— Может быть, я ошибаюсь, Палибий, но мне кажется, что ты с удовольствием проткнул бы меня ме-чом. Только я не враг, Палибий, и не женщина, хотя твое умение протыкать очень скоро мне понадобится. Ну, скажи, скажи, что ты думаешь обо мне!
Центурион стоял неподвижный и бледный, как мраморная статуя.
— Знаешь, Теренций,— отходя и рассматривая центуриона, обращался Никий к Теренцию,— когда мы вернемся, я попрошу императора назначить Палибия на новое место службы. Мы установим его на нос самого мощного военного корабля. Уверен, враги не вынесут его грозного вида,— мы будем выигрывать сражение с одним-единственным кораблем.
Как-то вечером, спускаясь в свою каюту, Теренций наткнулся на Палибия. Ни слова не говоря, тот схватил своей мощной рукой Теренция за горло и, прижав к поручням лестницы, стал душить. Теренций не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, глаза его налились кровью и, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Когда сознание уже почти покинуло его, проклятый Палибий ослабил пальцы. Теренций со свистом втянул воздух, хотел крикнуть, но Палибий угрожающе прошипел, брызгая слюной:
— Молчи!
Опять сжал горло Теренция и отпустил только тогда, когда у того угрожающе затряслись руки. Он отнял свою руку — Теренций упал на ступеньки лестницы, хрипя и кашляя. Когда он несколько пришел в себя, Палибий присел перед ним на корточки и сказал, криво усмехаясь:
— Ну, старик, теперь говори! Говори, если не хочешь стать кормом для рыб: что задумал твой мерзкий хозяин?
Теренций готов был выложить все, но не успел ответить, откуда-то сверху раздался насмешливый голос Никия:
— Доблестный Палибий, если тебе захотелось поиграть с моим старым слугой, ты мог бы спросить моего разрешения. Или ты посчитал это излишним?
Палибий быстро встал, Теренций с трудом повернул голову. Никий стоял на верхней площадке лестницы, улыбаясь напряженно. Спустившись на несколько ступенек, он протянул руку Теренцию, помог подняться. Теренций держался за горло обеими руками, вздрагивал и икал.
— Он не тронет тебя больше,— произнес Никий, положив руку ему на плечо,— он не посмеет. Кроме того, я открою ему то, что он хочет узнать. Ты ведь хотел узнать, мой Палибий, цель нашей поездки? Я правильно тебя понял?
Палибий стоял, угрюмо насупившись, рука его лежала на рукояти меча. Никий сказал, ткнув в меч пальцем:
— Пока не меня, пока не меня, Палибий. Может быть, в другой раз, но не сейчас. Ведь я посланник самого императора! Но у тебя найдется работа более важная, чем душить несчастного старика. Ведь мы едем на остров для того, чтобы убить Октавию, и я хочу, Палибий, чтобы ты самолично сделал это.
— Начальник преторианцев не сказал мне, я не знал...— начал было Палибий глухим голосом, но Никий его перебил.
— Он тоже не знал,— проговорил он угрожающе-насмешливо,— как и все в Риме. Когда ты убьешь ее, Палибий, мы скажем, что она, к примеру, сорвалась со скалы. Кстати, ты не помнишь, есть на Пандетерии скалы?
— Я не был там,— сквозь зубы процедил Палибий.
— Это не важно, в случае чего мы придумаем что-нибудь другое. В Риме охотно верят тому, во что хочется верить императору. Разве не так, Палибий?
— Я не убийца.— Палибий сказал это, исподлобья глядя на Никия.
— Вот как! — Никий изобразил на лице крайнюю степень удивления.— А кто из нас убийца? Я или вот он? Кто-то должен исполнить приказ императора.
— Я не убийца! — повторил Палибий упрямо.
— Ты сделаешь то, что я тебе прикажу,— с угрозой в голосе сказал Никий.— А сейчас возьми Теренция и отнеси его в каюту.
Палибий не двинулся с места, а Теренций, испуганно глядя на Никия, простонал:
— Я сам, мой господин... могу...
Никий не обратил на его слова никакого внимания:
— Я жду,— сказал он Палибию,— Или ты подчинишься, или я привезу тебя в Рим закованным. Ну!
Не сводя с Никия горящего взгляда, Палибий шагнул к Теренцию, легко поднял его и понес. Теренцию было больно от мощной хватки центуриона, но он опасался и терпел. Войдя в комнату, Палибий бросил Теренция на ложе, что-то прорычал сквозь зубы и вышел, хлопнув дверью.
До конца их плаванья Теренций видел его только издали. Палибий теперь находился среди своих солдат, не поднимался на верхнюю палубу и не общался с Никием. В свою очередь, Никий словно забыл о нем — сидел, задумчиво глядя на море, и казался Теренцию несчастным.
