— Довольно, — рассмеялся Иэн. — Возможно, для тебя она была тяжелым испытанием, но Солсбери очень ценит ее и нежно любит. Он всегда хорошо о ней говорит, хотя и признает ее слабости.
— Теперь я понимаю, как он может любить короля. У него мозги не в порядке. Но что все-таки с сэром Питером?
— От меня он уклониться не смог, — неторопливо произнес Иэн, направляя поступь Элинор к кровати. — Но практически ничего нового я не узнал, кроме того, о чем мы догадались. Что-то очень и очень беспокоит сэра Питера. Возможно, это связано с тем, что какая-то каша завязывается в Уэльсе. Если Пемброк уедет в Ирландию, сильная рука перестанет сдерживать крышку этого кипящего котла. Вполне возможно, что не только злоба заставляет короля отказывать Пемброку в его желании отправиться в Ирландию. Даже несмотря на то, что у него отобрали все полномочия, само его присутствие заставляет людей дважды подумать, прежде чем устраивать беспорядки.
— Сэр Питер слышал об этом плане?
— Во всяком случае, не от меня, не от Солсбери и не от Пемброка. Но язык Оксфорда вполне способен развязаться, как только окунется в вино. К тому же Ллевелин мог рассказать ему, преследуя какие-то свои цели.
— Но лорд Ллевелин очень любит нас, и ты не можешь сказать, что он несдержан на язык.
— Разумеется, но при условии, что у него нет какой-то цели. Залезай в постель, Элинор, — холодно. Элинор тряхнула головой.
— Иэн, я хочу дослушать до конца эту историю сэра Питера, лорда Ллевелина и Уэльса. А если мы ляжем в постель, нам будет не до разговоров.
Он рассмеялся, силком затащил ее в кровать и лег рядом с ней.
— Я не пытаюсь отвлечь твое внимание. Эта история — если это правда, а не плод моего воображения, — рассказывается довольно быстро. Ллевелин мог подумать, что мне не будет никакого вреда, если один из твоих кастелянов попытается немного потрясти твои владения, когда Пемброк уедет. Я не знаю, действительно ли сэр Питер такой дурак, если думает, что я не найду на него управу — с помощью Пемброка или без нее, — но нет никаких сомнений, что Ллевелин надеется, что сэр Питер обратится к лорду Гвенвинвину, предложив принести ему присягу и стать его человеком, выйдя из моего подчинения. Это даст Ллевелину повод прийти мне на помощь и тем самым бросить вызов Гвенвинвину, чего он, собственно, и добивается.
— А лорд Ллевелин не думает, как я отнесусь к тому, что мой кастелян бросит вызов мне? — спросила Элинор, повышая голос.
— Ладно, ладно, не кипятись. Вся прелесть этой идеи в том, что ты получишь свои земли назад и избавишься от кастеляна с очень сомнительной репутацией. А Ллевелин окажет мне честь и помощь в избавлении от этого кастеляна. И…
— И нам с тобой придется пойти войной на Гвенвинвина по моей собственной земле, где будут гибнуть мои люди, уничтожаться урожаи и стада скота, и я потеряю большую часть доходов именно в то время, когда король планирует повысить налоги и, вероятно, наложит на меня штраф за то, что я вышла замуж за тебя. Надеюсь, ты поблагодарил Ллевелина за подобную великолепную мысль?
Иэн был несколько ошеломлен меркантильными подсчетами Элинор в таком серьезном политическом предприятии.
— Я сказал, что все это лишь мои догадки. Я не знаю, связан ли вообще Ллевелин со странным поведением сэра Питера. И в любом случае война будет вестись не на земле Клиро-Хилла или, по крайней мере, не дольше, чем понадобится наказать сэра Питера, которого придется изгнать так или иначе, если он предатель. Ллевелина интересует Повис, а не твои земли.
— Совершенно верно, — ехидно ответила Элинор, — а меня интересует моя собственность, а не амбиции Ллевелина. Я предпочла бы, чтобы он поискал повод столкнуться с лордом Гвенвинвином где-нибудь подальше от моих земель. А если сэр Питер действительно не верен нам, то было бы лучше найти способ, чтобы он не вернулся в Клиро-Хилл, нежели изгонять его оттуда силой.
— Подожди, Элинор, — запротестовал Иэн. — Он дал присягу и преподнес знак верности — все, как положено. Ты не можешь предпринять что бы то ни было против него после того, как приняла дар и поцеловала его, иначе все остальные твои люди возмутятся. И я еще раз говорю, что это все, возможно, плод моей фантазии. Мы строим мощную башню из сырого песка на одном только основании, что у него было странное выражение лица и он избегал разговора с нами. Возможно, для этого есть совершенно невинные причины, или мне вообще все привиделось.
— Я не думаю, что тебе показалось, потому что я прочла на его лице то же самое. И я прекрасно знаю, что не могу теперь действовать против него в открытую. — Внезапно на середине этой мысли она рассмеялась и приникла губами к плечу Иэна. — Если бы я не думала о другом, я бы раньше разглядела его недовольство — если речь идет действительно о недовольстве, а не о чем-то хуже. Я бы просто не приняла его присягу — но мои мысли витали в других сферах.
— Не я ли виновник этого?
— Именно ты. Если бы ты был ненавистен или безразличен мне, неужели я не сумела бы выбросить тебя из головы? Ведь сэр Питер пытался заговорить со мной — дважды, но я все отмахивалась от него и потом не могла вспомнить, что он говорил.
Вместо того чтобы винить жену в легкомыслии, Иэн страстно поцеловал ее, и предсказание Элинор сбылось. Разговор прервался. Иэн больше не думал о сэре Питере в тот вечер. Ему слишком нравилась новая для него роль мужа, чтобы покинуть Элинор ради дел другого человека. Однако зловещие слова жены, что она «не может теперь действовать в открытую», остались в его памяти, захороненные под слоем удовольствий, и всплыли на поверхность на следующее утро.
Элинор встала с постели почти сразу после их предрассветного сеанса любовной игры. Иэн, ожидавший, что она вышла по нужде и скоро вернется, снова уснул. Некоторое время он проспал как убитый, но, когда изнеможение, вызванное усердным выполнением супружеского долга, прошло, сознание начало возвращаться к нему. Чтобы восстановить силы, ему не требовалось много времени. Он был крепким мужчиной, привыкшим к тяжелым испытаниям, и, в любом случае, он и так достаточно много отдыхал за последние недели.
Голос Элинор, негромкий, но чистый, разбудил его окончательно. Первой реакцией было какое-то сильное беспокойство, которое чуть не вышвырнуло его из кровати. Второй женский голос погасил этот порыв. Иэн остался лежать, пытаясь разогнать остатки сна и понять, что же его так обеспокоило. Мысли его несколько прояснились, когда он услышал, как Элинор приказала служанке никого не убивать.
Эта идея, вроде бы совершенно естественная, вновь вызвала в Иэне прежнее чувство беспокойства, но уже вполне осознанное. Иэн не знал, как долго он спал. Эта ведьма, на которой он женился, вполне уже могла за это время приказать убить и десять, и сто человек.
