И я…
Сама не понимаю, как это происходит, но когда стоны перестают помогать расходовать бьющуюся внутри моего организма энергию, я вдруг двигаю бедрами Яну навстречу.
Он сбивается с темпа. Застывает. Толкает в мой рот низкий, хриплый и вибрирующий звук.
Это заставляет меня не просто отрезветь. Захлебнуться стыдом. Если бы Ян не держал, я бы уже убежала.
– Продолжай… – то ли требует, то ли умоляет он неожиданно. – Продолжай, Ю.
Сам возобновляет поцелуй и одуряющие толчки. Я держусь изо всех сил. Но в животе так больно становится, а разбухший клитор пульсирует так яростно, что у меня нет шансов… Обхватывая лицо Яна ладонями, целую с разрывающим душу отчаянием. С изматывающим плоть желанием принимаю движения его таза и чувственно отражаю их своими бедрами, пока напряжение в моем теле не достигает пика.
Стучащее с лютой скоростью сердце в один момент прерывается. Низ живота сокращается и замирает в максимальном изломе. Судороги по ногам. Дрожь по груди и плечам. Горячие импульсы по всему телу. Последние достигают головы. Вбиваясь под череп, заставляют мои волосы электризоваться и вставать дыбом. А потом… Накал осыпается мурашками вдоль позвоночника.
«И все?» – вскипает в моем мозгу раздраженно.
Но…
Еще одно плавное движение Яна, и в моей пояснице собирается жар. Раздвигаю бедра шире, качаюсь, трусь о каменное достоинство… Дыхание срывается. Рот распахивается и замирает в немом крике. Потому что еще один толчок от Яна, и внутри меня происходит ядерный взрыв.
Вот она – маленькая смерть.
Мгновенная, словно вспышка. Яркая, словно извержение вулкана. Волшебная, словно настоящее чудо.
Поток сокрушительного блаженства заставляет мое тело рассыпаться на миллиарды частиц. Каждую из них возносит к небу.
Короткий миг, и следует не менее феерическое падение.
Вдох. Выдох. Сердце возобновляет работу.
А между ног, гораздо ниже пульсирующего монстра, в безумном удовольствии сокращается та часть моего тела, о существовании которой я знала только теоретически.
Все эти ощущения настолько потрясают, что я не выдерживаю и, едва Ян, натужно дыша, отстраняется, разражаюсь слезами.
48
Вот и все объяснение.
© Ян Нечаев «Тебя, конечно, БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
«Люблю…»
Вроде и был настроен благодаря своей неутихающей ревности против этого слова… Но в тот момент, когда Ю направила его на меня, обо всех сдерживаемых факторах забыл. Столько ответных чувств это признание подняло, что в сердце, мать его, тесно стало.
«Тебя, конечно, БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
Ношу с тех самых пор эти слова в себе. Держу ближе всех остальных. Даже ближе непреложных истин, которыми наградили мать с отцом.
«…БОЛЬШЕ ВСЕХ!»
Не тешу гордыню. Конечно, нет. Дело не в ней. Другие чувства подкашивают, блядь, под корень, когда думаю о том, как высоко Ю меня подняла. Растекаюсь сиропом от своей собственной любви.
Передо мной Ю разделась до белья. Передо мной.
Видел, как трудно ей было это сделать. Конечно, видел. И сам своим реакциям удивился. Потому как, помимо ожидаемой похоти, жестко защемило все чувствительные струны от нежности.
Вот и сейчас… Щемит, мать вашу. Щемит до звона.
Ю содрогается и задыхается, разбиваясь в своем первом оргазме, а меня топит такой трепетной любовью, что у самого все физиологические процессы клинит. Проваливаюсь в затяжную амурную кому.
«Блядь… Наконец-то разрядил… Разлетелась… Дожал… Первый… И в этом первый… Перемахнули…» – такие мысли пульсируют в моем подсознании.
И льются они с нетипичным моему гребаному бруталу интонированием. Словно божественное, мать вашу, пение. Но мне ни хрена не стыдно. Член горит адски. Но ментально… У меня такое состояние, будто я достиг той самой нирваны, до которой так упорно бежал. Впервые за долгое время чувствую, что могу расслабиться, выдохнуть, замереть в моменте… Никогда, даже на пике собственного оргазма, не проживал ни таких ощущений, ни таких эмоций. Ничего подобного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Получается, что этот оргазм – открытие не только для Ю. Для меня тоже, словно прозрение. Раскачка всех чувств. До тех размеров, о которых прежде не подозревал.
