Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мадлен прыснула.
— Я никогда не пью чай. Но, конечно, не стоит обижать Лару.
После завтрака Энрико отвел ее в сад.
— Погуляй. Если захочешь, спустись на пляж. Скоро я составлю тебе компанию.
— А сейчас ты не можешь остаться?
— Я должен объясниться с Сильвестрой. И с прессой.
И вот Мадлен сидела на полянке наверху горы и любовалась морем. Внезапно на нее упала тень. Она подвинулась, давая место Энрико.
— Знаешь, мне даже приятно быть твоей пленницей.
Он закатил глаза.
— Скажешь такое еще раз — потребую выкуп.
— Сколько я, по-твоему, стою?
— В лирах или фунтах стерлингов?
Мадлен пожала плечами.
— Я все равно бедна, как церковная крыса, так какая разница? Ты говорил с Сильвестрой?
— Ты ее боишься?
Мадлен кивнула.
— Она хочет потолковать с тобой. Не пугайся. Она намерена извиниться за вчерашнюю бестактность.
Мадлен назвала бы это иначе, но сочла за благо воздержаться от комментариев.
— Да, кстати. Я сделал заявление для прессы, что тебя никто не держит здесь силой. Ты разочарована?
Она с несчастным видом кивнула.
— Это очень глупо с моей стороны, но я хотела, чтобы Пол поволновался.
— Если интуиция меня не обманывает, сейчас он рвет и мечет, представляя тебя в когтях гнусного разбойника Энрико Таралло.
— Ты — гнусный разбойник?
— Я пошутил. Брось, не расстраивайся. Может, оно и к лучшему. Если он мог так поступить, да еще при посторонних, не такое уж он сокровище. Так же как и Шамира — не подруга. Правда, любовь не признает доводов рассудка…
Мадлен легла на спину и уставилась в небо. Пол и Шамира… Их измена наполнила мир вокруг жуткими призраками. Но сейчас, когда рядом был Энрико, они отступили, чтобы вернуться ночью, жечь ее воспоминаниями о том, как Пол просил слепо верить ему и обещал, что больше не будет никаких фокусов, никакой лжи, — и в то же самое время вынашивал черное предательство. Вырви он у нее сердце из груди — и то было бы не так больно. И тем не менее, появись он сейчас здесь, на горе, — она бы так и бросилась к нему в объятия!
Мадлен покосилась на Энрико, который сидел, рассеянно глядя вдаль. На острове так тихо, а Энрико так добр — остаться бы здесь навсегда!
— Не хочется уезжать, — пробормотала она.
— А как же публика?
Ее глаза наполнились слезами.
— Не надо, не говори так.
Он улыбнулся.
— Бедная, прекрасная Мадлен! «Девушка, завоевавшая мир демонстрацией своих прелестей»! Это из сегодняшних газет… Можно, я скажу, что думаю?
— Да.
— Лишиться родителей — трагедия для ребенка. Возможно, твоя жажда признания идет оттуда — из детства. Все мы нуждаемся в том, чтобы чувствовать себя единственными и неповторимыми. Должно быть, ты завидовала Мэриан, ощущала себя — как у вас говорят? — бедной родственницей. И вот ты стала показывать миру свою красоту в надежде обрести то, чем тебя будто бы обделили. Но, видишь ли, cara, среди чужих этого не найдешь. Это могут дать только родные — те самые кузина и тетя, которых ты запретила себе любить.
Отвернувшись, Мадлен наблюдала за порхающей бабочкой. Запретила себе любить… Может быть, так оно и было? Возможно, Энрико прав: ею двигали зависть и детская потребность в любви и ласке? Однако Мадлен слишком слабо разбиралась в психологии и слишком плохо знала себя, чтобы ответить на этот вопрос. Ей вспомнились слова Мэриан, сказанные в отеле «Плаза»: «Я знаю тебя, Мэдди, лучше тебя самой; вот почему мне очень, очень жаль, что так вышло…» Очевидно, Мэриан имела в виду то же, что Энрико. Мадлен проглотила комок в горле и закрыла глаза, словно отгораживаясь от того, что произошло в Нью-Йорке. Слишком тяжело вспоминать о Мэриан, слишком больно…
— Я вот думаю, — нарушила она молчание, — может, Пол сделал это для книги? Он и раньше нарочно пугал меня — только чтобы посмотреть мою реакцию. А потом он это описывал.
Энрико молчал. Открыв глаза, Мадлен увидела, что его густые брови сошлись в одну напряженную линию.
— Вот как? Но это же бесчеловечно! Хотя, если это правда и ты все еще любишь его, ты его простишь. Но тебе будет трудно.
Мадлен задумалась. Каким-то непостижимым образом этот человек задел в ее душе сокровенную струну, и ей не хотелось расставаться.
— А теперь, — Энрико поднялся и помог ей тоже встать, — ты не видела моих сыновей? Я обещал покатать их на яхте.
— Они убежали в дом. Наверное, им было неприятно меня видеть.
— Ах, cara, постарайся понять. Они всего лишь дети, недавно потерявшие мать, и боятся, что ты украдешь меня. Пойду их успокою. А ты ступай к Сильвестре.
