Гесслер оставил ратушу и спешно пересек безлюдную площадь, минуя забрызганные нечистотами позорные столбы. Со стороны мельничного ручья доносился шум – туда и направлялся наместник. Сторожка находилась в конце торговой улицы, неподалеку от городских ворот. Гесслер быстрым шагом добрался до канала, в котором со скрипом вращались мельничные колеса. В воде, справа и слева от небольшого мостика, плавали закрепленные на колышках и покрытые зеленоватой плесенью лоскуты кожи, оставленные размягчаться на ночь. Даже в этот поздний час в кожевенном квартале стоял запах разложения. Наместник с отвращением сплюнул в мутную воду. Как же он ненавидел этот город! Давно пора выбираться отсюда.
Двери одной из мастерских были распахнуты настежь, и Гесслер разглядел каменные бадьи, полные дубильного раствора. Кожа вымачивалась в едкой бурой жидкости до трех лет, пока не становилась мягкой и податливой. Вонь от кислоты и гниющей кожи была до того невыносимой, что наместник закрыл лицо рукавом.
Он уже собрался дальше, но тут заметил недалеко от моста ряд деревянных стоек, на которых сушились лоскуты кож. Издали они походили на драные пугала и, казалось, махали руками. Вокруг гудели жирные мухи, лоскутья колыхались на ветру. Гесслер застыл на полушаге.
Какой еще ветер?
Внезапно один из лоскутов словно вздулся и с хлопком сдвинулся в сторону, точно занавес. За ним показался черный силуэт.
– Простите, что так поздно, мастер Гесслер, – сказал Каспар. – Но спешу вас успокоить. Это последняя наша встреча.
В руке чернокожий мужчина держал один из тех странных пистолей, что показывал наместнику в прошлый раз. Дуло было направлено прямо на Гесслера.
– Боюсь, я теряю с вами терпение, господин наместник, – продолжал Каспар. – Терпеть не могу, когда меня держат за дурака. Ничто не укроется от моего взора. Разве я не запретил вам обсуждать это дело с другими?
– Я… честное слово, не понимаю, о чем вы, – пролепетал Гесслер.
В тот же миг он разозлился на себя за неуверенный и боязливый голос. Страх сводил на нет любые переговоры.
– Вы жалки, наместник. Воистину, Анвайлер заслуживает более достойного правителя.
Впервые в жизни Гесслер почувствовал, что зашел слишком далеко. Он в панике огляделся, но поблизости не оказалось никого, кто мог бы прийти к нему на помощь. Лишь издали доносились смех и музыка.
– Я… у меня для вас хорошие новости, – прохрипел наместник, отступив на несколько шагов. – Я действительно кое-что отыскал в архиве!
– И сколько же предложила вам за эту информацию другая партия? – спросил Каспар и достал крошечный ключик, с помощью которого принялся неспешно взводить оружие.
Гесслер вздрогнул.
– Богом клянусь, я еще никому об этом не рассказывал! – пробормотал он. – Вы первый, поверьте! Я… разыскал ту персону, которую вы ищете. Честно!
Он отступил еще на пару шагов и уперся спиной в очередную стойку с натянутым на нее лоскутом. Слизистые и скользкие, лоскуты второй кожей липли к дорогому плащу.
Каспар убрал ключ и взвел курок. Оружие было заряжено.
– Я выследил эту Эльзбет Рехштайнер, про которую вы мне рассказывали, – произнес он с угрозой в голосе. – Ваше предположение, что она, будучи знахаркой, могла знать имя, оказалось вполне разумным. Но по непонятным причинам добрая Эльзбет, вместо того чтобы мирно побеседовать со мной, предпочла сигануть в Рейн… – Он одарил наместника строгим взглядом. – Скажите, почему она так поступила? Что знахарка, черт возьми, знала такого, что предпочла умереть, чем разговаривать со мной? – Каспар шагнул к Гесслеру. – Что вообще творится в вашем болоте, господин наместник?
– Клянусь, я… ничего не знаю! Но теперь это не имеет никакого значения.
Гесслер попытался улыбнуться. Нерешительность незнакомца подсказывала, что он снова в игре.
– Важно лишь то, что я обладаю сведениями, о которых вы меня спрашивали. Так что уберите уже эту штуковину, дайте мне мои деньги, и я скажу вам все, что знаю.
Каспар мрачно покачал головой:
– Сожалею, но ваше вознаграждение изменилось. Говорите имя, и я оставлю вас в живых. Может быть, – добавил он после некоторой паузы.
Гесслер прикусил губу. Похоже, ему действительно придется поделиться ценным знанием задаром. Что ж, оставался еще один человек, готовый за него заплатить… Но прежде всего следовало спасти собственную шкуру.
