Юля молчала. Она не могла говорить. И не только из-за слез. Просто было очень тяжело. И обидно.
В квартире Кузнецовых зазвонил телефон. Маша не ждала звонка, но трубку взяла быстро. Почему-то показалось, что это звонит Шведов. Поэтому и произнесла чуть более официально, чем обычно.
— Я слушаю.
На том конце голос тоже был официальный.
— Гражданка Кузнецова?
— Да?.. Маша даже не успела удивиться.
— Старший инспектор Муравник. Передаю трубку вашему мужу. — Голос был не просто официальный, а сухой и строгий. Так обычно говорит директор школы с прогульщиками.
После него особенно приятно было услышать родной Сережкин бас. Родной, но какой-то неузнаваемый!
— Маша?.. Маша, это я!
— Что случилось?! Ты где?! — Маша еще не успела толком испугаться, но тревога уже пришла.
Ответ Сергея развеял надежды на приятный розыгрыш.
— Я в Шереметьево. Я арестован.
Часть вторая
Глава девятнадцатая. КОНТРАБАНДА
В парке было малолюдно. В наше неспокойное время даже в выходные дни люди опасаются гулять в парке. Страшно. А уж в будни...
Но в семье Кузнецовых даже женщины отличались сильным характером. Так что Юля и Катя гуляли с маленькой Катиной дочкой Аленкой не между чадящими автомобилями, а в тихом парке, недалеко от Катиного дома.
Издали наблюдая за ребенком, Катя решилась на серьезный разговор с племянницей.
— Юленька! Нет, я, конечно, очень рада, что ты живешь у меня, но так же нельзя! Она же твоя мать!
— Я к ней не вернусь, — тупо, явно не в первый раз ответила Юля.
— Что значит, не вернешься?! Что ты ей хочешь доказать?! — Катя тоже была Кузнецова и не собиралась сразу сдаваться. — Она ведь даже не догадывается, что ты ушла из дома! Мы же заморочили ей голову этим карантином в детском саду. Кстати, карантин не может продолжаться всю жизнь! Аленка пойдет в сад. Что мы будем говорить?!.. Что это ты со мной сидишь?!.. Что это я боюсь оставаться одна?!..
— Нет... Нет... — Юля упрямо покачала головой, — я ее видеть не могу.
— Ну Юленька... — Катя обняла племянницу. Но и это не помогло. Юля чуть не плакала. — Папа ее так любит... А она!.. Ну мало ли, что в жизни бывает.
— Ничего себе, «мало ли»! — Негодующая Юля вырвалась из объятий и, не задумываясь, ударила в незащищенное место, рассчитывая таким образом закончить разговор: — Это только ты можешь своего Гошу прощать до бесконечности!
Юля добилась своего. От неожиданности Катя ответила грубо и резко:
— А вот это не твое дело!
Юля испугалась, почувствовала, что «перебрала». Но и Катя не стала раздувать ссору.
— Просто я его люблю, — сказала она тихо и печально. Юлька оценила доверительность интонации. Взяла тетку под руку, прижалась.
— Извини... Извини, пожалуйста... Я не хотела тебя обидеть. Просто как подумаю, что папа там, в Англии, подарки ей покупает, думает, что его любящая жена дома ждет... А она... Здесь...
— И кто этого Шведова за язык тянул?! Тоже, хорош гусь! Нашел, с кем поделиться!
— Да при чем тут он!
— Не знаю, не знаю... — Катя с подозрением посмотрела на Юлю.
Хороший офис найти сложно. Купить дорого. Содержать опасно. Поэтому Гоша делал все свои дела в ресторане.
Вот и сейчас, сидя за столиком, он обдумывал свои планы по сравнительно честному изъятию денег у трудящихся.
Подошел официант. Склонился над столиком.
— Георгий Валентинович, вам как всегда?.. Вместо ответа Гоша кивнул. И уже в спину добавил:
— И пачку сигарет, Коля.
Поговорив с Юлей, Катя решила повидаться с Машей. Арест Сергея на таможне, разрыв с дочерью... Есть о чем поговорить.
Разговаривали, как всегда, на кухне. Катя была возмущена.
— Нет, это ж надо! Сережка контрабандист! Просто анекдот какой-то!
Маша почти плакала.
— Если бы это был анекдот... А она, между прочим, краденая! Причем из музея! И стоит десять тысяч долларов!
— Кто? — не поняла Катя.
— Да не кто, а что! Статуэтка эта чертова! Которую у него нашли. Это же достояние республики, понимаешь?
— Да, дела... Слушай, а может, ему ее подбросили?
— Конечно, подбросили! Неужели ты думаешь, что Сережка!..
— Да ничего я не думаю... Просто размышляю... А может, попросил кто-нибудь. Он же у нас безотказный... — Катя строила гипотезу за гипотезой.
— Последнюю рубашку снимет... — Маша уже хлюпала носом.
— А я ему сколько раз говорила: добрые поступки никогда не остаются безнаказанными...
— Это мне за грехи мои наказание...
— Да ну тебя, Маш! — Пройдя уже через эту болезнь и выздоровев, Катя совершенно перестала верить в мистику.
— Бог, он все видит, все замечает... Слушай, а может, мне в церковь сходить? Свечку поставить? — Маша, как и положено утопающему, хваталась за любую соломинку.
— В какую еще церковь? Не мели ерунду! Тебе адвокат нужен, а не поп!
— У адвоката я уже была, — снова загрустила Маша.
— Так с этого и надо было начинать! Что он сказал?
— Ничего хорошего.
— А поконкретнее можно?
Катя считала себя человеком действия.
— От трех до пяти лет.
— Да что ты?!
— Контрабанда в особо крупных размерах. — Маша не знала, какие размеры принято считать крупными, но заранее боялась такого определения.
— Неужели так серьезно?
— Все зависит от отпечатков пальцев. Если на этой чертовой статуэтке найдут его отпечатки...
— И что тогда?
Кате, естественно, важно знать все конкретно.
— Тогда? Тогда никто никому ничего не докажет...
— Что значит, не докажет?! — не унималась Катя. — Подбросили, и все! Знать не знаю, видеть не видел! А отпечатки... Ну мало ли... Случайно коснулся!
— Угу. Это ты знаешь кому будешь рассказывать? «Случайно коснулся»...
Маша упорно отказывалась разделять Катин оптимизм.
— Ну а как, Маш, как? Главное ведь отрицать. Ну а там пускай доказывают!
— Слушай, может, тебе с ним местами поменяться? — Маша не умела и не хотела долго оправдываться. — Раз уж ты такая умная?!
— Ну ладно-ладно, не кипятись! Сейчас не время!
— «Пусть доказывают»! Ты что, забыла, где ты живешь?! — Маша все еще не могла успокоиться. — Они и доказывать ничего не будут! Им лишь бы посадить человека, а там хоть трава не расти!
— Маш, ну ладно! Ну... Может, еще не все так страшно... — Но Катя тоже постепенно впадала в уныние... — И вдруг ее осенило: — Машка! Надо звонить Шведову! — сказала она решительно.
— Еще чего!
— У тебя есть какой-то другой знакомый с такими же связями?
— Я не хочу к нему обращаться. — Маша пыталась закончить неприятный разговор.