После обеда нагрянула мать Энрико с двумя дочерьми и их мужьями. Сильвестра велела Мадлен оставаться наверху, пока ее не позовут. Родня требовала объяснений. И она ждала, с замиранием сердца прислушиваясь к зычным голосам и хлопанью дверей. Не помогли ни извинения Сильвестры, ни ее доброта. Судьба забросила Мадлен так далеко от дома, что, когда Энрико зашел за ней, она чувствовала себя одинокой и беспомощной.
— Тс-с-с, — прошептал Энрико, беря в ладони ее пепельно-серое лицо. — Все в порядке. Мы с Сильвестрой на твоей стороне. Мама не понимает, но она не причинит тебе зла.
— Может, нам лучше не встречаться?
— И что она подумает? Что ты — трусиха.
— Я и есть трусиха, — подтвердила Мадлен и улыбнулась. Рядом с Энрико все страхи казались смешными.
— Сегодня вечером мы рано сядем ужинать, чтобы мальчики повидались с бабушкой перед сном. Все соберутся к столу, и ты тоже должна быть среди нас.
За мясным блюдом атмосфера накалилась. Чувствовалось, что ни Сильвестре, ни Энрико не удалось полностью развеять подозрения его матери. Это была суровая женщина с худым, острым лицом и волосами цвета охры, совершенно не похожая на Энрико. Ее слова, обращенные к гостье, были пропитаны таким ядом, что Энрико взял на себя труд отвечать за Мадлен. Сестры делали вид, будто их интересуют только Энрико и их собственные дети, однако и от них шли волны ненависти.
— Слава Богу, это уже позади, — сказала Мадлен, входя в свою комнату. — Господи, как же они меня ненавидят!
— Они продемонстрировали дурные манеры и вопиющее бессердечие. Если бы тебе завтра не уезжать, я бы сегодня же попросил их покинуть этот дом.
Внутри у Мадлен все сжалось.
— Мне обязательно нужно ехать завтра?
— Да.
Она подошла к окну — опустить жалюзи. Энрико наблюдал за ее силуэтом в лунном свете, и его сердце сжалось от внезапно нахлынувшего чувства жалости к этому одинокому существу.
— Послушай. Сегодня ночью я буду держать тебя в объятиях. Нет, мы не станем заниматься любовью, но, возможно, это поможет тебе уснуть.
— О да!
— Спросим у Орсолы, во что тебе переодеться. Может, найдется ночная рубашка какой-нибудь из моих сестер.
— Обычно я сплю голая.
Он приложил палец к ее губам.
— Сегодня нельзя. Я все-таки живой человек, Мадлен, а ты очень красива.
Орсола принесла голубую шелковую ночнушку, которая скрывала фигуру от головы до пят, однако в ней Мадлен почему-то выглядела еще сексуальнее. Поэтому она поспешила юркнуть под одеяло.
— Надеюсь, мальчики не рванут ко мне в спальню ни свет ни заря, — ворчал Энрико, залезая в постель в черной хлопчатобумажной пижаме. — Боюсь, что в этом случае нас не поймет даже Сильвестра.
— Я причиняю тебе столько хлопот!
— И, может быть, до рассвета причинишь еще больше, — пошутил Энрико.
— Я буду хорошо себя вести.
Она уютно устроилась у него на плече и сладко зевнула.
— Закрой глаза, cara, и думай о приятных вещах. Завтрашний день принесет много неожиданностей, так что постарайся выспаться. Хочешь, я расскажу тебе сказку — как моим мальчикам, когда они боятся темноты и не могут уснуть?
— Хочу, но я не знаю итальянского.
— Неважно. Попробую то на английском, то на итальянском. Скоро ты захрапишь от скуки.
Так и случилось. Прошло не больше пяти минут, как Энрико понял по ровному дыханию Мадлен, что она уснула, измученная переживаниями.
Утром, когда она открыла глаза, Энрико уже не было. Мадлен улыбнулась. Могла ли она подумать, что проведет ночь в постели с мужчиной, не занимаясь сексом? Между ней и Энрико словно возникло что-то необыкновенно светлое. Где он, когда ушел? Должно быть, рано.
Она подошла к окну, чтобы впустить в комнату яркий солнечный свет, и вдруг на нее с новой силой навалились тоска и отчаяние, словно море вытягивало последние силы. Что ей делать в Англии? Где искать пристанище? Ни одна живая душа не разделит с ней горе, как Энрико. Она будет совершенно одинока — без денег и без крыши над головой.
— Я этого не вынесу, — пробормотала Мадлен.
— Неправда.
В дверях стоял Энрико в черных брюках и свободной белой рубашке с закатанными рукавами. У него был добродушный, но решительный вид. Она жалко улыбнулась.
- Творящие любовь - Джудит Гулд - love
- Лорена - Фрэнк Слейтер - love
- В радости и в горе - Кэрол Мэттьюс - love
- Рыцари - Линда Миллер - love
- Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре - love
- В любви все средства хороши - Миранда Ли - love