с самыми лучшими и добрыми намерениями в мире, может все испортить. Но давай надеяться, что ему удастся вернуть ее в Труро.
– А если не удастся? Если что-нибудь случится? Если она действительно больна?
– Давай подождем до конца недели, Розамонда. Потом будет достаточно времени, чтобы решить, что делать дальше.
Глава II
Ожидание и надежда
Неделя ожидания прошла, а никаких вестей от дяди Джозефа в Портдженнскую Башню не поступило.
На восьмой день мистер Фрэнкленд отправил слугу в Труро с приказанием отыскать мебельную лавку мистера Бухмана и расспросить у человека, оставленного в ней, не получал ли он какого-нибудь известия от хозяина. Слуга вернулся после обеда и сообщил, что мистер Бухман прислал лишь одну короткую записку, в которой говорилось, что он благополучно прибыл в Лондон, где его радушно встретил его земляк, немецкий пекарь, и что он узнал адрес племянницы, но увидеть ее ему помешало некое препятствие, которое, как он надеется, будет устранено ко время его следующего визита. Больше никаких сообщений не было и потому срок его возвращения неизвестен.
Такой ответ не мог облегчить подавленное состояние духа, в котором последнюю неделю прибывала миссис Фрэнкленд из-за сомнений и ожиданий. Муж старался успокоить ее, напоминая, что упорное молчание дяди Джозефа могло быть вызвано не только ее нежеланием, но еще и ее неспособностью вернуться с ним в Труро. Помня о препятствии, на которое намекало послание старика, и принимая во внимание чрезмерную чувствительность и необоснованную робость миссис Джазеф, Леонард предположил, что послание миссис Фрэнкленд вместо того, чтобы успокоить ее, может лишь внушить ей новые опасения и, следовательно, укрепить решимость держаться подальше от Портдженнской Башни.
Розамонда терпеливо выслушала его объяснения и признала, что разумность их не подлежит сомнению, но настроение ее от этого нисколько не улучшилось. Предположение старика, что изменившийся почерк свидетельствовал об ухудшении самочувствия миссис Джазеф, произвело на Розамонду яркое впечатление, усилившееся благодаря воспоминаниям о бледном, измученном лице женщины, каким оно было, когда они встретились в Вест-Винстоне. Мистер Фрэнкленд не смог поколебать убежденность жены в том, что препятствие, упомянутое в письме дяди Джозефа, и молчание, которое он хранил после этого, в равной степени связаны с болезнью его племянницы.
Но теперь появился вопрос, гораздо более важный любого другого. Что следовало предпринять в отсутствие какой-либо информации из Лондона или Труро, когда уже прошла неделя и один день от оговоренного срока?
Первой мыслью Леонарда было немедленно написать дяде Джозефу по адресу, который он оставил во время последнего визита. Розамонда, услыхав о его намерении, воспротивилась этому плану на том основании, что ожидание ответа повлечет за собой серьезную потерю времени, а для них крайне важно не рисковать ни одним днем. Если болезнь помешала миссис Джазеф отправиться в путь, необходимо было немедленно встретиться с ней, ведь состояние ее могло ухудшиться. Если же дело было в том, что она им не доверяла, то надо было увидеться с ней как можно скорее, пока она не успела вновь скрыться в таком месте, где даже дядя Джозеф не сможет ее отыскать.
Правильность слов Розамонды была очевидна, но Леонард не решался вслух согласиться с ними, не желая отправляться в Лондон. Если ему придется ехать туда без жены, то из-за слепоты придется довериться посторонним и слугам при проведении расследования столь деликатного и частного характера. Если же жена поедет с ним, то их ждет множество задержек и неудобств, связанных с долгим путешествием с младенцем.
Розамонда отреагировала на оба этих замечания со свойственной ей прямотой и решительностью. Мысль о том, что муж может поехать один и оказаться в беспомощном и зависимом состоянии без ее присмотра, она сразу же отвергла как абсурдную. Второе возражение – опасения подвергнуть ребенка опасностям и тяжести долгого путешествия – она приняла, предложив отправиться до Эксетера в собственном экипаже, а там пересесть на поезд. Найдя решение всем трудностям, Розамонда вновь заговорила об абсолютной необходимости поездки в Лондон. Она напомнила Леонарду о том, что оба они заинтересованы в немедленном получении свидетельства миссис Джазеф о подлинности письма, найденного в Миртовой комнате, а также в выяснении всех деталей необычайного обмана, совершенного миссис Тревертон в отношении мужа. Она также упоминала о своем желание искупить вину за ту боль, которую она бессознательно причинила бедной женщине в Вест-Винстоне. Изложив мотивы, побуждавшие не терять времени и как можно скорее встретиться с миссис Джазеф, она снова пришла к выводу, что нет другого выхода, кроме как немедленно отправиться в Лондон.
Немного поразмыслив, Леонард согласился, что чрезвычайная ситуация была такого характера, что все попытки решить ее полумерами были невозможны. Он чувствовал, что вполне разделяет мнение жены, и поэтому решился действовать без замедления. Слуги были поражены, получив указания собрать чемоданы в дорогу и заказать лошадей на ранний час следующего утра.
В первый день путешественники отправились в путь, как только карета была готова, отдохнули в дороге ближе к полудню и остановились на ночь в Лискерде. На второй день они прибыли в Эксетер и заночевали там. На третий день они на поезде прибыли в Лондон между шестью и семью часами вечера.
Когда они устроились на ночь, и час отдыха и тишины позволил им немного прийти в себя после утомительного путешествия, Розамонда написала две записки под диктовку мужа. Первая была адресована мистеру Бухману: ему сообщали об их прибытии и об искреннем желании увидеться с ним в гостинице как можно раньше утром, а в конце записки содержалась просьба не говорить племяннице об их приезде в Лондоне.
Вторая записка предназначалась семейному поверенному, мистеру Никсону – тому самому джентльмену, который более года назад написал по просьбе миссис Фрэнкленд письмо, извещавшее Эндрю Тревертона о смерти его брата и об обстоятельствах, при которых умер капитан. Теперь Розамонда просила мистера Никсона заехать утром к ним в гостиницу и высказать свое мнение по частному делу большой важности, которое заставило их предпринять путешествие из Портдженны в Лондон.
Обе записки были в тот же вечер доставлены адресатам.
Первым посетителем, прибывшим на следующее утро, был поверенный – лысый, разговорчивый и крайне вежливый пожилой джентльмен, который знал капитана Тревертона, а до этого его отца. Он приехал в гостиницу, ожидая, что с ним хотят проконсультироваться по некоторым трудностям, связанным с поместьем Портдженна. Когда же он услышал, в чем, собственно, заключалась чрезвычайная ситуация, и когда у него в руках оказалось письмо, найденное в Миртовой комнате, искреннее изумление полностью парализовало мистера Никсона и на несколько мгновений лишило его способности произнести хоть слово – такое случилось с ним впервые за долгую
