Я ответил с тем же смирением:
– Не нам, грешным и не понимающим пути Господа, судить, кто нуждается в его милосердии больше, а кто меньше.
Кардинал обронил словно невзначай:
– Вы полагаете, мы так и не поймем?
Я развел руками:
– Ваше высокопреосвященство! С каждым днем мы приближаемся к пониманию Господа и когда-нибудь приблизимся к нему достаточно, чтобы уразуметь его громадный замысел… Церковь у нас давно не та, что была у апостолов.
Отец Гэбриэль вскинулся, быстро развернулся к кардиналу:
– Какие еще доказательства, что он еретик?
Отец Раймон бросил на меня взгляд, полный укоризны, а кардинал сдержанно, но со злорадством на лице усмехнулся, словно я сам себе только что вырыл могилу.
– Но, – продолжал я, – меняясь, Церковь остается на твердой платформе заповедей Ноя, Моисея и Христа, в то же время трудами Отцов Церкви Тертуллиана, Августина, Антония, Иеронима, Дамаскина… добавляет новые!
Отец Гэбриэль перебил:
– Вы ставите последних в один ряд с Ноем, Моисеем и Христом?
Я помотал головой:
– Самые прекрасные основы останутся лишь красивыми словами, если не будет надстройки. Первая же заповедь «не убий» не сработает абсолютно, потому что убивать в нашей жизни приходится. Но трудами богословов объясняется, что убивать нужно только в самом крайнем случае, и перечисляются эти случаи. А просто «не убий», как и «не укради»…
Он хищно нацелился в меня отточенным гусиным пером. Глаза радостно заблестели:
– Вы дерзновенно подвергаете сомнению эту заповедь?
– Если вступит в противоречие с главной заповедью, – ответил я, – то да, подвергаю.
Он хлопнул ладонями по столу и посмотрел на других гордо и победно. Кардинал не сводил с меня обрекающего взора, отец Раймон завозился на лавке.
– Это как же? – спросил он испуганно и беспомощно. – Заповеди даны Господом крайне гармоничные и точные. Они совсем никак не отрицают одна другую…
– Иногда противоречат, – возразил я.
– Например?
– Например… ну, человек умирает от голода, а единственный способ сохранить жизнь – украсть кусок хлеба. И тогда это ему дозволено самим Господом, ибо жизнь человека бесценна, а тот, кто соблюдет заповедь в том виде, в каком ее понимает отец Гэбриэль, будет приравнен к самоубийце, который недостоин быть похороненным на кладбище и которого закапывают по ту сторону ограды!
Отец Гэбриэль окрысился, лицо пошло бурыми пятнами, а в злобных глазенках я видел только жгучую ненависть.
Кардинал хмурился, вяло жевал ссохшимися старческими губами, складки на шее колыхаются, как тяжелые шторы, собранные по обе стороны сцены, где двигается такой же ссохшийся кадык.
– Значит, – произнес он медленно, – вы оправдываете воровство? Вы против второй заповеди?
Я стиснул челюсти, кровь стучит в виски, требуя вскочить, наорать и разметать их в клочья. Ватикан далеко, а я здесь полновластный хозяин всех и всего…
– Ваше преосвященство, – ответил я как можно более ровным и крайне смиренным голосом, – я привел пример нужности постоянной и неослабевающей работы Церкви над совершенствованием нравственных законов. Юридические законы не возникают сами по себе, они базируются на нравственных. И пусть первые будут как можно ближе к идеалу и… к жизни тоже.
– Вы не ответили, – напомнил он сухо.
– Ответил, – возразил я. – Трудами Отцов Церкви разъяснено, что человек вправе украсть кусок хлеба… но лишь в случае, если не мог заработать. Если у него в доме не осталось ни зерна, ни муки, а никто из родни, знакомых или даже случайных прохожих на улице не откликнулся на его просьбу о спасении. Только в этом случае имеет моральное право украсть… в любом другом – он преступник, которого надлежит наказывать строго и сурово.
Он надолго задумался, опустив голову. Затем поднял голову и бросил на меня острый взгляд:
– Что-то не припомню такого толкования в трудах Отцов Церкви… впрочем, я мог что-то забыть или пропустить. Но у меня к вам еще вопрос…
– Я весь внимание, ваше высокопреосвященство.
Он вперил в меня обрекающий взгляд:
– Апостольские заветы для вас не указ, как я чувствую?
Я смиренно склонил голову:
– Мне неловко вам такое напоминать, ваше высокопреосвященство, но… у Христа не было апостолов. Это мы потом назвали тех малограмотных и необразованных рыбаков и прочих его слушателей – апостолами. Христос вообще не создавал Церковь. А если вспомнить, то все слова Христа остались только в пересказах его учеников. Это значит, что между словами Христа и постановлениями Церкви могут быть противоречия…
Отец Гэбриэль нахмурился, сказал резко:
– Таких противоречий нет!
– Да-да, – сказал я, – конечно, нет. А те противоречия, на которые указывают еретики, конечно же, ложны.
Кардинал спросил отрывисто:
– Но если бы вы обнаружили подобные противоречия, которых на самом деле нет, как бы вы отнеслись к ним?
Они все трое молчали и смотрели на меня, как три гончих, загнавших зайца в угол.
Я заговорил медленно и осторожно, чувствуя, что иду над пропастью по лезвию ножа:
– Естественно, я бы счел истиной то, что говорится в последних декретах Церкви… вне зависимости от того, что говорили апостолы и даже… Христос.
Ледяным холодом пахнуло в помещении, я ощутил, что переборщил. Отец Габриэль спросил холодным голосом:
– Это как вас понимать?
– Апостолы тоже были люди, – ответил я поспешно. – Вон Петр, ставший первым главой Церкви, за одну только ночь трижды отрекся от Христа, проявив позорнейшее малодушие!.. А Фома неверующий? А другие?.. Они могли ошибаться в деталях, могли даже не совсем верно записать какие-то слова Христа… Но Церковь строили уже мудрые и в высшей степени образованные люди. Тертуллиан – лучший юрист Римской империи, блестяще образован, да и все Отцы Церкви – это не туповатые, хоть и честные Петр и Андрей, или малограмотные… ну, почти все остальные… Потому я больше верю толкованиям современных богословов, которые учитывают и современные реалии…
Отец Раймон смотрел на меня с ужасом и украдкой подавал знаки, чтобы умолк, не спорил, смирился, иначе меня тут же сожрут вместе с костями, даже сапоги со шпорами проглотят и не заметят.
Отец Гэбриэль нахмурился, сказал резко:
– Какие реалии? Учение Христа вечно и неизменно!..
– Абсолютно согласен, – сказал я поспешно. – Но сейчас филимистян, карфагенян и халдеев больше нет, верно? А с рыцарями нужно говорить чуть иначе, чем с теми древними народами. Церковь, кстати, делает это весьма успешно. Возможно, вы этого еще не знаете, но Церковь со своей ролью вести народы вперед в будущее пока справляется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
