Но Бенхамин уже потерял интерес к происходящему за пределами шахматной доски. Ему хотелось знать, действительно ли мальчик научился играть.
– Расскажите же мне наконец, что они там собираются делать, – попросила Роксана, когда они спускались в холл. Гэн шел рядом, поэтому все трое говорили по-английски.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Имеете наверняка! – не поверила ему Роксана.
Он посмотрел на нее. Каждый раз, когда он на нее смотрел, то удивлялся, какая она маленькая. По вечерам, в его памяти, она казалась ему величественной, могущественной. Но вблизи она была столь крошечной, что ее легко можно было спрятать под пальто, если бы он его носил. Ее легко можно было бы пронести под мышкой. Дома, в Женеве, у него была замечательная шинель, доставшаяся ему от отца, а его отец был очень высоким человеком. Месснер иногда надевал ее, как из любви к отцу, так и из соображений практических. При ходьбе она болталась на нем, как на вешалке.
– Я всего лишь курьер, средство связи, – сказал он. – Я приношу бумаги, уношу бумаги, удостоверяюсь, что у вас хватает масла для бутербродов. Меня ни в какие дела не посвящают.
Роксана взяла его под руку, без всякого кокетства, а так, как героиня английского романа ХIХ века брала под руку джентльмена, отправляясь на прогулку. Сквозь рукав сорочки Месснер чувствовал тепло ее руки. Ему очень не хотелось оставлять ее в доме.
– Пожалуйста, расскажите мне все, – зашептала она. – Я потеряла счет времени. Иногда мне кажется, что мне придется здесь жить всегда. Если бы я знала это наверняка, я бы чувствовала себя спокойной. Вы меня понимаете? Как долго это еще может продлиться, я хочу знать.
Видеть ее каждый день, стоять возле дома на тротуаре вместе с огромной толпой и слушать ее пение, разве это не замечательно?
– Мне кажется, – наконец выдавил из себя Месснер, – что это может продлиться еще очень долго.
Гэн следовал за ними, как хорошо вымуштрованный дворецкий, сдержанный, но готовый к услугам по первому требованию. Он слушал. Месснер сказал: «Продлится очень долго». Он подумал о Кармен, о всех языках, которые сможет выучить за это время смышленая девушка. Для этого им и правда нужно очень много времени.
Когда их увидел Рубен, он бросился к ним, торопясь, пока кто-нибудь из террористов его не заметил.
– Месснер! – возгласил он. – Это просто чудо! Я вас ждал, и вот вы вышли прямо на меня! Как там наше правительство? Они еще меня не сменили?
– Это невозможно, – заверил его Месснер. Роксана отпустила его руку и сделала шаг к Гэну. Месснеру показалось, что вокруг него сразу же стало холодно.
– Нам нужно мыло, – быстро тараторил вице-президент. – Всякое. Банное, хозяйственное, туалетное.
Месснер слушал его рассеянно. Ему хотелось поговорить с Роксаной еще. И Гэна им никакого не нужно: Месснер часто даже думал по-английски. Когда еще им представится случай побыть наедине!
– Посмотрим, что я могу для вас сделать, – рассеянно пробормотал он.
Рубен слегка опешил:
– Я ведь не прошу ничего необычного!
– Да-да, конечно, я принесу его завтра, – пришел в себя Месснер. Откуда вдруг в его голосе такая мягкость? Месснеру очень хотелось вернуться домой, в Швейцарию, где почтальон, ни разу с ним не встречаясь, каждый день приносил ему почту и клал ее в нужный ящик. Ему хотелось снова стать никому не нужным, незаметным, неизвестным. – Ваше лицо, кажется, совершенно зажило.
Кажется, вице-президент и сам почувствовал неуместность своего раздражения, принимая во внимание тот груз, который приходится нести его другу, и слегка дотронулся до своего лба.
– Никогда бы не подумал, что такое может случиться. Остался только отвратительный шрам, как вам кажется?
– Зато он сделает вас героем! – заверил его Месснер.
– Я скажу, что получил его от вас. – Рубен весело заглянул в водянистые глаза Месснера. – Что у нас с вами произошла драка с поножовщиной в баре.
Месснер подошел к двери и поднял вверх руки. Беатрис и Хесус, охранявшие двери, в очередной раз тщательно осмотрели его и охлопали руками. Точно так же они поступили, когда он пришел. Он не мог понять, почему эту процедуру надо повторять не только на входе, но и на выходе. Что он мог отсюда вынести тайком?
– Они думают, что вы можете украсть мыло, – сказал вице-президент, как будто читая его мысли. – Им непонятно, куда оно девается, ведь сами они его никогда не употребляют.
– Марш назад на диван! – приказал ему Хесус и положил два пальца на спусковой крючок. Вице-президент был готов к подобному обращению и без дальнейших препирательств отправился назад, в гостиную. Месснер вышел из дома, ни с кем не попрощавшись.
* * *
Роксана напряженно думала. Она думала о Месснере: ей казалось, что он предпочел бы сам оказаться заложником, чем тащить груз ответственности и быть единственным человеком в мире, кому разрешено входить и выходить из этого дома. Она думала о песнях Шуберта, об ариях Пуччини, о спектаклях, которые она уже пропустила в Аргентине, о спектаклях, которые она пропустит в Нью-Йорке. Эти спектакли требовали таких долгих предварительных переговоров и были так для нее важны, хотя раньше она об этом не задумывалась. Она думала о том, что ей петь завтра в гостиной. Снова Россини? Но больше всего она думала о господине Осокаве и о том, что с каждым днем становится все более зависимой от него. Не будь его здесь, и, казалось, она бы наверняка потеряла рассудок уже в первую неделю после захвата. Но, с другой стороны, не будь его здесь, она бы никогда не приехала в эту страну. Ее бы просто об этом никто не попросил. Ее жизнь текла бы и дальше по раз и навсегда утвержденному графику: Аргентина, Нью-Йорк, визит в Чикаго, потом снова в Италию. А теперь ее заставили притормозить, сделать паузу. Она думала о Кацуми Осокаве, который сидит у окна и слушает ее пение, и удивлялась, что возможно, оказывается, полюбить человека, с которым не можешь даже говорить. Теперь она верила, что во всем происходящем была своя скрытая причина: этот день рождения, ее приглашение и то, что они оказались теперь запертыми в одном доме, причем так надолго. А как иначе они бы встретились? Как иначе они бы могли познакомиться, принимая во внимание, что они говорят на разных языках, что они живут в разных концах мира? Для этого требовалось невероятное количество свободного времени: просто чтобы сидеть вместе и вместе ждать. Но прежде всего ей следует позаботиться о Кармен.
– Вам ведь знакома Кармен? – обратилась она к Гэну, когда они возвращались в маленькую гостиную, чтобы досмотреть шахматную партию. Она специально остановила его посреди холла, чтобы задать этот вопрос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
