– Пока все хорошо, – сказал Ансельм, – до сих пор Камилла устояла против слов; посмотрим теперь, устоит ли она против дел. Завтра я тебе дам две тысячи червонцев, которые ты предложишь ей в подарок, а на другие две тысячи накупишь драгоценных камней и других дорогих вещей – всего, что только может ей понравиться: ведь все женщины, в особенности красивые, как бы они не были целомудренны, страстно любят рядиться и показываться людям в своих нарядах. Если она противостоит и этому новому искушению, то я удовлетворюсь совершенно и перестану надоедать тебе.
Лотар ответил, что раз уж он начал дело, то доведет его до конца, хотя и уверен, что выйдет из него побежденным и разбитым.
На следующий день он получил четыре тысячи червонцев, принесших ему вместе с собою и четыре тысячи беспокойств, потому что он не знал теперь, что бы такое придумать для продолжении своего обмана. Во всяком случае, он решил сказать своему другу, что Камилла также недоступна для обещаний и подарков, как и для слов, и что дальнейшее продолжение испытания было бы бесполезной тратой времени. Но по воле судьбы, устроившей дела совсем иначе, Ансельм, оставив однажды, по обыкновению, Лотара наедине с Камиллою, вздумал запереться в особенной комнате и оттуда посмотреть через замочную скважину, что происходит между ними. Тогда он увидал, что в продолжение более, чем получаса, Лотар не сказал Камилле ни слова, и что он не сказал бы ей ни слова даже в том случае, если бы ему пришлось пробыть с нею целое столетие. Он понял тогда, что все рассказы его друга об ответах Камиллы были ложью и выдумкой. Чтобы окончательно убедиться в этом, он вышел из комнаты и, уведя Лотара, спросил его, что нового может он ему сообщить, и как приняла его Камилла, Лотар ответил, что он не хочет более продолжать этого дела, потому что она с таким гневом и резкостью ответила ему, что у него теперь не хватит духу обратиться в ней хоть с одним словом.
– Ах, Лотар, Лотар! – воскликнул Ансельм, – как плохо ты исполняешь свое обещание, и как плохо отвечаешь на мое крайнее доверие к тебе! Я смотрел сейчас в эту замочную скважину и видел, что ты ни слова не сказал Камилле, откуда заключаю, что ты и вообще не говорил ей ни слова. Если это так, – а что это так, я не сомневаюсь, – то зачем ты обманываешь меня и своею хитростью хочешь лишить меня других способов удовлетворить свое желание.
Ансельм больше ничего не сказал, но и этих немногих слов было достаточно, чтобы Лотар почувствовал стыд и смущение. Считая свою честь задетой этим уличеньем его в обмане, он поклялся Ансельму, что с этого времени он серьезно возьмется за порученное ему дело, и без всякого обмана постарается удовлетворить своего друга.
– Ты сам уверишься в этом, если из любопытства последишь за мной, – сказал он ему, – хотя, впрочем, всякий труд с твоей стороны будет излишен, и мои старания удовлетворить тебя в скором времени рассеют все твоя подозрения.
Ансельм поверил ему, и чтобы дать своему другу возможность действовать с большей свободой и большим удобством, решил уехать дней на восемь за город, к одному из своих приятелей. Он даже заставил этого приятеля формально пригласить его, и таким образом сумел представить Камилле благовидный предлог своего отъезда. Безрассудный и несчастный Ансельм, что ты замышляешь, что ты делаешь, что ты себе готовишь? Подумай, что ты действуешь против самого себя, замышляешь свой позор и готовишь себе гибель! Твоя супруга Камилла добродетельна, ты в мире обладаешь ею; никто не причиняет тебе тревог, ее мысли не идут дальше стен твоего дома, ты для нее небо на земле, цель ее желаний, ее радость, мерило ее воли, во всем согласующейся с небесною волею и твоею. Если рудник ее чести, красоты, добродетели дает тебе, без всякого труда с твоей стороны, все богатства, какие в нем заключаются, и какие ты только можешь пожелать, зачем же ты хочешь снова рыть землю и отыскивать какое-то неизвестное сокровище, рискуя обрушить все богатство, которым ты теперь обладаешь, так как оно держатся на слабых устоях его хрупкой природы? Помни, что тот, кто ищет невозможного, часто бывает вынужден отказаться от возможного, как это прекрасно выразил поэт, говоря:
«Ищу я в смерти бытия,Цвет сил в болезни годы,В стенах тюрьмы свободы;Ищу в злодее чести я.
«Но такова моя судьба —Не знать мне счастья никогда.Так небо сердцу возвестило:Ты невозможного просило,И счастье скрылось навсегда.»
