— Верно, — это он грубо, но по существу. — Что ж, тогда отправляемся. Мне тоже нужно навестить пару… кое-кого. Ах, да… — я порылся в кармане и протянул цвергольду части кинжала. — Сумеешь зарядить?
— Вот говно-то, прости Творче, — лицо Карла перекосило так, словно он говорил буквально, — зачем тебе эта халтура? — Ответ карлику был не нужен, да я и не пытался его найти, — ладно, давай сюда, гляну, если будет время.
— Буду крайне признателен, — я рассеянно приподнял шляпу и пошагал прочь, озираясь в поисках извозчика.
— И еще, — эхо цвергольдова голоса догнало меня через десяток шагов уже на улице, — до завтрашнего вечера обо мне и думать забудь. А потом приходи в «Выеденное яйцо», будем рассказывать друг другу сказки на ночь.
«Или на утро», подумал я, пытаясь наметить в голове планы на ближайшее будущее. Получалось, честно говоря, с трудом.
Глава 28, в которой я вижу целительную силу деятельности, а заодно пополняю гардероб
— Вы, мастер, как хотите, а только я вас все равно к господину Хидейку не пущу!
— Да ты, друг мой, просто самородок! Что ты заладил, не пущу, да не пущу?! Я на твоего господина, между прочим, тоже работаю, и если ты…
— Вы работаете, а мы служим! И уж чего-чего, а дело свое знаем! Не пущу и все. Как доктор-покойник сказал? Не беспокоить. А у вас на лбу написано — сейчас, мол, войду, и господина тревожить буду.
— Вот же ты бестолочь…
Перепалка длилась уже добрый сегмент. Пожилой слуга в алой ливрее готов был насмерть стоять за господский покой. Едва подтвердив, что Хидейк почти что сразу после моего ухода пришел в себя и уже второй день самостоятельно ест, старик перешел в решительную контратаку. Напор был столь силен, что мне оставалось только уйти или, заткнув рот совести, наплевать на почтение к сединам и применить силу. К моему глубочайшему расстройству, лакей был эггром, пусть и не из крупных.
— Арбас, ты чего шумишь? — Дверь за спиной старика вяло мотнулась на петлях. В проеме бледной тенью колыхался хозяин дома — тускло-салатовый с лица, с сизыми кляксами вокруг глаз. Впрочем, ноги Хидейка уверенно стояли на земле, по крайней мере, ниже щиколоток.
— Вы, господин, как хотите, — в запале завел было старик привычное, — а только…
— Что-о-о? — прошипел Хидейк, и перепуганный лакей моментально осекся, — а ну-ка, пшел вон!
Эггра как ветром сдуло.
— Входите, мастер Брокк, — утомленно, но дружелюбно улыбнулся альв и тяжело заковылял первым.
Перешагнув порог, он тягучим, полуобморочным движением рухнул на диван бесформенным комом, почти что слившись с грудой скомканных несвежих одеял.
Я невольно поморщился — комнату, должно быть, едва проветривали. Вряд ли прислуга часто оставляла без внимания хозяйский ночной горшок, но при законопаченных наглухо окнах в воздухе повисало каждое мгновение их нерасторопности.
— Душновато у вас тут, — осторожно заметил я, стараясь дышать ртом.
— Не то слово, — угрюмо буркнул Хидейк, — но доктор сказал…
— Доктор, знаете ли, умер. Стоило ли принимать его последний совет, как завещание? Знаете, моя домовладелица как-то заявила, будто нет лучшего лекарства для больного, как воздух, даже если ты в Рыбацком квартале. Но вам-то до порта ой как далеко.
— И впрямь, — слабо ухмыльнулся альв, — пожалуй, житейская мудрость мне сейчас пригодится… Да и знаете, что? — внезапно воодушевился он, — вы правы. Уж лучше дышать Вимсбергом, чем собственным дерьмом. Брокк, а не будете ли вы так любезны…
— С удовольствием, — не покривив душой, я подошел к окну, с усилием отодвинул портьеру и радостно распахнул тяжелую оконную створку. Запахи сырости и надвигающейся ночи хлынули в комнату, быстро растворив духоту.
— Да, — довольно прохрипел с дивана Хидейк. Ввалившиеся глаза на заострившемся, как у покойника, лице блаженно жмурились.
— Так как вы себя чувствуете? — я, не смущаясь, сел в ближайшее кресло.
— Вполне себе, вполне себе, — глаза открылись, и я, впервые за вечер встретившись с ними взглядом, обнаружил, что они полны жизни. — Все кости, конечно, ломит, озноб порядком утомил, но голова, хвала Творцу, уже не пытается свалиться с плеч при первой же возможности. Ходить, вроде бы, тоже могу. Сегодня решил прогуляться до лисьего загона…
— Успешно?
— Как сказать. Добрался до самой лестницы, прежде чем слугам удалось меня поймать. Честно говоря, я даже рад, что получил такую взбучку. Сделал несколько ценных выводов. Да к тому же появилось время спокойно посидеть и подумать. Отдохнуть от бренности бытия, в конце концов. Но вы, я так понимаю, не об этом?
Я обвел комнату взглядом, собираясь с мыслями, и невольно вздрогнул, сообразив, что нас в ней трое. Немигающие желтые глаза с узкими прорезями зрачков не выражали ничего, но я и без того знал, что второго промаха Шаас не допустит.
— Да, я немного о другом, — пожалуй, мне удалось подпустить в голос спокойствия. — У вас, я так понимаю, немало друзей в высших, так сказать, слоях общества.
Альв молчал, слегка кивая, и неотрывно смотрел мне в лицо, словно слушал великую мудрость, комментировать которую было бы форменным кощунством.
— Вы были на том самом приеме, после которого посольство взорвалось?
— Конечно. Принц пригласил всю городскую знать, благо площадь позволяла. Знаете, посольство на посольство не приходится. Вы бы видели, где ютятся дипломаты половинчиков — не покои, а форменный спортзал. А почему у вас такое удивленное лицо, мастер Брокк?
— Думал, что вы станете отнекиваться.
— Да полноте, с чего бы?
— Профессиональная привычка — аристократы редко что-либо признают, даже если ответ не опасен лично для них. Рад, что вы не из таких. Тогда ответьте на пару вопросов. Во-первых, знаком ли вам некто Артамаль ил-Лакар, наставник принца Тродда?
— Ну, приятелями нас, конечно, не назовешь, — Хидейк никак не мог понять, польщен он моими словами, или озадачен, — но в лицо мы друг друга знали и при встрече раскланивались.
— Хорошо. Вы говорили на том приеме?
— Скорее, перебросились парой фраз, чисто из вежливости. О погоде, о падении столичных нравов… Ну, знаете, такая вежливая чепуха, что обычно горами ложится на алтарь общественной этики.
— Я слышал, посреди приема советник исчезал из комнаты, и его пару оборотов не было. Помните что-нибудь такое?
— Боюсь, вы знаете об этом куда больше моего. Я не следил за Артамалем, ибо страшно скучал, а общение с пожилым земляком тоску не лечит, а даже, скорее, наоборот…
— То есть, вы не знаете, куда бы он мог пойти?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
