великодушно. И если бы представилась возможность, то Луций Антоний с превеликой радостью занял бы место Фиделиса в клетке. Лишь бы оставаться рядом и наблюдать за Ливией Терцией изо дня в день. Еще лучше — стать необходимой частью её жизни. Как сцинк.
Антоний не был бы ученым, прирожденным исследователем, если бы уже давным-давно сам себе не поставил диагноз, больше похожий на приговор. Любовью тут, само собой, и не пахло. И это слишком-слишком банально для настоящего воина науки. Луций Антоний жаждал знать, как устроены Ливии, так же как естествоиспытатели древних веков желали найти исток великой реки или край обитаемого мира, или открыть возбудителя страшной болезни, или — новую звезду с обитаемыми планетами.
«Надо что-то предпринять. Срочно! Безотлагательно! Непременно! Что-то радикальное, пока объединяющая Аквилинов Идея не подтолкнула их к действиям», — решил Антоний, еще несколько раз проверив и перепроверив результаты последних тестов.
Вот только что именно делать? Давить на претора? На службу вигилов? Задержать под надуманным предлогом?
Луций Антоний метался по собственному кабинету, как большая ночная бабочка вокруг лампы, до тех пор, пока не придумал, как ему следует поступить. В конце концов, древние охотничьи методы не так уж и плохи, когда речь идет о таком ценном звере, как Ливия. Кто запрещает устроить на неё засаду прямо на тропе к водопою? Ливию надо спасать. Если понадобится, то и от самой же себя.
***
Наварх «Аквилы» пообещала свою помощь Божественному Ацилию и его подруге так щедро и стремительно, что не успела даже задуматься о собственных мотивах. С мгновенными решениями всегда так, сперва говоришь, а потом, с ужасом спрашивая себя, а какой вонючий парф тянул тебя за язык, делаешь. Но если для существа импульсивного и подверженного влиянию эмоций, вроде корабельной гетеры, такое поведение естественно, то для наварха спонтанные решения — это практически расписка в профнепригодности. Командиры боевых кораблей умеют действовать быстро, однако их невероятная интуиция всегда основана на логике и трезвом расчете. Ливия же никакой логики в своем решении покуда не видела.
Нет, наварх «Аквилы» ни на миг не пожалела о порыве, заставившем ее по уши влезть в заговор с целью мятежа, но неплохо был бы понять, а почему, собственно? Без привычной опоры Ливия Терция начинала сомневаться, а сомнения наварха — это гибель корабля и экипажа, вот что это.
Между игрой в прятки со въедливым Антонием, который практически взял в осаду подозрительную пару командиров «Аквилы», и умильным убалтыванием недоверчивого Марка Фабриция (а это не так просто, уговорить старшего инженера седьмой ремонтной секции не только форсировать ремонт биремы, но еще и не доложить об этом кому следует!) у Ливии Аквилины нашлось не так уж много времени, чтобы спокойно подумать. Однако под грядущий бунт и устройство побега государственного преступника она теоретическую базу подвела. Гибкость пилотского мышления всегда влияла на лояльность. Простейший силлогизм разрешил сомнения наварха. Гай Ацилий — последняя надежда Республики. Ливия Терция Аквилина присягала Республике и верна присяге. Следовательно, помощь Ацилию и есть наилучшая служба Республике. Сложнее оказалось с помощью Квинту Марцию. Ибо дефективный префект с его опасными мечтами о полетах в простую схему не укладывался.
Тут бы очень пригодился профессиональный совет специалиста, но не к Луцию же Антонию, право, идти с таким вопросом? Ливия хихикнула, вообразив на миг, какое непередаваемое выражение поселилось бы на физиономии психокорректора, если бы она, невзначай заглянув к нему в кабинет, вдруг ошарашила куратора этой проблемой. Дескать, так мол и так, объясни мне, о знаток разумов и душ, с чего это вдруг я решила рискнуть всем, что имею, включая жизнь, ради того, чтобы исполнить мечту не самого приятного и ни в коей мере не симпатичного мне человека? Интересно, а усидел бы Антоний в кресле при таких вестях? Вот забавно бы вышло, если б…
Наварх прервала полет своей бурной фантазии и помрачнела. Со службой психокоррекции не следует шутить даже мысленно. Слишком много крови на руках у этих вежливых ребят, куда там Кассии с ее трехстами парфами! Сколько генетического материала забраковал Луций Антоний за годы службы? В его досье, должно быть, имеется точные цифры, но такие материалы, даже если бы были доступны, явно не то чтение, за которым приятно скоротать вечерок. Даже не слишком впечатлительным людям вроде наварха «Аквилы».
Если Антоний докопается до «дефекта» Квинта Марция, парочку Аквилинов ждет конец скорый и страшный. Вот и одна из причин, почему Ливия сейчас рискует. Префект — не просто часть «Аквилы», он еще и часть самой Ливии Терции. Лишиться его — это все равно что самой себе отпилить левую руку. Не смертельно, но необратимо. Любой другой ментат, даже если наварху подберут новую пару, станет всего лишь протезом — хорошим, почти неотличимым от потерянной конечности, но — неживым.
