– Эй, уважаемый! Ты уж мою красавицу не обижай! Она мне самая верная подруга. Мы с ней даже пари заключили. – Дед хитро засмеялся и подмигнул пассажиру в отражение зеркальца. Артем откликнулся:
– Это что ж за пари? Кто больше горючего выпьет?
– Не-е-е! Я с 1986 года вообще не пью – меня Мишка отучил! Как затеял бороться он с алкоголем, так я и поверил ему. А он власть-то и не сумел удержать. Квартир наобещал к двухтысячному году. Ускорение, ускорение! Тьфу! Где то ускорение? Где те квартиры? Ну а пари-то простое. Кто кого переживет. – Дед надавил клаксон, пугая сунувшегося было справа мопедиста. – Куда ж ты лезешь?! Вот ведь отродье! Напокупали прав! Ездить не умеют. Вот еще транспорт! Кочерга тебе меж ног! – Он погрозил кулаком и снова посигналил все же обогнавшей его девушке-мопедистке. Девушка, не поворачиваясь, подняла левую руку и оттопырила средний палец. Дед закачал головой:
– Вот же отродье двухколесное! Еще и выеживается! Эх, жизнь – копейка!
– Да, кстати, о копейках. – Артем что-то вспомнил: – Так вы говорите, зампреда Центробанка убили два шахтера?
– Ну да! Жизнь – копейка, смерть – полушка! Я ж и говорю. Два бывших шахтера из Горловки приехали на заработки. Ну и подрядились за копейки хорошего человека умертвить. Вот же, прости Господи! Нелюди. А ведь небось воспитаны на подвигах Стаханова! Передовиками были. Тружениками.
– Откуда это известно, кем они были?! – Артем пожал плечами и со скепсисом хмыкнул.
– Э, не скажи! Я вот в семьдесят втором служил как раз под Ворошиловградом. Пять лет. Наш полк стоял как раз меж двух шахт. Насмотрелся я на этих передовиков. Все, что можно было, перли из забоя. А уж тротила таскали… Ого-го! У нас свой был, но мы у них меняли. На тушенку. По живому весу. Кило на кило. Натуральный обмен!
– А зачем? – искренне удивился Павлов.
– Эх, елочки-моталочки! Зачем?! А рыба! Рыбу только этим и можно взять! Там такие озерки. Ставки называются. Мы как дернем такой ставочек, так неделю едим от пуза сазанов, карасей и линей. Лучшая удочка! Удочка-тротилочка.
– Тротил? Тротил… – Павлов задумался, и вдруг его осенило. Он хлопнул себя по лбу. Старик от неожиданного звука шлепка вздрогнул и уставился в зеркало:
– Ты чего это, мил человек?! Случилось чего?
– Случилось, отец! Случилось! Вот он, тротил твой, откуда!
Старик не понял, что так заинтересовало седока, но на всякий случай опасливо добавил:
– Э-э, ты меня, деда глупого, не слушай. Я наплету с три короба, жизнь – копейка! Давно это все было, в прошлой жизни! А может, и не было вовсе. – Он с опаской посмотрел на адвоката, который что-то быстро записывал в своей тетради. Он даже стал его побаиваться, но, к счастью, они подъехали к нужному Павлову дому. Не глядя, Павлов протянул пятьсот рублей и выскочил из автомобиля. Старик тут же тронулся, разглядывая в зеркало заднего вида, не записывает ли пассажир его номер. Но пассажир бегом бежал в сторону. Дед успокоился и забубнил: «Эх, жизнь – копейка, смерть – полушка. Судьба – злодейка, а любовь – ловушка…»
Шариков
Толя правда не знал, как называл своего шурина мэр Лущенко. И ему было любопытно, какое еще прозвище могло прилипнуть к ходячему анекдоту Пол-Алену.
– Он меня Шариковым называл! Ну, гад! Прикинь. Ша-ри-ков! Я ему, мля, рожу разобью! Из-за него, суки, Ленка сгинула. Во падла. Еще теперь хочет все бабки загребсти. Не-е-е. Не дам! Толик, брателло, давай работай. Я тебя прошу! Пиши там свои бумаги. За мной не заржавеет.
Адвокат зажал микрофон телефонной трубки рукой и хохотнул в сторону.
Действительно, как это он раньше не замечал, что Пол-Ален был вылитый булгаковский Полиграф Полиграфович Шариков?
– А сколько вы готовы потратить на дело?
Толя уже заводился.
«Нужно только заручиться поддержкой наверху, – всполохами бродили на удивление алчные мысли, – можно, кстати, Аську подтянуть! Глядишь, отыщет вообще завещание на себя. О! Нет! Нельзя ее пускать в дело. Опасно. Надо самому. Самому. Да еще и проверить, как они там женились? Вроде как шла молва, что мэр с Аленой вообще не женаты? Проверить! Все надо проверить! Но, даже если уже почти пятнадцать лет живут семьей вне брака, все равно ему что-то положено. Лучше уж лишение права на наследство. Это надежнее! А сколько же с этого Шарикова содрать можно? Дай-ка попробую по максимуму!»