– Ну ладно, – начал он нерешительно. – Человек, которого вы ищете, – это…
В этот момент с другой стороны моста донеслись песни и громкий смех. От сторожки приближалась группа пьяных ландскнехтов. В глазах Гесслера мигнул проблеск надежды. Может, еще удастся выйти победителем! Он по-кошачьи извернулся, нырнул под развешанные кожи и устремился к спасительному мосту. Плесневелая кожа мертвыми пальцами скользнула по лицу, но Гесслер не обратил на это внимания.
– На помощь! – закричал он. – Грабят! Я…
Выстрел заглушил его крик. Свинцовая пуля прошила развешанные лоскуты и размозжила затылок Гесслера, точно перезрелое яблоко. Кровь и мозги брызнули на выделанную кожу, и наместник безмолвно рухнул вперед, повалив при этом одну из стоек. И остался лежать, заваленный склизкими телячьими кожами.
Тело его дернулось в последний раз, и Бернвард Гесслер испустил дух.
Каспар с быстротой молнии спрятался за одной из стоек и замер. Сквозь кожу доносились голоса ландскнехтов. Солдаты были уже на мосту, всего в нескольких шагах от агента, и внимательно смотрели в его сторону.
– Черт, да это выстрел был, – утверждал один из них, едва ворочая языком. – Какой дурак вздумал стрелять из аркебузы посреди ночи? Нам же сдать их велели!
Второй, низкий и толстый, как бочонок, зычно рассмеялся:
– Может, это тот полоумный парень со своими орудиями… Сначала крепость разнес вдребезги, а теперь весь город сотрет в порошок! С дьяволом этот шельма сговорился, уж вы мне поверьте!
– Там что-то есть, – пробормотал другой ландскнехт, перегнувшись через перила моста, чтобы лучше видеть. – Видите стойки? Между ними что-то шевелилось. И там какая-то черная глыба лежит…
– Ты до того упился, что тебе призраки мерещатся, – перебил его толстяк. – Это кожа сушится, вот и всё.
– А кричал тогда кто?
– Если б я оборачивался на каждый чертов крик, то давно на войне сгинул бы! – толстяк развернулся. – Пошли уже. В харчевне жареные голуби дожидаются и охочие девки. У меня от того и другого слюнки текут.
После некоторых колебаний за ним последовали двое других, и вскоре они растворились во мраке улицы.
Каспар вышел из-за стойки и изрыгнул проклятие на языке, которого прежде в этом городе никто не слышал. Затем подошел к окровавленному телу, бывшему не так давно наместником Анвайлера. Он с радостью плюнул бы коварному падальщику в лицо. Вот только от лица у него ничего не осталось.
Каспар сам на себя негодовал за то, что позволил себе выстрелить. Как новичок прокололся! Теперь ему никак не узнать, блефовал наместник или действительно узнал, кого они разыскивали. Во всяком случае, он выяснил, что эта свинья встречалась с другой партией. Этот мелкий мерзавец-аптекарь доложил ему, что Гесслер неоднократно виделся с закутанным в плащ незнакомцем, который задавал схожие вопросы. Эта информация стоила Каспару немалых денег, но аптекарь не смог сказать, кем был тот человек. Хотя после вестей, которые передал наниматель, не было никаких сомнений, что противник тоже расследовал древнюю тайну.
Древняя тайна…
Каспар со вздохом заткнул еще теплый пистоль за пояс. Может, все это лишь небылицы? История, сложенная за столетия из пустых надежд и воспоминаний…
Может, они выслеживают кого-то, кого на самом деле не существует?
С очередным невыразимым проклятием Каспар наклонился к трупу, над которым уже кружило несколько мух, и принялся аккуратно заворачивать еще теплое тело в кожи. Мертвого наместника следовало устранить. Хотя бы на время, пока Каспара не будет отделять от города хотя бы день пути. Подозрение всегда падало в первую очередь на чужаков, пришлых. Особенно если жертва была дьявольским образом обезображена – как Гесслер. Каспар знал это. Не в первый раз его по цвету кожи сочли бы дьяволом или демоном. Он к этому привык.
Каспар со стоном взвалил на плечо пахнущий гнилью сверток и огляделся в поисках подходящего укрытия. Взгляд его упал на распахнутую дверь сарая. Каспар мрачно улыбнулся. Он вдруг понял, где спрятать наместника. Отличная могила для свиньи, что добывала свои деньги из грязи.
Воистину, он дорого продал свою шкуру…
Когда с работой было покончено, Каспар поспешил к темному, уединенному изгибу городской стены. В высоту она достигала восьми шагов, но с внутренней стороны выступало достаточно камней, чтобы забраться ловкому человеку. Он с быстротой молнии вскарабкался наверх, сделал глубокий вдох и спрыгнул в ров, полный мутной, холодной воды. В несколько гребков переплыл на другую сторону. Лишь несколько вспугнутых уток стали свидетелями его бегства.
