Сначала она ощутила медный, тошнотворный привкус во рту, потом пришла боль — как будто в ее череп, позади глаз, вбили толстенный, грязный, раскаленный гвоздь.
Еще один огненный укол. Она попыталась открыть рот и обнаружила, что не в силах. Он был заклеен, а когда она вздумала отодрать скотч, оказалось, что ее руки и ноги тоже связаны. Потребовалась некоторое время, чтобы глаза приспособились к тусклому освещению и смогли разглядеть какое-то переплетение труб, провода, шланги — и над всем этим грязный, стеклянный потолочный фонарь.
А еще — запах, знакомый, но трудноопределимый. Тяжелый, химический запах — он наполнил ноздри, и тут, неожиданно, все разрозненные части сложились в единое целое. Она находилась в ремонтном боксе гаража, распятая — руки и ноги прикручены клейкой лентой к стальной, в форме буквы «X», раме одного из подъемников, примерно на высоте стола над полом. Абсолютно голая.
Послышались тяжелые шаги и мужские голоса. Чья-то фигура остановилась между ее раздвинутыми ногами. Раздался смех, жестокий, пугающий голос произнес что-то по-испански, а потом кто-то грубо залез ей между ног пальцем. Девушка взвизгнула. Кто-то другой, тоже по-испански, произнес что-то сердитым тоном. Последовал резкий, недовольный отклик, но палец убрался, а за ним и его обладатель. Потом у ее головы появилось круглое, все в оспинах, коричневое лицо, которое она с ужасом узнала.
Человек, убивший Кевина, отодрал скотч с ее рта.
— Пить хочешь? — спросил убийца.
— Да.
Мужчина достал пластиковую бутыль и всунул горлышко ей в рот. Апельсиновый сок, холодный и сладкий. Она пила его, сколько могла, казалось, бесконечно долго.
— Спасибо, — выдохнула Дженни, когда он отнял бутылку.
— Слушай, у тебя крупные неприятности, — заявил убийца. — Нужно, чтобы ты рассказала все, comprendes? Въезжаешь? Я пока не подпускаю этих парней к тебе, но у меня может и не получиться. Соображаешь? И в любом случае тебе лучше откликнуться на мое предложение, пока не пришел босс. Потому что, когда он придет, ты выложишь ему все, что знаешь и не знаешь, но только, может быть, лишишься при этом нескольких частей тела…
Он потянулся к верстаку и приподнял короткое зубило.
— Босс начнет обрабатывать тебя этой штуковиной, начнет с того, что отрубит тебе пальцы, а культи прижжет, чтобы ты не померла раньше времени от потери крови; я видел, как он это делает. Ты ведь не хочешь иметь с ним дело, верно? Ответь на мои вопросы, и все будет в порядке, а? Давай.
— Я ничего не знаю. Я даже не понимаю, о чем вы толкуете.
Он покачал головой и с печалью в голосе сказал:
— Нет, chica, девочка, это неправильная линия поведения. Подумай об этом, ладно? Где скрываются эти indios, кто их послал, кто у них босс — тебе обязательно надо будет все это ему рассказать, если ты не хочешь, чтобы тебя изрезали на кусочки.
Дженни ударилась в слезы. Пруденсио Ривера Мартинес оставил ее и вернулся в гаражную контору, где Сантьяго Иглесиас возился с трещащим от помех телевизором, а Дарио Раскон наблюдал за его стараниями.
— Не могу допустить, чтобы такая сучка даром пропадала, — сказал Иглесиас.
— Забудь об этом, — заявил Мартинес. — И ты, Раскон, держи свои лапы от нее подальше.
Раскон пожал плечами и ухмыльнулся:
— Я просто хотел ее чуток подогреть.
— Послушай, сказано ведь было, чтобы никто не трогал девку до его прихода. Может, тебе охота объясняться с Е1 Silencio по поводу того, чего это ты к ней полез, когда велено было этого не делать, а мне как-то не светит.
— А откуда он узнает? Ты, что ли, настучишь?
— На хрена мне стучать. Просто, если ты дорвешься до девки, так не успокоишься, и на ней живого места не останется.
Иглесиас поднял глаза от телевизора.
— Ага, вот когда El Silencio разберется с ней, тогда можешь и сам ею заняться. А то, не ровен час, отдаст концы от твоего внимания.
— Заткнись, придурок! — буркнул Раскон. — Можно подумать, что мне пришлось бы с ней особо возиться. Ручаюсь, она бы мне мигом выложила все, что знает.
— Кто бы спорил, — фыркнул Иглесиас, — если она на самом деле что-то знает. Но если не знает, то, чтобы быть уверенным в этом, с ней придется работать долго и аккуратно. Чтобы она не заткнулась навеки раньше, чем мы поймем, что больше из нее уже ничего не вытянуть.