– Ну, а сколько надо-то? – Вася был в своем амплуа.
Брат Алены вообще не умел вести дела. Не умел торговаться, не знал точную цену товара или услуги. Транжирил чужие деньги, как свои. К сегодняшнему дню от доставшегося ему при выходе из учредителей компании миллиарда рублей осталось одно воспоминание.
– Вообще-то, по правилам в делах о наследстве принято платить двадцать процентов от наследства, – начал окучивать клиента Толик. – Американцы, так те вообще берут от любого дела тридцать три процента. Ну, треть, в общем.
– Э! Мы чего с тобой, в Америке, что ли?! Давай сбавляй процент, а то найду другого лепилу.
«Ага, будет с тобой кто еще работать!» – подумал про себя Толя. Он чувствовал, что может разом решить на этом деле все проблемы. Главное, не продешевить и заручиться гарантиями, чтобы этот «Шариков» не кинул.
– Если не устраивает, наймите другого. – Толя сделал паузу.
Пол-Ален Шариков закряхтел, что-то забубнил: он явно высчитывал, сколько ему останется.
– Ладно, Толяныч! Пусть будет двадцать. Только ты, это, того, чтоб без кидалова! А то я вообще продам свои права вон тем же Козиным. И пусть тебя трясут.
Толя улыбнулся. Все знали, что Козины умеют трясти, но лишь немногие знали, что главный Козин исчез. Толик знал.
– О'кей! Договорились. Я завтра подошлю договорчик.
Сабурова нужно было вязать по рукам и ногам сразу же. Чтоб не передумал.
– И еще, Василий Игоревич. Зайдите к нотариусу и оформите полную судебную доверенность на мое имя. Она понадобится уже завтра. Мои данные у вас есть.
Газета
Артем сделал все, что мог. Ему было за что бороться. Уголовное дело против мэра, даже «доследованное» специалистами Джунгарова, дышало на ладан и было готово рухнуть даже не от дуновения – от неосторожного взгляда! Мало того, что исчез Козин, главный и самый непримиримый обвинитель семейства Игоря Петровича, Павлову удалось выяснить, что само дело было возбуждено незаконно! Ибо жалобу, по которой городская прокуратура, руководимая лучшим юристом России Рашидом Джунгаровым, якобы провела проверку, «написал» уже два года как умерший человек.
Он постучал в кабинет судьи и, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь.
– Я этого так не оставлю, Дмитрий Владимирович. – Павлов вцепился взглядом в растерявшегося Колтунова. – Да и вам пора подумать, стоит ли делить позор вместе с Брагиным…
– Что вы имеете в виду? – мрачно поинтересовался Колтунов.
– Джип «Паджеро», – так же прямо сказал Артем, – и я не только о вашем говорю – я имею в виду всю партию этих джипов.
– А что с ними не так? – побледнел Колтунов.
Павлов порылся в своем безразмерном портфеле и выложил на стол перед Колтуновым утреннюю газету:
– Весь конфискат реализован Брагиным незаконно, а вас, Дмитрий Владимирович, грязно использовали. Так что джип я бы на вашем месте вернул – как можно быстрее. Думаю, счет уже идет на часы.
Муха
Дмитрию Владимировичу хотелось плакать, но он не мог себе позволить такую слабость на виду у адвоката, принесшего столь поганые новости. Он почему-то вспомнил своего первого начальника, председателя далекого сибирского суда, который говаривал: «Судья во многом похож на муху. Ему приходится жужжать, летать и ходить по потолку. Но главное их сходство в том, что и того, и другого можно убить газетой! Запомни, Дима!» Он запомнил.
Колтунов поднял газету со стола, ушел в свой кабинет, долго не выходил, когда процесс был-таки возобновлен, поступил так, как никто не ожидал. Нет, судья не стал следовать советам Брагина, прямо предложившего «кинуть» бывшего мэра и в обмен на чистосердечное признание влепить ему такой же чистосердечный срок – ровно семь лет общего режима. Не послушал он и лично ставшего ему неприятным адвоката Павлова. И, само собой, Дмитрию Владимировичу было глубоко плевать и на смысл, и на дух закона и правосудия.
Едва Лущенко взял на себя никогда не существовавшую вину, Колтунов объявил перерыв до завтра и весь следующий день – день похорон А. И. Сабуровой – провел наедине с собой в совещательной комнате с кружкой с надписью «Дима» в одной руке и детективом в другой. А ровно через пять минут после завершения похорон, в 17.40, вышел и объявил вердикт: семь лет… условно. Только так Дмитрий Владимирович мог доказать, что он – федеральный судья, а не песий хвост, и наказать их всех: и Брагина, и Джунгарова, и Лущенко, и Павлова. Ему искренне было жаль лишь двоих людей: Алену и себя, любимого…
Свобода
Вездесущие тележурналисты ПФК – Первого Федерального канала – бежали через двор к выходящему мэру. Он и Павлов вышли из подъезда и, переговариваясь вполголоса, шли к машине, где их наконец и настигли оператор с камерой и журналистка Анна Воскреснова.