На другой день Ансельм уехал, перед отъездом он сказал Камилле, что во время его отсутствия Лотар будет управлять его делами и обедать вместе с нею, и просил ее обходиться с его другом так же, как с ним самим. Камилле, как честной и благоразумной женщине, было неприятно такое распоряжение мужа; она обратила его внимание на то, что во время его отсутствия неприлично кому-либо занимать его место за столом, и что если он поступает так из недоверия в ее способности управлять домом, то пусть он сделает этот первый опыт, и он на деле убедится, что она может нести и более важные заботы. Ансельм ответил, что такова его воля, и что ей остается только склонить голову и повиноваться; Камилла так и сделала, хотя и скрепя сердце.
Ансельм уехал; Лотар с следующего же дня переселился в его дом и был вежливо и радушно принят его женой. Но она устроилась так, чтобы никогда не оставаться наедине с Лотаром, и постоянно была с кем-нибудь из прислуг, чаще всего с своей горничной Леонеллой, которую она очень любила, как воспитывавшуюся вместе с всю с самого юного возраста, и, выходя замуж, взяла вместе с собою. В первые три дня Лотар ничего не сказал Камилле, хотя он и мог бы говорить с нею в то время, пока, убрав со стола, люди наскоро, согласно приказанию хозяйки, обедали. Леонелла получила даже приказание обедать раньше Камиллы, чтобы потом безотлучно находиться при ней; но у горничной голова была занята другими делами, приходившимися ей больше по вкусу, и потому она, нуждаясь в свободном времени, часто не исполняла приказания своей госпожи. Напротив, как будто ей это было приказано, она все чаще и чаще оставляла госпожу наедине с гостем. Но безупречное обращение Камиллы, строгое выражение ее лица и скромность всей ее наружности – все это сковывало язык Лотара. Но те же добродетели Камиллы, которые налагали молчание на язык Лотара и тем ограждали ее, в конце концов послужили ей во вред: язык Лотара молчал, а воображение работало свободно и могло на досуге созерцать очаровательную наружность Камиллы, способную взволновать мраморную статую, не только сердце живого человека. Все время, в которое он мог бы говорить, Лотар смотрел на все и все больше и больше убеждался, насколько она достойна быть любимой. Эти мысли мало-помалу стали грозить ему нарушением его обязанностей к другу. Сто раз собирался он уехать из города и бежать, чтобы больше никогда не видать ни Ансельма, ни Камиллы; но он уже чувствовал, что его приковывало к месту удовольствие смотреть на нее. Он боролся с собою, он делал усилия заглушать радость, испытываемую им при виде ее. Наедине с собою, он осыпал себя упреками в безумной страсти и называл себя плохим другом и даже плохим христианином; потом он начинал сравнивать себя с Ансельмом и, в конце концов, убеждался, что он, Лотар, менее достоин осуждения за недостаток верности, чем его друг – за свое безумие и слепое доверие, и что если бы он Богу мог представить такие же оправдания, какие он может представить людям, то ему нечего бы было бояться наказания за свой грех. Одним словом, достоинства и красота Камиллы, вместе с благоприятным случаем, который доставлял ему сам неблагоразумный супруг, восторжествовали в конце концов над верностью Лотара. Через три дня после отъезда Ансельма, проведенных им в постоянной борьбе с своими желаниями, и в созерцании красоты предмета, к которому его неудержимо влекла страсть, Лотар признался Камилле в своей любви; он сделал это признание с таким волнением и с такою страстью, что смущенная Камилла не нашла ничего лучшего сделать, как только встать с места и войти в свою комнату, не ответив ему ни слова. Но такое холодное пренебрежение не лишило Лотара надежды, зарождающейся вместе с любовью; напротив, тем дороже стало для него обладание Камиллою. Она же, после такого неожиданного поступка Лотара, не знала, что предпринять. Наконец, считая неприличным, да и небезопасным предоставлять неверному другу время и случай вторично говорить ей такие речи, она решилась в ту же ночь послать одного из своих слуг к Ансельму с запискою следующего содержания:
ГЛАВА XXXIV
В которой продолжается повесть о Безрассудном Любопытном
«Говорят, что плохо приходится войску без генерала и крепости без начальника, я же скажу, что еще хуже оставаться молодой и замужней женщине без мужа, когда они расстаются не по каким-либо важным причинам. Мне так плохо без вас и разлука с вами так невыносима для меня, что, если вы немедленно не возвратитесь, то мне придется переехать к родителям, хотя бы ради этого я должна была оставить ваш дом без сторожа; тот же сторож, которого вы мне оставили, если он только заслуживает этого имени, склонен заботиться, как мне кажется, больше о своем удовольствии, чем о вашей пользе. Вы догадливы, поэтому я не скажу вам больше ни слова, да больше нечего и не следует говорить».
