— Ничего себе.
— Не ожидал?
— Нет, это настолько внезапно.
— У рейхсфюрера тоже не ангельское терпение. На все про все у нас два месяца!
— Всего?
— Да.
— И что же нам теперь делать?
— А ничего. Все за нас уже сделали русские.
— То есть?
— Леонов. Как ты думаешь, если мы сообщим туда, — рука штандартенфюрера указала на потолок, — о том, что русские ведут такие же работы и даже забросили в наш тыл специально подготовленного диверсанта, там поверят? В то, что мы имеем дело не с цепочкой случайных совпадений, а с хорошо подготовленной акцией противника? В эту гипотезу прекрасно вписываются все имевшие место случаи!
— А как мы объясним пожар на станции?
— Так ты и этого не знаешь? Парни Мюллера поймали-таки поджигателя!
— И кем он оказался?
— Станционный рабочий. Обходчик.
— Он признался?
— Смеешься? Это в гестапо-то? И даже подписал протокол допроса.
— Он жив?
— Пока — да. Это зависит от того, как пойдет дело.
— Но был еще и опоздавший пожарный поезд.
— В колесные буксы которого кто-то насыпал песку.
— Как быть с ориентировкой НКВД на Леонова?
— А это их визитная карточка. Они сознательно показывают нам, с кем мы будем иметь дело. Чтобы в случае успеха еще более подчеркнуть перед руководством НКВД успешность собственной школы.
— Понимаю. И что теперь?
— Русские доказали эффективность своего метода подготовки диверсантов. Теперь очередь за профессором. Вернее — за его «выпускниками». Они должны в схватке лицом к лицу доказать превосходство нашего метода подготовки солдат.
— Ничего себе задача! Осталось только уговорить русского на этот поединок.
— Вот этим ты и займешься.
— Э-э-э…
— По моей просьбе, вернее, по просьбе секретариата рейхсфюрера, вокруг леса развернуто четыре полицейских батальона. Официально — для поиска и уничтожения партизан. По некоторым сведениям, они попытаются вскоре напасть на аэродром.
— Это действительно так?!
— Нет, конечно. Просто из вашего леса никто не должен выйти. Никто! И никаким путем. Как вооружен русский?
— У него один автомат, два пистолета. Около четырехсот патронов. Холодное оружие, вероятно, наш штатный кинжал.
— Продовольствие?
— Неизвестно.
— Так вот, с сегодняшнего дня все передвижения за пределами гарнизона — только группами не менее чем по десять человек. С обязательным наличием в группе автоматического оружия. Без продовольствия. Деревни оцепить, выход в лес местного населения запретить. Для усиления тебе придан взвод проводников со служебными собаками.
— Я же просил только одного.
— Это не для поиска русского. Для охраны объектов, чтобы к ним никто не подобрался незамеченным. Надо лишить Леонова возможности пополнять запасы за наш счет. Есть у него автомат и четыре сотни патронов — и хватит.
— Мои действия?
— Профессор прилетит послезавтра. Привезет с собой двенадцать человек. Это все, что у него есть на сегодня. Ты должен обеспечить им встречу с русским.
— Как?!
— Не знаю. И знать не хочу. Это — твоя епархия, вот и командуй там, как умеешь. В случае же провала операции, сам понимаешь…
— Понимаю.
— Твоей полной, я подчеркиваю, полной реабилитацией может быть только голова русского, оторванная кем-то из «выпускников» профессора! И, ради бога, Генрих, не считай меня идиотом, ладно?
— Не понял…
— Не надо устраивать загон на Леонова — это ясно? Мне не нужна войсковая операция по его поимке. Его должны взять только «выпускники»! Живым или мертвым — все равно. Но живым все-таки предпочтительнее.
ГЛАВА 43
Чем я так немцам насолил? В суп им не плевал и в котле с чаем портянки не замачивал. Что-то они как с цепи сорвались. Вокруг леса только что не цепью выстроились. На всех мало-мальски пригодных пригорочках расселись, даже и окопались кое-где. Вот уже сутки иду вдоль их постов — везде облом. Мало того, еще и собак откуда-то привезли. Это уже совсем хреново, мимо них тихонько не проползешь. Похоже, что даже из деревень всех шавок собрали. Подкармливают их, вот они и завиляли хвостиками. И отрабатывают кормежку, облаивая всех встречных-поперечных. Сволочи продажные, продали Родину за кормежку сытную.