А потом… Ю падает со своего неба и начинает плакать.
Сердце сжимается. До микроскопических размеров, казалось бы, не способных вмещать в себе жизнь. Но, тем не менее, из эпицентра этой сверхмощной мышцы пульсирующими толчками выбивается та самая запредельная нежность. Расплываясь по груди, наполняет жаром.
Сам себе кажусь отяжелевшим. Поэтому, смиряя буйство плоти, скатываюсь на бок и увлекаю за собой Ю. Притягивая к груди, чувствую дрожь не только в руках, но и во всем остальном теле.
Юния и сама, сталкивая у плеча скрученные в кулачки ладони, жмется в мою гремящую грудную клетку с таким отчаянием, словно физически проникнуть внутрь пытается.
– Что теперь будет? – выдыхает, выплескивая со слезами не ожидаемый мной испуг, а глубочайшее потрясение.
Это ощущается так трогательно, что я просто не могу сдержать рвущийся из меня смех умиления. Он, конечно, приглушен и другими, не столь возвышенными чувствами, и не самыми чистыми помыслами, но в целом, как мне кажется, звучит ласково.
– В каком смысле, маленькая? – шепчу, успокаивающе растирая ладонью ее напряженную спину.
– Что ты обо мне думаешь? – бормочет отрывисто и замирает в ожидании «приговора», не находя ресурсов даже на слезы.
Толкаю еще один тихий и хриплый смешок, но лишь затем, чтобы иметь возможность выдохнуть и набрать в легкие новый кислород. Глядя на пламя в камине, чувствую, как собственный огонь рассыпает по телу искры. В горле и за грудиной собирается жжение, будто чего-то перченого хлебнул. А по венам летит густой хмель. В паху и вовсе горит так, что, мать вашу, есть риск испепелиться в прах.
– Я думаю, что моя девочка пиздец какая милая, – шепчу ей, выезжая на нежности.
Судорожный вздох, и руки вокруг моей шеи.
В кадык жарко бьются слова:
– Я не из тех, которые… Не из тех…
Не в характере Юнии кого-то осуждать. Вот и не находит она слов, которые чисто гипотетически могли бы оскорбить другого человека. Но внушенное ей стремление быть хорошей – это как болезнь, которая истязает и убивает ее настоящую.
Чую, долго нам лечиться придется.
– Не из тех, Ян…
– Я знаю, что не из тех, зай, – заверяю, понимаю, как важно унять ее боль.
Прижимаясь губами к волосам Ю и продолжая при этом поглаживать ее спину, жду, пока она полностью успокоится. Чувствую, как перестает дрожать и снова разогревается.
Съезжаю чуть ниже, чтобы инициировать зрительный контакт. Но Юния держит веки опущенными.
– Открой глаза, – шепчу, покрывая легкими поцелуями ее пылающее и соленое от слез лицо. – Открой, зай… Посмотри на меня.
Судя по натужным вздохам, чтобы сделать это, Юнии приходится реально недюжинную силу приложить. Ободряюще улыбаюсь, когда она, наконец, справляется. Хотя самому в этот момент не легче. Столько всего рассекает за грудиной, что дай себе волю, не знаю, на чем бы остановился: заскулил бы или зарычал.
– Зачем ты это сделал?.. – лепечет Ю все так же печально, но глаза при этом горят не только от смущения.
– Чтобы ты перестала этого бояться, – повторяю сделанные ею акценты.
– Я… Все равно… – растерянно бормочет она, все еще не понимая себя. – Ян… Мне так стыдно… Ужасно стыдно!
– Прекращай, зай, – тихо проговариваю я. – В удовольствии ничего постыдного нет.
– Не знаю…
– Я знаю, Ю.
– Моим телом словно бы неведомая сила управляла!
– Это был я.
– Ян, – стонет возмущенно, когда я смею рассмеяться.
– Ладно, не только я, – вздыхаю, возвращая себе серьезность. – Твоя женская сущность отозвалась на мою мужскую, понимаешь? – сам не знаю, откуда берется такая формулировка. Просто ударяет в голову, и я выдаю. Тонко чувствую то, что она думает, добавляю немного громче и отличительно тверже: – Это не какой-то там демон, Ю. Это не разврат. Не конец света. Это природа. Это любовь, Ю. Это синхрон. Мы спелись, понимаешь? Мы, блядь, наладили идеальную связь.
