В конце концов, секретарь хлопнул меня по плечу.
— Я вижу, ты свой парень. Понятливый. Первый раз в услужении?
— Нет. Два года у… травника одного поваром служил.
— Ну, у травника не считается. У них по настоящему делу не научишься, — авторитетно отметил камердинер.
— Вот-вот, — обрадовался я, — Ему все равно было, овсянку на воде я ему подаю или фрикасе из крольчатины. Так и квалификацию потерять можно было.
Все солидно с пониманием кивнули. Действительно, что с ученого зануды возьмешь? Никакого понятия, как со слугами обращаться, а тем более с каким соусом следует подавать свинину по-паскински.
Ближе к вечеру мы подъехали к месту стоянки. Это была та же тропа, расширившаяся до вытянутого овала и расчищенная от камней и мелких глыб. На ней вполне свободно могли разместиться два таких отряда, как наш. В конце площадки за крупными валунами из щели скалы бил родник, вливая хрустально чистую и ледяную воду в чашу диаметром и глубиной примерно метр. Чаша эта была постоянно заполнена почти до краев, но куда девалась вода из нее, видно не было.
Я спросил что-нибудь для умывания. Камердинер без лишних вопросов выдали мыльный раствор и что-то похожее на мочалку. Прихватив свободное ведро, я пошел к роднику, и после того, как вода для всех надобностей отряда была набрана, начал процесс очищения тела от грязи, немного подогревая воду магией. Намывшись до скрипа, и тщательно отмыв кинжал Свенты от грязи, отправился выполнять свои обязанности.
В помощь мне дали бывшего отрядного кашевара. Первым делом я дал ему задание промыть крупу, приготовленную к варке, чем несказанно его удивил.
— Нечего воду на глупости переводить! И так свариться.
— Вы что же, кашу немытую, прямо с песком и мусором ели? — в свою очередь удивился я.
— А кто же ее моет-то?! — возопил кашевар.
— Тогда если всем так это нравиться сварю с мусором, но для господина графа и для себя — как положено.
Судя по ропоту солдат, слышавших нашу перепалку, все хотели как у графа. Сам вельможа вышел на шум из своего шатра, быстро разобрался, в чем дело и прикрикнул.
— Я ТЕБЯ, Кримус, приставил к повару, а не наоборот. Будешь пререкаться — выгоню из отряда, — и уже в мой адрес, — А тебе я разрешаю вразумлять этого недотепу, как сочтешь нужным, но чтобы воплей я больше не слышал, — развернулся и ушел.
Я поклонился спине графа, потом, молча, ткнул пальцем в мешок с крупой и указал на ведро с водой. Кримус, злобно ворча, поплелся выполнять распоряжение.
Я шинковал лук, морковь и зелень, нарезал кубиками вяленое мясо, не забывая помешивать кашу и вовремя подсыпать приправы. Над площадкой поплыл приятный аромат пищи. В животах отряда слаженно забурчало, и даже граф вышел из шатра, принюхиваясь. Все, замерев, ожидали, когда я скажу: «Готово». Наконец, сняв пробу, и, выдержав театральную паузу — недаром же при поступлении лицедейство стояло в списке рекомендованных занятий — я произнес это долгожданное слово. Но никто не ринулся затаптывать меня, прорываясь к заветному котлу. Все остались, где были, и выжидающе смотрели на графа. Тот, не спеша, подошел, потребовал ложку, зачерпнул немного из котла и, попробовав, что у меня получилось, одобрительно кивнул. Тут же передо мной выстроились пять представителей десятков с котелками. Один большой котелок полагался на один десяток. Однако первым я наполнил серебряную кастрюльку для графа с дочерью и капитана, вторым — котелки слуг и служанок графа. В последнюю очередь — солдатские. Воин должен быть терпелив и неприхотлив, а не туп и силен, как говорят некоторые. Про себя, родного, я тоже не забыл, наделив двойной порцией.
Примерно минут пятнадцать над площадкой стоял стук ложек, перемежавшийся одобрительным мычанием и ворчанием. Не имея дара предвидения, руководствуясь исключительно холодным расчетом и здравым смыслом, я быстро подчистил свою миску, попросил у себя и безотказно получил добавку, которой не дал остыть, запил все свежезаваренным сладким чаем и приготовился.
В гонках первым к финишу, котлу с кашей, рысью подлетел камердинер с кастрюлькой графа.
— Быстрее, Алониус, юная леди впервые за много дней попросила добавки!
Я от души шваркнул пару половников в его посудину и прикинул на глазок остаток. Походы с егерями научили меня тому, что нормы нормами, но продукты обычно берутся с запасом, а после тех помоев, которыми кормили отряд до этого, все захотят «отвести душу». Поэтому я сознательно готовил с полуторным запасом. По полкотелка… нет, чуть поменьше, пожалуй, можно еще положить. Пока я размышлял над проблемами распределения продовольствия среди населения, отдельно взятого отряда, за моей спиной нарастал спор, кто подошел первым и соответственно имеет право на маленькую добавку, если там чего осталось. К котлу постепенно стали подтягиваться десятки, чтобы пресечь возможные несправедливости в отношении своих ходоков. Повернувшись лицом к толпе с половником наперевес, я постарался доходчиво объяснить, что всем достанется по полкотелка добавки, но… только при условии сохранения тишины и порядка. Наверное, ни один оратор не мог бы похвастаться той тишиной, которая мгновенно установилась, и ни один командующий, той образцовой шеренгой котелками вперед, которая тут же построилась. Торжественность момента нарушил тоненький девичий голосок.
— А нам можно немножко добавки? — робко попросила молоденькая служанка.
Слитный гогот луженых солдатских глоток чуть не вызвал обвал, однако девушку по-рыцарски пропустили вперед.
Кримус, верхним чутьем унюхав, кому предстоит мыть инвентарь, объявил — вот ведь жук — награду тому, кто это сделает за него. Награда — возможность пошкрябать в котле остатки каши — вызвала споры и жеребьевку среди воинов. Причем победители от участия в следующей жеребьевке отстранялись. Сурово, но справедливо.
После этого ужина мой авторитет в отряде существенно вырос. Вряд ли остались те, кто еще сомневался, что я профессиональный повар, а не чей-то шпион. Но становиться поваром на самом деле сразу расхотелось, когда меня разбудили ни свет, ни заря готовить завтрак. Представляете, все, кроме часовых спят без задних ног, а ты должен вставать и работать? Но ничего не поделаешь, назвался поваром — становись к плите.
Завтрак тоже был плотный, так как обеда не предвиделось. Останавливаться и терять светлое время суток на готовку никто не собирался. В это утро я впервые смог разглядеть дочь графа. Овощи с мясом и специями должны были еще некоторое время потомиться на углях, чай — в этом сборе трав самого чайного листа была малая толика из-за дороговизны, но называли почему-то так — был готов к употреблению, а я еще перед готовкой помылся и привел себя в порядок. Поэтому со своего насеста мог, не торопясь, понаблюдать, как из шатра вышла бледненькая с нездоровым румянцем на щеках хрупкая девочка. Впрочем, судя по плавным линиям, уверенно сменяющим оставшуюся угловатость подростка, скорее уже девушка. Темные, прямые волосы до плеч, расчесанные на пробор, узкое лицо с немного широкими скулами и впалыми, явно из-за болезни, щеками, большие миндалевидные глаза, бархатные брови и тонкий прямой нос, вместе производили впечатление одновременно женственной беззащитности и в то же время некоторой суровости и аскетичности. Ее, как воробышка, хотелось укрыть, чем-нибудь теплым, и подставить блюдечко с пшеном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
