Не найдя ничего, что могло бы возопить от удара, Джон обратил свой взор на то, что можно раскрошить. На столе перед ним не было подобных предметов. Все, что на нем лежало в этот момент, были свитки пергамента. Он снова схватил письмо от Элинор, но не бросил в огонь. Его ярость и разочарование оказались столь сильными, что он застыл с документом в руке, прижавшись всем телом к столу. Давление на чувствительное место живо напомнило ему всю ту боль и позор, которые он испытал от автора письма, зажатого в его руке.
Воспоминание не вызвало нового приступа ярости. Оно было столь ярким, что Джон словно испытал заново тот припадок, что случился с ним четырнадцать лет назад. Грудь его отяжелела, ноги задрожали. Он плюхнулся назад на стул, с которого только что вскочил, слепо и не моргая уставившись на пергамент в своей руке.
— Сладкоречивая сука, — пробормотал он и затем внимательно перечитал письмо. Почтительный тон все же немного успокоил его, и он принялся размышлять. — Три епископа, — были его следующие слова. — Это может оказаться очень полезным. Как только Джон Грей станет архиепископом Кентерберийским, их легко будет поставить на колени.
Впрочем, это было не так важно. Джон не собирался аннулировать брак Элинор таким мирным способом. Он отложил письмо Элинор и взялся за письмо Иэна. Лицо его вновь потемнело. Здесь почтительностью и не пахло. Джон живо представил себе этого человека, рослого красавца с гордо поднятой головой, с высокомерием, иногда вспыхивавшим на его тонком лице, изгибающим красивые губы в непривычную для короля презрительную усмешку.
Нет, разрыв брака де Випона нельзя провести тихонько. Джон начал обдумывать возможные способы уничтожения Иэна, и спокойствие вернулось к нему. Затем он взял в руки брачный договор и почувствовал себя еще лучше. Он вполне может востребовать десятую часть собственности Элинор в качестве штрафа, и никто его не посчитает грабителем. Вместе с тринадцатой долей, которую он возьмет в виде налога, она будет достаточно ощипана, чтобы начать в свою очередь обдирать своих вассалов.
Это будет первый шаг. Как только де Випон умрет, ей снова будет предложен выбор мужа, и король возьмет еще десятую часть. Джон облизнул губы. Получается почти три десятых. Очень неплохо.
Его лоб снова нахмурился, но уже от мыслей, а не от гнева. Почему он должен довольствоваться тремя десятыми? Только чтобы доставить удовольствие Фулку или Генри? Чихать на них! Он мог получить теперь все, если только сумеет так выставить поступок Иэна, чтобы он выглядел изменником. Внезапно глаза Джона разгорелись, и он улыбнулся. Что могло быть лучше? Что могло быть естественнее? Ну конечно. Он пересечет пролив Ла-Рошели в Портсмут, а затем посуху доберется до Роузлинда.
Он окажет леди Элинор и лорду Иэну большую честь, прибыв в их дом в качестве гостя в знак прощения — а они предательски атакуют его, так что ему придется взять Роуз-линд силой. Де Випон, разумеется, погибнет в бою, возможно, в самый момент покушения на жизнь короля. Элинор будет взята в плен, и король позабавится с ней. Джон снова облизнулся, но рот его был такой влажный, что слюни повисли на уголках губ.
Была еще и дочка. Очень подходяще. Сыну придется умереть, но дочерью можно было бы воспользоваться с большой выгодой. Джон опустил взгляд на лежавшие на столе бумаги и почти нежно улыбнулся им. Как ни крути, эта вонючая свинья очень помогла ему своим замужеством. Оно дает Джону удобную возможность избавиться от де Випона, который привлекал к себе слишком много внимания брата Солсбери, и предоставит в его распоряжение два великолепных владения. Земли де Випона к тому же располагались на севере, так что и они сгодятся.
Хорошее настроение, которое зажгли в короле эти замыслы, еще улучшилось, когда он поставил в известность о случившемся своих «дорогих друзей» — Фулка и Генри. Его не только повеселила их ярость, когда они узнали, что богатый улов, который каждый из них уже считал своим, уплыл, но он получил еще и дополнительное удовольствие, заложив фундамент, благодаря которому они сами будут постоянно отодвигать этот обещанный улов от своих рук.
И Фулк, и Генри ненавидели Иэна просто за то, что он существует. Они ненавидели его еще и потому, что в отличие от многих других, которые презирали их с самого начала, Иэн держался с ними поначалу дружелюбно. Он совершенно спокойно игнорировал их неизвестное и, возможно, достойное презрения происхождение. В конце концов, Саймон тоже вырос из ничего и стал прекрасным человеком, в то время как высокородному отцу Иэна похвастаться было нечем. Почему же и эти люди не могут быть достойны дружбы, независимо от их предков? Отвращение к ним зрело в нем постепенно, и Иэн не брал на себя труд скрывать собственную ненависть, а это больше выводило из себя Фулка и Генри, чем смесь страха и клеветы, которые на них обрушивали остальные лорды.
Джону было нетрудно сыграть на этих чувствах. Хотя тщеславие, злоба и жадность часто ослепляли короля и затмевали его разум и он часто совершал необдуманные проступки, никто не назвал бы его глупцом. Когда он утешил своих придворных, они уже были готовы на все — но Джон строго запретил убийство. Что бы ни случилось с Иэном, предупредил он их, это должно иметь вид естественной смерти или честного поединка на разумных основаниях. В противном случае, пригрозил он, ему придется, как это ни прискорбно, отдать на заклание виновников смерти де Випона, чтобы утихомирить баронов. Иэн был известен как верный вассал и играл заметную роль в одержанных во Франции победах. Король не сможет игнорировать его убийство или позволить убийце уйти от ответственности.
К несчастью, безоблачное настроение короля продлилось не дольше его прибытия в Портсмут двенадцатого декабря. Первый удар был нанесен, когда гонец, которого он отправил в Роузлинд предупредить о своем приезде, вернулся со словами, что его там не ждут.
— Что? — взвизгнул Джон, весьма, впрочем, довольный. — Может быть, лорд Иэн и его супруга пренебрегают мною? Они отшвырнули мою милость, мое желание оказать им честь обратно мне в зубы? Да как…
— Нет, милорд, нет! — закричал гонец, побледнев и попятившись. — Их там нет. Там нет никого, кроме нескольких воинов и крепостных, и провизии почти нет. Ни о каком оскорблении речь не идет!
Это было последнее, что хотел бы услышать Джон, однако он сдержал гнев при мысли, что мог бы взять замок Роузлинд без потерь и проблем, но и эта радостная мысль не задержалась в нем надолго. Сопровождавшие его дворяне никогда не согласились бы на такой акт агрессии против верного вассала — это вызвало бы еще большие неприятности, чем прямое убийство Иэна. К счастью для гонца, его следующие слова умиротворили короля:
