— Не валяй дурака, Джордж, — только и сказал он, — тебе не надо в это ввязываться.
— Я это знаю. Я и не ввязывался, пока мне не пришло в голову, что десять тысяч долларов — это огромная сумма! На нее можно очень долго продержаться, если использовать ее с умом, особенно где-нибудь в Южной Америке. Я старался не думать об этом, но не мог себя заставить, вот я и спросил сам себя: а куда мог направиться Саттон? И отгадал правильно.
— Джордж, — терпеливо повторил Саттон, — если ты немедленно отсюда уберешься, то я обо всем забуду.
— Это справедливо. Не правда ли, мистер Уорнер? Не часто человеку выпадает такой шанс. Однако я не собираюсь им воспользоваться. Десять тысяч долларов! Боже, я никогда не видел такого количества денег! И никогда уже в своей жизни больше не увижу. Я не такой нервный, как этот Пинк Лукас и его шайка, но почему я должен сидеть в этом чертовом баре, когда я могу сидеть на широкой площади где-то в Гватемале? Я знаю тут одного, что приехал из Гватемалы. Он говорит…
Его голос постепенно стих, и он замолчал.
— Эй, ты! — Он показал на Сторми. — Я же знаю, что деньги, которые ты унесла, в этом вьюке. Поставь его сюда. Потом перенеси вон те вьюки. Сейчас я вас свяжу и заберу их. Я так и знал, что вы поедете сюда, поэтому я и не поехал в Торнилло-Флэт. Я поехал сразу прямо на запад, не поворачивая на север, а потом повернул на юг и пересек ручей.
— Подумай еще раз, Джордж, — мягко предложил ему Саттон. Мы все равно тебя поймаем.
— Я уже давно все обдумал. Я беру двух вороных лошадей Уорнера. Ни одна другая лошадь с ними не сравнится. Сменяя их, я доскачу до границы. Это не так уж далеко, и, как только я пересеку границу, я сяду на поезд и отправлюсь в Гватемалу или куда-то еще. И ты никогда больше меня не увидишь.
Левой рукой он собрал вместе все мешки. Его двустволка лежала на спинке стула, ярдах в трех от Саттона.
— Ну а теперь свяжи этих джентльменов, — сказал он, обращаясь к Сторми. — Свяжи их получше и покрепче, я потом проверю. Конечно, мне неловко брать твои деньги, юная леди, но они мне понадобятся, а ты еще молода.
Джонни Саттона связали последним. Девушка обвязала его веревкой, потом завязала узел и, раскрыв ладонь Джонни, вложила в нее конец веревки. В ту же секунду он понял, что она сделала. Она рисковала и завязала свободную петлю. Табачный Нос позвал ее и собственноручно связал ей руки. Потом он подобрал все вьюки и, перекинув двустволку через плечо, вышел во двор.
Как только за ним закрылась дверь, Саттон рванул веревку. Так как его запястья были туго перетянуты, он мог тянуть лишь понемногу. От натуги он весь вспотел, но продолжал бороться, стараясь развязать узел.
Он услышал ржание, потом цоканье копыт сначала одной, потом другой лошади. Он слышал, как один из бандитов позвал из сарая и Джордж ему ответил.
Внезапно петля поддалась, и ему удалось ослабить узел на руках и на запястьях; он быстро развязал ноги и схватил пояс с револьверами. Надев его, выскочил за дверь. Джордж уже оседлал вороных, приторочил к седлу одной все мешки с деньгами, а сам взобрался на вторую.
Джонни услышал, как в сарае ругается Лукас и как Джордж отказывается им помочь. Потом Джонни вышел во двор, громко хлопнув дверью. Табачный Нос резко повернулся, в руках у него была двустволка. Он стоял где-то в пятидесяти ярдах, и его рот был широко раскрыт, а в глазах застыл ужас.
Внезапно он закричал:
— Нет! Нет! Ты же не собираешься меня остановить!
Потом он сделал шаг вперед и выстрелил, Саттон тоже сделал несколько выстрелов. Джордж пошатнулся и выронил ружье. Саттон видел его толстый, нависший над кожаным ремнем живот. Видел внезапную бледность, разлившуюся по лицу. Видел, как он сделал шаг вперед, неловко шаря рукой на поясе в поисках револьвера. Он успел его вытащить, глаза его были широко раскрыты.
— Брось его! — закричал Саттон. — Брось его, Джордж!
— Нет! — Толстяк с трудом глотал воздух. — Нет, я его не…
Он поднял револьвер и стал стрелять. Сначала он промахнулся, следующая пуля ушла в землю у ног Саттона, и тут он увидел дуло, направленное прямо на него. Джонни Саттон выстрелил в третий раз. Джордж сделал короткий шаг вперед и начал падать лицом вниз, потом перекатился и остался лежать на спине, глядя в небо, на его носу осталось пятно грязи.
Саттон подбежал к нему. Тот был еще жив. Глаза их встретились.
— Мне следовало понять, что мне никогда это не удастся сделать, — прошептал Джордж. — Меня как собаку убивает рейнджер, Джонни Саттон! Пусть они вспомнят меня! Пусть помнят, что я сразился с Джонни Саттоном. Пусть они помнят, я умираю… игра кончена.
Джонни Саттон не мог отвести от него глаз, от этого толстого, неряшливого человека, который сейчас лежал в грязи у его ног. Черты его лица заострились, но, несмотря на грязь, он не казался нелепым. Просто в эти последние минуты, в это мгновение смерти, по крайней мере, по его собственным понятиям, он обрел известное благородство.
Сторми Найт вышла из дома, остановилась рядом с Саттоном и взяла его за руку. Он положил ладонь на ее руку и отвернулся. Почему такие люди за всю жизнь не могут осознать, что главное все-таки не деньги. Главное — это удовлетворенность. Или Джордж Табачный Нос нашел удовлетворение в эти последние мгновения своей жизни, когда он знал, что ему придется стоять перед дулом револьвера, и он не дрогнул?
— Как ты думаешь, ничего, если мы уедем завтра? — спросил Сторми.
— Конечно, — ответил Саттон, — думаю, нормально. Когда вы доберетесь до ранчо, ты мне, может быть, напишешь. Я приеду.
— Я бы этого хотела, — ответила Сторми, и, когда она улыбнулась, Джонни понял, что она именно так и думала.
СМЕРТЬ ИДЕТ ПО ПЯТАМ
Когда повалил снег, Харлей был уже в тридцати шести часах езды от той кучки жалких хижин, которую с трудом можно было назвать городком. Впереди до самого горизонта расстилалась плоская, пустынная прерия.
Хмурые облака сыпали крупу на бурую землю, поросшую короткой, пыльной, серой травой. Снегопад усиливался, горизонта уже не было видно, Харлей был один во всем этом белом безмолвном мире.
Если бы он только осмелился, то повернул бы назад, но за ним следовала сама смерть. Харлей был напуган. Прибыв в тот городок, он тут же увидел, как какой-то мужчина слезает с лошади, которую украли с его ранчо всего месяц назад.
Он прошел за этим человеком в салун и потребовал вернуть ему лошадь, а тот сразу же потянулся за револьвером. В панике Харлей судорожно схватился за свой.
Его первый выстрел выбил щепки из пола, второй угодил прямо в грудь вора. Он убил его.
Харлей неуклюже убрал револьвер в кобуру. Потрясенный тем, что сделал, невидящим взором окинул салун, словно внезапно проснулся в незнакомой обстановке. Смутно понял, что окружающие от него чего-то ожидают.
