Кроме этой забавы да изучения стен и смрадной дыры в полу, он спал и провел во сне большую часть двух истекших суток. Сон в данном случае являлся полезным и даже необходимым, так как заживление ушибов и особенно трещины в нижней челюсти шло быстрее, а дергаться до обретения нужной физической формы было бессмысленно.
Наконец внутренние часы Тревельяна подсказали, что наступает утро третьего дня. Он откусил от лепешки, убедился, что с челюстью порядок, быстро проглотил двухдневный рацион, запил водой и поинтересовался:
«Ну, дед, что скажешь?»
«Что скажу? – пробурчал командор. – Попал ты, парень, как кур в ощип!»
«Это само собой, но я о другом: причина, причина! С чего хватать ничтожного рапсода и хоронить в каземате? Да еще по-тайному, по-тихому!»
«Может, птичка наша расстаралась? Приехала домой и учинила дядюшке скандал? Ну, а он…»
«Это вряд ли. Дядюшка – крепкий кадр, скандалом его не проймешь. К тому же были у него большие планы насчет меня и птички. Я вот думаю…»
«Да?» – поторопил его Советник.
«Помнишь, как этот важный хмырь меня назвал? Рапсод-отступник! И добавил, что Братство из-за меня тревожиться не будет. Даже больше – он что-то еще хотел добавить, но не решился. Подозрительно, а?»
«Подозрительно, – согласился командор. – Опять же, этот медальон с пророчеством… Знаешь, такие предсказания и мне под силу. Вот, например, когда я колонию дроми штурмовал у звезды Барнарда. У меня эскадра крейсеров, фрегаты и транспорты с десантным корпусом, а у них – три занюханных ствола с ракетами да силы самообороны. Я им тоже мог бы пару голограмм отправить! На одной все живые стоят, только руки вверх, а на другой – руины и обугленные трупы… Чем не пророчество?»
«Ну и как, отправил?» – спросил Тревельян.
«Нет. Скомандовал огонь из всех калибров и сбросил десантников. Что поделаешь! Жестокие были времена, суровые… – Испустив ментальный вздох, командор задумался на секунду, потом сказал: – Похоже все-таки, что Братство тебя продало, внучок. Ну, не Братство, так этот Аххи-Сек, наставничья задница! Ему ведь чего надо, раз ты с планеты не убрался? Надо фасон держать, то есть чтобы предсказание исполнилось! Вот он и стакнулся с кем-то, и тебя упрятали… может, заплатил или обещал услугой отдариться… скажем, возбуждающим бальзамчиком».
«Стакнулся с кем-то… – повторил Тревельян, не обращая внимания на подковырку деда. – А с кем? С кем, я спрашиваю? Это ведь непростые люди, особенно начальничек их, который щеки надувал. Ты ведь пойми: пока ехали, я над ним потешался, а он, значит, надо мной… Большой хитрости мужик! Профессионал! – Тут он пощупал челюсть и добавил: – И бьет крепко».
«Профессионал, хитрец и бьет крепко, – повторил Советник. – Ну, и что тебя удивляет? Во всех царствах-государствах есть служба с такими профессионалами, а тем более в империях».
«Служба, может, и есть, но у нас о ней никакой информации. Ни о службе, ни о возможных ее связях с Братством, ни о таких вот замках в лесу с тайными темницами… Полтора века наблюдали за автотронами, а об этом данных нет!»
«Как нет? Теперь есть! – возразил командор. – Данных теперь – выше крыши! И что будешь с ними делать, паренек? Что вообще ты намерен делать?»
«Песни петь», – буркнул Тревельян. Поднялся, встал посреди своей каморки, задрал голову вверх и запел. Голос у него был сильный, громкий, стены темницы резонировали, и пение наверняка было слышно в верхнем коридоре, а может, и по всей тюрьме. Он исполнил на русском «Врагу не сдается наш гордый «Варяг», потом на английском «Правь, Британия, морями» и начал на французском «Марсельезу», но в этот момент люк лязгнул и приоткрылся.
– Эй, отродье паца! – рявкнул стражник. – Прекрати!
– Я рапсод, – с достоинством сказал Тревельян.
– И что с того?
– Рапсод должен упражняться в своем искусстве. Иначе как я буду петь на пирах и увеселять людей?
– Теперь ты никого не будешь увеселять, – сообщил стражник. – Никого и никогда.
– А разве вы, обитающие в этой крепости, не люди? – спросил Тревельян и, не дождавшись ответа, снова запел.
И пел, с перерывами на еду и сон, целых восемь дней. Пел, большей частью, древние земные песни, «Интернационал» и «Янки дудль», «Дубинушку» и «Долог путь до Типперери», «Очи черные» и «Боже, царя храни». Пел во весь голос, и от того стража не слышала, как он шаркает ногами, ползая по стенам, и иногда свергается вниз с шестиметровой высоты. Стены темницы сложили без раствора из плотно пригнанных друг к другу плит, но все же между ними были щели и трещины, где поменьше, а где и побольше. Большие Тревельян аккуратно расширял своим лазером, совсем чуть-чуть, чтобы только зацепиться пальцами. Влезть наверх по стенке не составляло для него труда, но дальше шел потолок, и из самой удобной позиции до люка оставалось около метра. План его был таков: в то мгновение, когда откинут крышку, уцепиться за стражника, рвануть наверх и, пользуясь всеобщим ошеломлением, вырубить охрану. Вряд ли пищу разносили целым взводом, а успокоить троих-четверых он смог бы в полной тишине и быстро. Дальше действовать по обстоятельствам, либо бежать, либо остаться и переловить тюремщиков. Ему казалось, что это тайное узилище в лесу невелико – может, сидят тут несколько особо ценных заключенных, а сторожат их ленивые мерзавцы числом десятка два. Повязать бы их, не пуская кровь, и добраться до лютни… Лютню с пугалкой и передатчиком он бросить не мог.
План был вполне реален за исключением единственной проблемы: он пока что не придумал, как закрепиться у потолка, чтобы пролезть в люк с необходимой быстротой. Нужна надежная опора, а где ее сыщешь на гладком потолке? Разорвать пончо и сделать петлю? Но как закрепить ее поосновательней?.. Тревельян размышлял на эти темы, распевая во весь голос: «Сижу я на нарах в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой». Однако песня древних террористов не подсказала выхода, и он перешел к классическим ариям, исполнив «Сатана там правит бал» и «Паду ли я, стрелой пронзенный». Затем ему вспомнились Чарейт-Дор и Лидочка, младший пилот-навигатор с «Пилигрима». Потянуло к любовной лирике, и Тревельян начал было «Я встретил вас», но тут наверху послышались странные шорохи. Он смолк, прислушался и, не услышав ничего, вжался в угол и приготовил на всякий случай свой лазерный хлыст.
Лязгнула крышка люка, и сверху свесился человек. В отблесках факелов Тревельян разглядел его лицо – широкоскулое, бледное, лишенное всяких следов растительности. Безволосый! Воин, несомненно… Убийца? С шести метров он не мог достать его хлыстом, но если солдат спрыгнет в камеру…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
