Я цепляюсь руками за его прохладные ладони и покрепче прижимаю к щекам.
- Дара?..
- Я помню твоё лицо, Геллан. Теперь я помню твоё настоящее лицо! - говорю неожиданно звонко, ломая языком хрупкий лёд безмолвной немоты. Говорю - и снова проваливаюсь в темноту...
Я слышу, как он ругается сквозь сжатые зубы. Что-то прохладное и мокрое касается лба. Кажется, я очнулась почти сразу, но глаза открывать не спешу.
- Ну, и что всё это значит? - злится Геллан и что-то опрокидывает : ему тесно в маленькой каморке Келлабумы. - Надо увозить её отсюда: наверное, газ вызывает у неё галлюцинации и беспамятство. Она не такая, как мы, надо помнить об этом.
Муйба шелестит чем-то, шуршит её юбка.
- Это не галлюцинации и не бред, Гелл... В одном ты прав: она не такая, как мы, поэтому и случилось с ней это.
- Что - это?! - Геллан рычит, сдерживаясь, чтобы не кричать.
- Здесь пересекаются временные линии, сынок. Мешается будущее с прошлым... Думаю, она попала в одну из трещин. Скорей всего, нырнула в прошлое.
- Глупо спрашивать, откуда ты это знаешь?
Наверное, муйба улыбается.
- Не глупо, Гелл, а необъяснимо. Чувствую, как животные, - внутри. Разве это объяснить?..
Я приоткрываю глаза, слежу за ними сквозь ресницы. Келлабума спокойна. И улыбается, да. Геллан зол. Если не теснота, он бы метался по комнатушке, как зверь в клетке, сбивая хвостом всё, что плохо лежит. На секунду он замирает, потом смотрит на меня, обжигая синевой.
- Дара.
Вздохнув, открываю глаза.
- И давно ты подслушиваешь?
Я слабо развожу руками:
- Можно подумать, вы сказали что-то ценное или запретное.
Будь моя воля, задрала бы нос повыше. Но задирать его некуда. И так голова запрокинута до боли в шее.
Келлабума хмыкает, что-то бормочет и выходит на улицу. Жалобно взвизгивает дверь, в дом врывается холодный ветер.
Я осторожно опускаю голову пониже. В глазах не двоится, голова вроде больше не кружится. Опираясь на руки, сажусь и, подумав, опускаю ноги. Тело слушается. Зашибись, как это, оказывается, здорово!
Геллан присаживается на корточки рядом и смотрит мне в глаза.
- Как ты?
- Хорошо. Уже хорошо. Не надо квохтать и хлопать крыльями вокруг меня.
Геллан растерянно моргает и невольно косится на спину. Я вдруг понимаю, что сморозила, и начинаю глупо хихикать. Он хмурит брови, но хохотун уже вырвался на волю и прёт из меня фонтаном.
- Ну... так курицы делают... птицы такие... над цыплятами... Оберегают... - выдавливаю я сквозь приступы смеха.
Брови у него разглаживаются, но губы сжаты. Я успокаиваюсь и перевожу дух. Мгновение мы молчим.
- Сколько тебе было? - спрашиваю и понимаю: опять язык впереди мозгов скачет.
Он поднимается на ноги, я виновато вжимаю голову в плечи. Но Геллан не смотрит на меня. Он поворачивается ко мне спиной и делает бесцельный шаг вперёд.
- Что ты видела, Дара? - голос глухой, тихий-тихий.
- Тебя. И Дирмарра. Я знаю, как это случилось. Видела...
Он молчит, только плечи делаются твёрже, каменнее, неприступнее. И когда я думаю, что он так и не ответит, слышу чётко-бесстрастное:
- Мне было шестнадцать.
Три слова. Три отрывистых смелых оловянных солдатика...
А затем он уходит. Стремительной тенью - я даже не смогла уловить движения, только, скрипнув, хлопнула входная дверь...
Встаю и жадно пью отвар из кружки, что стоит на столе. Вот и поговорили, блин...
Через минуту вернулась Келлабума.
- Чем ты его ужалила, девочка? Вылетел, как шаракан из трубы.
- Спросила, сколько ему было лет, - буркнула, хмурясь и кусая губы. Я жалела, что не сдержалась. Чёртово помело без костей!
- Не сердись на него... Как бы он ни храбрился, это до сих пор больно.
- Это не я... это он сердится, - вздыхаю тяжко и чувствую угрызения совести. - Знаю, что не надо спрашивать, но вечно попадаю впросак.
- Значит, ты нырнула в прошлое. Туда, где Геллан встретился с драко.
Я киваю несчастно.
- Он... жалел, понимаешь?.. Димон жалел, что... так случилось... Я видела. Он не лгал там, на озере...
- Конечно, не лгал, - брови Келлабумы удивлённо ползут вверх. - Дракоящеры уникальны и не похожи на других драко. Впрочем, - смеётся она, - драко так давно не появлялись в этих землях, что трудно судить, какими они были или есть сейчас.
- Думаешь, они есть? - спрашиваю заинтересованно и бесцельно кручу кружку по столу.
- Я не думаю, а знаю: драко никуда не исчезли, не вымерли. Просто ушли ненадолго, пока не закончится безвременье.
Я закатила глаза.
- Они придут, чтобы всё изменить? - не удержалась от сарказма.
- Они вернутся, когда начнём меняться мы, - очень серьёзно изрекла муйба и затарахтела пестом в ступке.
- Ну и зачем они вернутся?.. Помогут навести порядок? Изменят жизнь к лучшему? Люди и драконы обнимутся, расплачутся - и настанут мир, дружба, сосиски?..
Келлабума растирает что-то тщательно, не спеша, любовно, будто гладит ребёнка по голове. Останавливается, всматривается в ступку, кивает с улыбкой и снова трёт. Похоже, отвечать не собирается. Видимо, все хотят, чтобы у меня либо голова треснула, либо знания пришли из воздуха.
- Всему своё время, Дара. Как будет - увидим. Или увидят другие люди - кто знает? Одно знаю точно: мы их часть, а они - наша. Единое целое, как и всё на Зеоссе.
Подумать, что это значит, я не успеваю: внутрь входит Геллан. В волосах и на одежде - снег.
- Похоже, мы застряли здесь. Надвигается буря. Слава диким богам, не блуждающая.
- Значит, натопим камин пожарче и переждём непогоду, - меланхолично говорит муйба, не переставая орудовать пестом.
Она знала! Знала, хитрая ведьма! Потому и Чоку свою послала, чтобы не хватились!
Келлабума смотрит насмешливо. Пушистые брови слегка шевелятся, красивые скулы обозначаются чётче, на щеке - мягкая ямочка. Ну да, конечно. И эта всё слышит. Собрались в кучу, мозгокопатели...
Глава 46
Голубые призраки. Геллан
Геллан спрятал Савра и Ушана в неприметном гроте - уютном, тёплом, просторном. Здесь протекал горячий подземный ключ, поэтому казалось, что каменное пристанище хорошо протопили. Сухие шершавые стены, отдающие тепло, мелкая каменная крошка под ногами. Животные радостно пофыркивали, уминая зерно и сочные листья с веток, которые он наломал загодя.
Отсюда не хотелось уходить. Сесть бы на пол и не думать. Слушать хруст ветвей под крепкими зубами коня и осло и не нырять в прошлое, где он юн и не обезображен. "Я помню твоё лицо!" - он закрыл уши руками, чтобы не слышать ломкий девчоночий голос. Как будто это могло уберечь. Как будто это могло помочь забыть...