Пальцы проклятого центуриона оставили следы на горле Теренция. Он осторожно прикасался к горлу, морщился от боли, а более всего от унижения и обиды. Обиды не на Палибия (этот грубый солдафон вел себя вполне логично), а на Никия. Тот ни разу не заговорил с Теренцием о происшедшем. Теренций снова чувствовал себя ненужным, жалким и жалел, что не настоял и не остался с Симоном из Эдессы.
Пандетерий появился так неожиданно, будто всплыл со дна моря. Зеленый, живописный, тихий, он казался безлюдным. Только когда корабль подошел к маленькой пристани, несколько человек выбежали навстречу—с удивлением смотрели на богато украшенное императорское судно.
Солдаты выстроились на корме, готовые сойти на берег, но Никий, подозвав Палибия, сказал, что к дому Октавии они отправятся лишь втроем: он, Те-ренций и Палибий. Палибий не ответил ни «да», ни «нет», с откровенной злобой глядел на Никия и не двигался с места. Никий не стал дожидаться выражения его согласия и под неподвижными взглядами солдат сошел по мосткам на пристань. Теренций торопливо последовал за ним. Команда, высыпав на палубу, глазела на них.
Тут с Теренцием случилось нечто совершенно неожиданное. Уже ступив на доски пристани, он повернулся и посмотрел сначала на строй солдат, потом на матросов, облокотившихся на поручни. Посмотрел просто так, непроизвольно, лениво. И, уже отводя взгляд, вздрогнул. Вздрогнул, испугался посмотреть снова. Ему показалось, что он увидел Симона. Даже не показалось — он уверен был, что видел, только словно бы не самого Симона, а лишь его глаза. Теренций так испугался, что не сказал себе: этого не может быть, шел, весь напрягшись, за Никием, уперся взглядом в его спину.
Лишь пройдя несколько шагов, он обернулся, услышав приближающийся сзади топот. Их догонял Палибий. Он пробежал мимо Теренция (толкнул бы его плечом, если бы тот не успел посторониться), поравнялся с быстро идущим Никием и что-то стал ему говорить. Теренций расслышал только: «...мне приказано было!..» Никий не ответил, не замедлил шага, даже не глянул на Палибия. Тот было остановился, посмотрел на ожидавшую их повозку, потом на корабль и все-таки, не решившись уйти, побрел вслед за Никием.
Их встретил претор местного гарнизона и несколько чиновников, мало похожих на римских. Никий сказал, что он приехал к Октавии по поручению императора Нерона, и подал претору бумагу. Но тот, подобострастно улыбаясь и передав свиток одному из чиновников, повел Никия к повозке.
Никий с претором уехали, а через некоторое время появились еще две повозки — в первой размести-лись Палибий с Теренцием, во вторую сели чиновники.
Теренций не смотрел на Палибия, хотя тот не отводил от Теренция взгляда. Мгновениями Теренцию казалось, что вот сейчас он бросится на него и схватит за горло. Правда, старый слуга страшился этого меньше, чем того, что Палибий вдруг заговорит. Но тот тяжело молчал и только давил Теренция взглядом, прижимая к спинке сиденья.
Дом, где жила Октавия, не походил на дворец, приличествующий жене императора Рима, хотя и оставленной, но выглядел довольно уютным среди буйно разросшейся вокруг зелени, как видно, не знавшей руки садовника. Никий с претором ждали их под навесом у входа; несколько женщин, наверное служанки, то появлялись в проеме дверей, то исчезали. Когда Палибий с Теренцием подошли, Никий сказал, обращаясь к претору:
— Надеюсь, ты правильно понимаешь волю императора?
Тот замахал руками, ответил, широко раскрыв глаза:
— Как тебе будет угодно!
— Мне будет угодно, чтобы ты ждал меня здесь и проследил, чтобы никто не помешал нашему разговору.
Претор закивал с преданным выражением на лице, а Никий, взмахом руки приказав Палибию с Теренцием следовать за ним, вошел в дом.
Никий шагал так уверенно, будто не раз уже бывал в этом доме и хорошо знал расположение комнат. Служанки со страхом смотрели на приезжих, прячась по углам. У самой двери их встретил старый слуга Октавии.
— Как доложить госпоже? — спросил он с поклоном.
— Убирайся! — коротко бросил Никий, оттолкнув слугу, и, распахнув дверь, вошел.
За ним вошел Палибий. Теренций, уже переступая порог, перехватил взгляд старого слуги, в глазах кото-рого застыл ужас. Войдя, он плотно прикрыл створку и, хотя Никий не приказывал ему этого, привалился к ней спиной.
В центре небольшой комнаты стояла молодая женщина. Теренций никогда не видел Октавию и, несмотря на страх и бившую все его тело дрожь, с любопытством разглядывал ее. Она не была красавицей. По крайней мере, Поппея выглядела значительно эффектнее. Маленького роста, с круглым лицом и близко поставленными (как и у ее отца императора Клавдия) глазами, она не казалась женщиной из царствующего рода. Впрочем, внешность ее искажал испуг. Страх был во всем: в лице, в фигуре и, казалось, даже в складках длинного, без единого украшения платья.
