В 1946 году Поскребышев прислал мне записку: «Существует приказ о хранении секретных документов. Он касается и вас, товарищ Жуков». Прислал эту писульку после негласного обыска в моей квартире и на даче. Я собирал карты и некоторые документы, надеялся, пригодятся для мемуаров. Пришлось все сдать. Тогда описали все наше имущество. То, что я сам купил, то, что мне дарили. За многие вещи пришлось еще раз платить — больше 60 тысяч рублей. Даже за ковер, подаренный немецкими товарищами в Берлине, взыскали три тысячи рублей (тогда это были очень большие деньги! — В. К.). Я не жалуюсь, на жизнь хватает.
Маршал показал постановление правительства о его обеспечении. (Оно было принято через полгода после Октябрьского Пленума. Вспомнили!).
СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 27 февраля 1958 года
№ 240, Москва, Кремль.
Об увольнении в отставку и материальном обеспечении маршала Советского Союза Жукова Г. К. Совет Министров СССР постановляет:
1. Уволить маршала Советского Союза Жукова Г. К. в отставку, представив ему право ношения военной формы одежды.
2. Выплачивать тов. Жукову Г. К. денежное содержание в сумме 5.5 тысяч рублей, оклад по воинскому званию и процентную надбавку за выслуги лет, сохранить за ним медицинское обслуживание и лечение, оплату и содержание занимаемой квартиры (на равных основаниях с маршалами Советского Союза, состоящими на службе в кадрах Вооруженных сил СССР), легковую автомашину для личного пользования за счет Министерства обороны СССР.
Обязать Министерство обороны СССР предоставить Жукову Г. К. дачу и содержать ее за счет Министерства.
Председатель Совета Министров СССР Н. БУЛГАНИН
Управляющий делами Совета Министров СССР КОРОБОВ
29 августа 1959 года на квартире у Жукова Стрельников рассказал, что работа над книгой «Развитие военного искусства в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» завершена, авторская группа расформирована, а он получил новое назначение в редакторский отдел Главного управления боевой подготовки.
Жуков одобрил его согласие:
— Будете ближе к войскам. Эта работа всегда интереснее. Боевая подготовка — это тактика. Тактика — область, где надо смотреть противнику прямо в глаза. Здесь вырабатывается мужество. Мне помогал предвидеть развитие кризиса, на всех его этапах прежде всего характер тактических действий противника, даже тогда, когда был командующим фронтом и представителем Ставки. Помогает предвидению событий и сложных ситуаций, знание военной истории. Трижды был прав Суворов, считавший, что без светильника истории тактика — потемки.
6 февраля 1960 года Жуков позвонил Стрельникову по телефону, просил приехать. Василия Семеновича встретила в прихожей Александра Диевна:
— Приболел. Простыл на рыбалке. На подледный лов на Москва—реку ходил. Скучно ему без дела. Страдает от этого.
Жуков страдал не только от безделья. Угнетало его состояние раздвоенности. Он был порядочный человек и тяжело переносил состояние, в котором оказался. Любимая женщина Галина Александровна с маленькой дочкой Машенькой (она родилась в 1957 году) находилась в Москве. А жить приходится в старой квартире с законной женой. Очень трудно разрубить этот семейно—традиционный узел.
Жуков сидел в кресле, в халате. Извинился за такой вид. Полковник хотел спросить, зачем же позвал, если в таком состоянии? Но воздержался, и так было понятно, тоска от безделья, отсутствие любимой работы угнетали маршала.
Чтобы как—то подбодрить Георгия Константиновича полковник спросил:
— Правда ли, что вам предлагают пост Главнокомандующего всех вооруженных сил Варшавского договора?
— Нет, этого не было. Да и я не согласился бы. Этот пост символический, а не фактический. Главком не имеет никаких прав, даже на инспектирование войск.
Памятуя о совете маршала побеседовать для статьи с Василевским, Стрельников спросил — как здоровье Александра Михайловича.
— Не знаю, я его не видел с 1957 года. Он человек не общительный. Зачислили его в группу инспекторов — в «райскую группу» — обиделся. Ни разу там не был. А меня вот не зачислили. И я не обижаюсь. Жена его очень оберегает. По телефону и то очень редко общаемся. Больше через Игоря. Знаю, недавно он очень переживал, то что семью лишили второй машины.
— А зачем ему две? Он же никуда не выезжает. Жуков пожал плечами и, помолчав, сказал:
— Недавно в поликлинике я встретил Костю Рокоссовского. Костя не тот — постарел, пожелтел, выглядит плохо. Сказал, что истинная причина его отъезда из Польши — нелады с Гомулкой. Костя был против его прихода к власти. И еще Костя сказал, что пишет мемуары, уже накатал больше двух тысяч страниц.