Возникла у меня мысль поймать одного фрица и устроить ему блиц-допрос по поводу их чрезмерной активности. Только вот сделать это оказалось очень затруднительно. Немцы шастали довольно-таки здоровенными толпами, не менее чем по десятку зараз. Пострелять их из кустов? Можно. Только зачем? Может, у них здесь учения какие-то идут, а тут вдруг — здрасьте! Реальный противник появился. Вот они на радостях мне и устроят облавную охоту с собачками, как на кабана. На фиг, на фиг! Я уж лучше тут тихонечко отлежусь, пока у немцев в заднице свербеть перестанет. Не будут же они здесь вечно сидеть? По моим прикидкам, их тут сотни четыре, а то и больше. Это я еще не весь лес обошел. Но, думаю, что там все так же устроено.
Значит, если прикинуть, то их тут почти полк сидит. По повадкам судя — не фронтовики. Но народ крепкий, парни рослые. Какая-то тыловая часть? Вполне возможно. И что же они тут делают? Караулят лес? От кого? Да еще такими силами? На аэродроме и своих солдат хватает, да и защищен он неплохо. Что здесь — высадка десанта ожидается? Или налет партизан? Насколько я помню историю, их тут, да еще в достаточном для подобной операции количестве, еще не было в это время. Или вся эта гопа по мою душу приперлась? Ага, как же! Как это в наше время в туалетах писали? «Не льсти себе, подойди ближе?» Заманчиво, конечно, считать, будто я им так нагадил, что ради меня целый полк от дел оторвали. Только вот это вряд ли. Какие-то у них свои задачи есть. Надо только понять — какие? И как надолго? А то я такими темпами, да на подножном корме, долго не протяну.
— Разрешите войти, товарищ генерал-майор?
— Входите, капитан. Что там у вас такого срочного?
— Срочная шифровка от «Глазастого».
— И что там у него?
— Он сообщает, что на объекте «Полянка» начата экстренная подготовка всех, готовых к самостоятельным действиям спецсубъектов.
— Кто инициатор? Маурер?
— Нет. Приказ пришел из Берлина. Профессор был сильно недоволен, но его возражений не послушали.
— Даже так? Интересно. Район действий известен?
— Пока нет. Прибывают они на аэродром «Глубокое». Как обычно, тут все без изменений. Но, как сообщает «Глазастый», заявок на выделение транспорта пока не поступало.
— Когда прилет группы?
— Уже завтра, товарищ генерал.
— Маурер?
— Летит с группой. И с ним все ведущие специалисты. Для них дана заявка на размещение. Предварительно — на четверо суток.
— Странно. Обычно он не покидает институт надолго. Где же они собираются работать на этот раз?
— Пока мы этого не знаем, товарищ генерал-майор.
— У нас что-нибудь в этом районе происходит?
— У нас — нет.
— А у смежников?
— Не знаю.
— Ну, так узнайте! И сегодня же вечером доложите!
— По нашим сведениям, товарищ генерал-майор, — докладывал капитан спустя четыре часа, — никакой особенной активности в районе аэродрома и прилегающей местности нами не планируется.
— То есть если я вас правильно понял, капитан, у немцев просто тренировочный выезд?
— Не совсем так, товарищ генерал-майор. В разговоре между сотрудниками института прозвучала русская фамилия — Леонов.
— Ну и что? Среди сотрудников института и спецсубъектов есть русские? Может быть, это фамилия кого-то из них?
— Среди сотрудников института русских точно нет. А своих подопечных они зовут только по номерам.
— Тогда кто же это?
— Я вспомнил, что эта фамилия мне уже встречалась. Причем совсем недавно. Обратился к Маркову, у него, как вы знаете, исключительная память на имена и фамилии.
— И что Марков?
— Вот, посмотрите. — Капитан положил на стол лист бумаги.
— Что это? Ориентировка? Леонов, Александр Павлович… Ну и что?
— Посмотрите, кто дал первичный запрос.
— Где это? Ого! Чернов? Это который же Чернов? Тот самый?
— Тот самый, товарищ генерал-майор. Полковник Чернов Михаил Николаевич. Из Ставки.
— Ну да, ну да… Знаю, из какой он Ставки. Интересно, а он-то тут каким боком замешан?
— Не знаю, товарищ генерал-майор. Но если вы помните циркуляр…
— Помню. Ладно, капитан, можете быть свободны. Материалы оставьте мне.
— Разрешите идти?
— Идите.
Генерал еще раз перечитал бумаги. Встал и прошелся по кабинету. Снова сел за стол и вытащил из верхнего ящика тонкую папку. Открыл, перевернул несколько листов. Удовлетворенно хмыкнул и взял трубку телефона.
— Коммутатор? «Рокаду» мне. «Рокада»? Одиннадцать-четырнадцать дайте. Так… Одиннадцать-четырнадцать? «Архитектора» позовите. Кто у аппарата? «Грымов».