— Она знает, — уверенно заявил Раскон. — Она была с этим мелким merdito, куском дерьма, которого пристрелил Пруденсио, а он был с индейцем.
Раскон откинулся на стуле и помассировал гениталии.
— Можешь поиметь ее в задницу, Иглесиас, когда я закончу. Тебе ведь все равно так больше нравится.
Услышав звонок мобильного телефона, Мартинес выключил телевизор. Последовал краткий разговор, с его стороны состоявший главным образ из «да» и «будет исполнено».
— Звонил el jefe, босс, — сказал он. — У нас маленькая проблема. Копы устроили облаву возле домов на Рыбачьем острове и сцапали всех наших, включая El Silencio. Он говорит, у полиции на них ничего нет, они просто сами задолбались и нас долбают. Парней подержат день, от силы два и отпустят. Так или иначе, он требует, чтобы мы сидели здесь тихо, караулили девчонку и ни за каким хреном не высовывались.
Раскон витиевато выругался, и Иглесиас снова включил телевизор.
— Тогда, — заявил он, — я лучше заставлю этот кусок дерьма работать.
16
Моралес отбыл, а Паз остался ждать в тени дерева. Через некоторое время на другой стороне улицы припарковался фургон компании «Энергия и свет Флориды».
Оттуда вылезли двое мужчин в касках и рабочих комбинезонах — хотя инструменты, которыми они обвешались, вряд ли могли иметь отношение к электрическим сетям. Паз помахал им рукой, но его проигнорировали. Возможно, эти парни всерьез надеялись, будто примитивный туземец с Ориноко клюнет на их маскарад, но он в этом сильно сомневался.
Паз выкурил еще одну сигару, прогулялся к находившемуся неподалеку от школы фонтану и попил из него, надеясь, что никому не придет в голову вызвать еще один наряд полиции. В наше время при виде одинокого мужчины, околачивающегося возле начальной школы, многие склонны действовать именно так.
Подумав об этом, он незаметно перешел к более общим размышлениям о природе чудовищного поведения таких типов, что вернуло его к похищенной девушке, Дженни. Зачем она им понадобилась? Ясно, чтобы вытянуть из нее сведения, но он не мог понять, откуда девчонка, судя по описанию Кукси не просто невежественная, а умственно неполноценная, могла узнать что-то, представляющее для шайки колумбийских grogeros, наркодельцов, такой интерес, что они схватили ее прямо на улице Майами, совершив по ходу дела убийство.
Возможно, она была не такой уж тупой, возможно, Кукси лгал и по этому, и не только этому вопросу, возможно, между всеми этими преступлениями существовала связь, о которой никто даже не подумал. В любом случае девушка исчезла. Они выпытают у нее все сведения, если они имеются, после чего ее изуродованное тело бросят в болото или залив. Майами очень удобное место, чтобы избавиться от криминального трупа. Девчонку, конечно, жаль, но только в принципе — лично он ее не знает и больше не обязан переживать из-за несчастных жертв.
Отметив прибытие нескольких школьных автобусов и множества машин — заботливые родители съезжались за своими отпрысками, — Паз, который был бы счастлив оказаться на их месте, вернулся к дереву.
Школьное здание наполнилось нарастающим шумом, а потом ярко расцвеченная толпа галдящих детишек вывалилась наружу. Одних учителя направляли к поджидающим автобусам, другие, размахивая броскими поделками (смотрите, что я смастерил(а) сегодня в школе!), бежали к родительским машинам, дожидавшимся их с открытыми дверцами и урчащими моторами. Оставшихся веселая пастушка мисс Милликен повела через парковую лужайку к скамейке под деревом. Амелия увидела отца, и от него не укрылось, как менялось выражение на любимом личике: от первоначального радостного удивления до притворного безразличия.
Его дорогое дитя выказывало холодность: это была своего рода примитивная демонстрация обычного детского нежелания признавать родителей, находясь среди сверстников. Паз переживал болезненное, но неизбежное для каждого отца низведение с положения полубога.
Мисс Милликен рассадила детей рядами, уселась на скамейку и раскрыла «Чарли и Шоколадную фабрику». Паз, сохранивший некоторые навыки детектива, отметил, что его дочь пристроилась с самого краешка полукруга сидящих малышей и вскоре после того, как все увлеклись рассказом о шоколаде, ускользнула в тень свисающих ветвей. Он последовал за ней к стволу дерева.
— Там его больше нет, — сказал Паз девочке.
— Откуда ты знаешь?
— Да уж знаю. Некоторое время назад приходил Тито. Твой друг скрылся, и я не думаю, что он вернется.