(То, что издано, дает нам основание предположить, что воспоминания Рокоссовского не только ополовинили, но и очень пристрастно чистили).
С 1 апреля по 14 июля 1960 года (105 дней) полковник Стрельников после инфаркта пролежал в госпитале и как говорит сам «едва богу душу не отдал». Жуков не забыл своего постоянного собеседника, прислал в госпиталь телеграмму и не раз звонил по телефону — узнавал о состоянии здоровья. И хотя маршал не имел никакой официальной должности, имя Жукова говорило само за себя. Врачи проявили максимальное внимание к «другу маршала Жукова». После выхода из госпиталя Стрельников уволился из армии, но общение с Жуковым не прекращалось. При первой встрече поблагодарил маршала за внимание:
— Меня там приняли за генерала. У маршала не может быть знакомый ниже генерала.
— Они наверное не знают поговорку, что генерал
— это поглупевший полковник, — пошутил Жуков. — А я без вас прочитал все новые мемуарные книги. Удивительно однообразны своей серостью.
— Это их редакторы обстругивают.
— А еще прочитал Радищева и Рылеева. Сходил на партийное собрание. Я ведь на партучете состою в Краснопресненском районе, на заводе «Пресня». Учтите мой опыт — там не наши проблемы, гражданские. Люди живут своими интересами. Вставайте на учет или в военкомате или где—нибудь в Доме Советской Армии.
Разумеется, в годы, о которых шел разговор, Стрельников не был единственным, с кем встречался Жуков. Его навещали генерал Антипенко, маршал Баграмян и еще несколько не опасливых людей, маршал все еще был «персоной нон грата», общение с ним считалось предосудительным и могло навредить ослушнику.
Подтверждением тому, что опала и слежка продолжались даже за пенсионером, находящемся не у дел, в отставке, будет изложено в следующей главе.
Слежка продолжается
Уже шесть лет маршал Жуков жил как обычный гражданин, его не приглашали ни на праздничные, ни на юбилейные вечера, в изданиях о войне его имя вычеркивалось. Но пристальное наблюдение за ним продолжалось. Сменился председатель Комитета госбезопасности, вместо Шелепина назначен Семичастный, но задание Хрущева в отношении маршала Жукова оставалось прежним: следить неотступно.
29 мая 1963 года Хрущев получил записку председателя КГБ Шелепина. (Кто ставил задачу, тому и докладывал). Вот ксерокопия этой «записочки» на трех страницах.
«СОВ. СЕКРЕТНО
СССР
КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
27 мая 1963 г.
№ 1447–с
гор. Москва
Товарищу ХРУЩЕВУ Н. С.
Докладываю Вам некоторые сведения, полученные в последнее время о настроениях бывшего Министра Обороны Жукова Г. К.
В беседах с бывшими сослуживцами Жуков во всех подробностях рассказывает о том, как готовилось и проводилось заседание Президиума ЦК КПСС, на котором он был отстранен от должности министра обороны, и допускает резкие выпады по адресу отдельных членов Президиума ЦК:
«Все это дело можно было по—другому отрегулировать, — говорил Жуков, — если бы я мог низко склониться, но я не могу кланяться. А потом, почему я должен кланяться? Я ни в чем не чувствую вины, чтобы кланяться. Все это приписано было конечно с известной целью…».
В разговоре с одним из своих сослуживцев по армии Жуков следующим образом отозвался о Малиновском Р. Я.:
«…Это хитрый человек, он умеет подхалимничать. Он никогда против слова не скажет. «Слушаю». «Есть». Он свое мнение прячет далеко и старается угодить. А такие сейчас как раз и нужны…».
В беседе с генерал—майором в запасе КАРМАНОВЫМ И. М. Жуков заявил:
«У нас… неразумно купеческий размах в отношении помощи. В космическое пространство вылетают миллиарды. На полет Гагарина израсходовали около 4 миллиардов рублей. Никто ни разу не задал вопроса, во что обходятся все эти приемы, все эти поездки, приезды к нам гостей и прочее… Жене БИДО сделали соболью шубу, я видел. Жене другого члена делегации был подарен бриллиантовый набор, в котором находилась бриллиантовая брошь в 12 карат… Это все сейчас доходит до широких масс людей… У СТАЛИНА было много нехороших черт, но в небережливости государственной копейки его никто не может упрекнуть. Приемов он не так много сделал, подарки он никому не давал, кроме своего автографа на книге…».