партийного секретаря играли. В конце вас кулаки убивают.
— Да, — подтвердил Колобков. — Марысев, кулак. Но потом и я его. А уж в конце самом умираю. На руках у Машеньки, дочки.
— Помню, помню. Хорошая у вас дочь. Душевная.
— У меня по жизни сын. Жуткий негодяй. Даже не позвонит.
— Нехорошо, — сказал Президент. — Их воспитываешь, понимаешь. А они не звонят. Пятнадцать копеек жалко.
— Полутора тысяч, — сказал Колобков.
— Уже?! До полутора тысяч копеек дело дошло. Это ж пятнадцать рублей. Как же их в автомат просовывают? Ты что-то путаешь. Колобков.
— Не путаю!
— Ну, ну, хорошо. А что еще можно за полторы тысячи? Ну, пиво, вода?..
— Какая вода? Какое пиво?1
Колобков не на шутку разозлился.
— За полторы тысячи можно только пописать сходить. И то — полраза.
— Ладно. Не обижайся. Разберемся… Мокрый ты, грязный. И пахнет от тебя…
Президент открыл совершенно незаметную дверь в стене, оклеенную обоями. За ней просматривалась облицованная черной плиткой огромная ванная.
— Приведи себя в порядок, я денег с тебя не возьму… А я пока чай вскипячу. Будешь? Или что покрепче? Мне-то нельзя. Вот заперся здесь. Над указами работаю. А тебе — почему не выпить?
— Можно. — сказал Колобков. — За знакомство. Я, то есть, вас знаю… а вы меня, то есть, тоже…
— Давай без чинов. Надоело. Ты что предпочитаешь?
— Я?.. «Кристалловская» есть?
— Боюсь, нет.
Президент открыл бар. Колобков увидел разноцветье бутылок. Джины, виски, коньяки, водки…
— Да вот же она, «Столичная»! Если не в палатке брали, — пошутил Колобков.
— Не в палатке… Ну, иди, иди. Мойся. Пижаму там мою возьми… Не мала?
Когда Геннадий Пантелеевич, чистый, умытый, в президентской пижаме — ему хватило одной верхней половины — вышел из ванной, на столе, в большой алюминиевой кружке, бурлил кипяток. Рядом стояла вазочка с печеньем, роскошная коробка конфет. Несколько помидорин, вобла, боржоми, кусочек копченой колбасы, хлеб. И конечно, 0,75 «Столичной».
— Извини, Пантелеевич. По-холостяцки. Охрану не хочу тревожить. Это все из дома. Иногда домашненького хочется. Тихо, без суеты. Ты наливай, наливай!
— Можно я в стаканчик? Я по первой сразу люблю. А потом уж на рюмки перехожу.
— Что за вопрос? У нас демократия или что?
— Демократия?.. Извините. Я сначала выпью, чтоб настроение не портить. А потом скажу…
Колобков опрокинул полстакана водочки, закусил помидориной. Президент посмотрел на него и отхлебнул чай.
— Так вот, — оживился Колобков. — Вы говорите, демократия. А чем она мне, Геночке Колобкову, улучшила жизнь?.. Я больше получать стал, вкуснее питаться?.. Да раньше я в трех фильмах снимался, а теперь не на что валидол купить! Пиво самое дешевое пью. На бутылках экономлю. По вечерам дома сижу. На улицу выйти боюсь. Стреляют. Хорошо, что денег нет. И выходить незачем. Только тем и живу, что вас озвучиваю. Спасибо вам за наше счастливое детство!
— Ну, ладно, ладно. Это мы слышали. Предвыборные речи. Лишь бы очернить. Скоро все наладится. Демократия идет, реформы побеждают.
— Кого? Нас?
— Искусству трудно, я знаю. Но жизнь-то налаживается?
— У жуликов — да! У проходимцев уже наладилась. У тех, что виллы да «Мерседесы».
— Ну, ты даешь!
— При коммунистах сколько квартира стоила? А такси? А простая булка?
— Я сам коммунист. Бывший. Я знаю, как это было. У одних — все. У других — ничего.
— А сейчас? У кого «ничего», еще больше стало!
— Пантелеевич. Не серчай. Налить?
— Не буду! — разозлился Колобков. — «Наладится», «наладится». Всю жизнь это слышу. С этим и помру.
— Улыбнись, Геннадий. Мы низшую точку прошли. Теперь — вверх, в горку! Ну?!
— Не знаю. Не чувствую.
Президент взял с тумбочки несколько папок:
— Вот у меня сводки, прогнозы. Что я, обманываю? На. Почитай!
— Вы бы вышли на улицу и почитали. Что про вас пишут. На стенах и на заборах. Отсюда смотреть, не много увидишь.
Теперь и Президент помрачнел. Он медленно, вразвалочку прошелся по комнате. Сел на кровать, подумал:
— М-да…
Помолчали.
— Послушай, Колобков. А как ты меня изображаешь?
— Не хочу. Не в настроении.
— Очень тебя прошу. Уважь.
Колобков показал. Президент посмеялся.
— Надо тебе пенсию пожизненную дать… Не обижайся, шучу.
Потом он снова встал и подошел к Колобкову. Серьезно заглянул в глаза:
— Давай вот что сделаем. Ты вместо меня побудешь, а я твоим ходом выйду. Тайно. Немного пройдусь. Погуляю, в магазины загляну. Как раньше. При коммунистах. Проверю твои слова. А твоя задача простая. Когда охрана позвонит, моим голосом скажешь: «Все в порядке, прошу не беспокоить». И все. Через часик-другой вернусь… Ну?.. Сам же хотел… Уговор?
— Хорошо. Уговор.
Президент достал из шкафа плащ, шляпу. Колобков помог ему одеться, опустил поля шляпы, подвязал шарф:
— Вас все знают. Почти как меня. А шарф повыше, повыше. Будто зубы болят…
Потом Колобков подробно объяснил, как и с какими поворотами надо идти, чтобы выбраться на улицу.
— Все! Не скучай, — сказал Президент. — Пей, закусывай… Очень там холодно?.. В машине не чувствуешь…
Он ушел, а Колобков остался. Раз в полчаса раздавался звонок.
— Здравия желаю. Говорит полковник Малышко…
Колобков отвечал голосом Президента:
— Прошу не беспокоить. Работаю.
И так несколько раз. Может, три, может, пять. В промежутках он приканчивал «Столичную». Под копченую колбаску и воблу. Потом какой-то иностранец звонил. Колобков знал немного английский, поговорили.
Потом прицелился к джину, но прилег на пять минут на диванчик. А когда его разбудил огромный животастый полковник, он не мог понять, где он и что тому от него требуется. Потом в него влили стакан какой-то мерзости, он сразу протрезвел и пришел в ужас…
4. Кот президента Клинтона
Самым главным в семействе Клинтонов был кот.
Именно кот обеспечил победу на президентских выборах, разгромив в пух и прах спаниеля Буша. Неторопливый, вальяжный, строгой черно-белой расцветки, кот знал себе цену. Пусть Хиллари думает, что она самая умная, а Билл считает себя самым красивым, кот хорошо знал: самый умный и самый красивый в Белом доме — это он, кот.
Утром кот вставал первым. Несколько гимнастических упражнений: сначала присесть, как можно дальше вытянуть передние лапы, задние при этом стоят вертикально, попка торчит, над ней перископом хвост. Затем поурчать, подойти задними лапами к передним, изогнуться дугой, до хруста в позвоночнике, расслабиться, зевнуть, показав всему миру розовую пасть, и медленно, вперевалочку, самое время — в спальню хозяев. По пути коснуться боком шнурованных ботинок охранника: так, небольшой знак внимания. У дверей, на входе — еще двое, и на крыше, и в кабинете с чемоданчиком. Не Билла, а его охранять надо. Президентов много, а кот президентский один… Охранник расплылся, хотел
